Форд Генри: Важнейшая проблема мира. том 2

Я был, и я рад сообщить это, откровенно удивлен, действительно удивлен не только многими приведенны­ми Вами фактами, которые должны удивить всех тех, кто интересуется текущими событиями и фактами, как я по­лагаю, которые Вы лично собирали и отбирали не только из книг, но из уст и писем российских свидетелей и пост­радавших, от врагов, а также и от друзей Великой Рево­люции. Что я ценю больше, чем этот новый свет, брошенный на темный предмет, больше, чем вывод, полученный Вами из этой массы фактов, это психологический взгляд внутрь, который Вы проявили при определении причин, почему столь экстраординарно жестокое и столь насиль­ственно бессмысленное движение, как Революция, ока­залось способным в конечном счете преодолеть свои про­тивоположности. Поскольку перед нами были поставле­ны два вопроса, которые требовали ответа и которые, по моему мнению, получили ответ в Вашем памфлете. Эти­ми вопросами являются: 1) Каким образом Советскому Правительству, являвшемуся по существу правитель­ством незначительного меньшинства, удалось не только удержать, но и укрепить свое положение в России после двух с половиной лет во власти? и 2) Почему Советскому Правительству, несмотря на «его показную жестокость и варварскую тиранию», удалось добиться симпатии у воз­растающего числа граждан этой страны?

Вы правильно понимаете, что за ним стояла идео­логия, и Вы четко определяете ее как древнюю идеоло­гию. Под Солнцем нет ничего нового, нет ничего нового в том, что Солнце встает на востоке.

Поскольку большевизм есть религия и вера. Как могли эти полуобращенные верующие когда-либо меч­тать о победе над «верными» и «верующими» из своего собственного народа, этими святыми борцами, которые собрались вокруг Красного Знамени пророка Карла Маркса и которые сражались под храбрым руковод­ством этих опытных командиров всех последних рево­люций - иудеев?

Здесь я касаюсь предмета, который, судя по Ваше­му собственному рассказу, интересует Вас больше, чем любой другой. В этом Вы правы. В мире не существует никакой другой более загадочной, более фатальной и, следовательно, более интересной расы, чем иудеи.

Каждый писатель, как и Вы сами, находится под давлением настоящего и охвачен стремлением узнать будущее, должен пытаться прояснить иудейский вопрос и его влияние на наш век.

Что касается вопроса об иудеях и их влияния на прошлое и настоящее мира, то он достигает корней всех явлений и должен рассматриваться каждым честным мыслителем, однако он полон трудностей, каким бы сложным ни был этот предмет, а также и отдельные ин­дивидуумы этой расы.

Что касается иудеев, как Вы понимаете, то это чув­ствительное сообщество, весьма подозрительно по отно­шению к любым неиудеям, которые пытаются подойти к ним с критическим настроением. Они всегда стремятся - и это обусловлено их ужасным опытом - осудить каж­дого, кто не с ними, как настроенного против них, как зараженного «средневековым» предрассудком, как не­терпимого противника их веры и их расы. Я никогда не смог бы и не стал бы отрицать, что существует некото­рое свидетельство, свидетельство из первых рук об этом антагонистическом отношении в Вашей работе. Вы ука­зываете с вполне понятным негодованием на большую опасность, которая проистекает из преобладания иуде­ев в финансах и в промышленности, а также из склон­ности иудеев к сопротивлению и революции. Вы с боль­шой теплотой раскрываете связь между коллективизмом в колоссально богатых международных финансах и де­мократией наличных денег, как Вы называете это явле­ние, а также международный коллективизм Карла Мар­кса и Троцкого, то есть демократией крика «спасите»... И все это зло и несчастье Вы прослеживаете до его истока,

Теперь другие иудеи могут осуждать и распинать Вас на кресте за высказанную Вами точку зрения; сам я воз­держусь от присоединения к хору осуждения! Я по­пытаюсь понять Вашу точку зрения и Ваши чувства, а поняв их, - поскольку я думаю, что я это понял, - я могу защитить Вас от несправедливых нападок моей часто слишком энергичной расы. Однако прежде всего я дол­жен сказать следующее: в современной Европе едва ли имеет место любое событие, которое не может быть рет­роспективно прослежено до иудеев. Возьмите Великую Войну, которая, кажется, пришла к концу, спросите себя о том, каковы ее причины и основания: Вы найдете их в национализме. Вы немедленно же ответите, что нацио­нализм не имеет отношения к иудеям, которые, как Вы только что доказали нам, являются создателями интернациональной идеи. Однако не в меньшей степени, чем большевистский экстаз и финансовая тирания, нацио­нальная нетерпимость (если я так могу назвать это явле­ние) может быть, в конечном счете, прослежена до неко­торого иудейского источника - не являются ли они изоб­ретателями мифа об избранном народе, и не является ли эта идея частью и в целом политическим кредо каждой современной нации, какой бы малочисленной и незна­чительной она ни была? И затем - подумайте об истории национализма. Он зародился в наше время как реакция против Наполеона. Наполеон был противником Француз­ской Революции; Французская Революция явилась след­ствием Немецкой Реформации; Немецкая Реформация базировалась на вульгарном христианстве; это христи­анство было создано, проповедовалось и распространя­лось иудеями; следовательно, иудеи развязали эту вой­ну. .. Пожалуйста, не подумайте, что это шутка; это толь­ко кажется шуткой, а за нею скрывается «гигантская правда, и она состоит в том, что все последующие идеи и движения первоначально возродились из иудейского ис­точника по одной простой причине, поскольку семитская идея окончательно подчинила и полностью подавила этот наш частично нерелигиозный мир».

...Нет сомнений в том, что евреи, как правило, по­ступали лучше или хуже, чем неиудеи, что бы они ни делали, нет также сомнений в том, что сегодняшнее их влияние оправдывает весьма тщательную проверку и, пожалуй, не может рассматриваться без серьезной тре­воги. Однако серьезный вопрос состоит в том, созна­тельно или несознательно вредят иудеи. Сам я твердо убежден, что они делают это несознательно, однако не подумайте, пожалуйста, что я на этом основании хотел бы их оправдать... Я уважаю сознательного злочинца, поскольку он, по крайней мере, знает, что хорошо; не­сознательный же нуждается в прощении Христа - не в моем прощении - за то, что он не знает, что творит. Од­нако я твердо убежден, у меня нет ни малейшего со­мнения в том, что эти революционные иудеи не знают, что творят; что они больше несознательные грешники, чем преднамеренные злочинцы (злодеи).

Я рад осознавать, что это не только мое оригиналь­ное наблюдение, но что Вы сами твердо убеждены в том, что иудеи являются жертвами своих собственных тео­рий и принципов. На стр. 39 Вашей брошюры Вы пише­те: «Возможно, иудеи всегда были удобны для осу­ществления событий, которые они не одобряли от всего сердца; возможно, это проклятие для любопытного иудея». Если бы я не имел честь, так же как и удоволь­ствие, знать Вас лично, если бы я недостаточно знал Ваше страстное желание света и устранения несправед­ливости, то это предложение, и только одно это предло­жение сняло бы с Вас в моих глазах это одиозное обви­нение в вульгарном антисемитизме.

Нет, Вы не простой, Вы весьма просвещенный кри­тик нашего века. Поскольку существует антисемитизм, я надеюсь и верю, который оказывает иудеям больше справедливости, чем слепой просемитизм, означающий попросту сентиментальный либерализм типа «пусть к ним всем придет либерализм», который сам по себе есть не что иное, опять-таки, как семитская идеология. Та-ким образом, Вы можете общаться с иудеями запросто, не будучи «романтически» настроенным в отношении их.

Вы заметили с тревогой, что иудейские элементы являются движущими силами как коммунизма, так и ка­питализма в целях как материального, так и духовного разрушения этого мира. Однако в то же самое время у вас возникло глубокое подозрение, что причиной всего этого экстраординарного поведения может быть интенсивный идеализм иудея. В этом Вы абсолютно правы. Иудей, если им овладела некоторая идея, никогда больше не думает о водонепроницаемых апартаментах, как это делают тев­тонцы или англосаксы, правое полушарие мозга которых никогда, кажется, что знает, что делает его двойник: он, иудей, так же как и русский, сразу начинает делать то, во что он верит, он делает логические выводы из своих догм, он неизбежно действует на основе своих признанных принципов. Несомненно, именно из этого свойства воз­никает его загадочная сила - та сила, которую Вы, несом­ненно, осуждаете, но которой Вы должны восхищаться даже в большевиках. И мы должны восхищаться ею, независимо от того, являемся ли мы иудеями или христиа­нами, поскольку не остались ли эти современные иудеи верны своему типу, и не существует ли параллель в исто­рии, не подойдут ли они к своему более горькому концу когда-нибудь в наше время?...

Кто взбунтовал народ во время последней войны в Германии? Кто снова претендовал на правду, ту правду, на которую Понтий Пилат однажды просто пожал пле­чами? Кто клялся в честности пустоте в политике, той честности, которая вызывает улыбку на устах любого опытного советника сегодняшнего дня? Писатели, ко­торые в большинстве своем были иудеями: Фрейд, Фер-но, Латцко, Эйхард Греллинг, автор книги «Я обвиняю». Кто был убит и сам позволил себя убить за эти самые идеи и принципы? Мужчины и женщины иудейской расы: Хаасер, Левин, Люксембург, Ландауэр, Курт Эйз-нер, премьер-министр Баварии. От Моисея до Маркса, от Исайи до Эйзнера, на практике и в теории, в идеа­лизме и материализме, в философии и в политике, они и сегодня остались теми же, какими были всегда: страст­но преданные своим целям и своим намерениям, гото­вые не только пролить свою последнюю каплю крови за реализацию своих взглядов.

«Однако все эти представления ошибочны», - как могли бы Вы возразить... «Посмотрите, куда вы завели мир? Подумайте о том, что они получили после добро­совестных попыток влечения последних 3000 лет суще­ствования. Как долго еще вы собираетесь рекомендовать их нам и навязывать их нам? И как вы предполагаете вытащить нас из болота, в которое вы загнали нас, если вы не измените путь, по которому вы завели мир в ка­тастрофическое положение?» На этот вопрос я могу дать только один ответ, и он заключается в следующем: «Вы правы». Это Ваш подход, который - я ощущаю это на­верняка - лежит на дне Вашего антисемитизма и лишь слишком хорошо обоснован. И на этой общей почве я вполне готов пожать Вашу руку и защитить Вас против обвинения в разжигании расовой ненависти. Если Вы антисемит, то я, будучи семитом, тоже антисемит и го­раздо более горячий, чем даже Вы... Мы (иудеи) ошибались, мой друг, мы весьма жестоко ошибались. И если существует правда в нашей ошибке 3000, 2000 и даже 100 лет назад, то сейчас не осталось ничего, кроме фаль­ши и сумасшествия, того сумасшествия, которое поро­дит еще большее несчастье и еще более распространен­ную анархию. Я признаюсь Вам в этом открыто, откро­венно и с печалью, глубина и боль которой соответству­ет печали древнего Псалмиста, и только он может так простонать в нашей пылающей вселенной... Мы, кото­рые изображаем себя спасителями мира, мы, которые даже хвалимся тем, что дали ему Спасителя, сегодня мы не что иное, как губители мира, его разрушители, его поджигатели, его палачи... Мы, кто, обещая привести вас на Небеса, опустили вас, в конце концов, в новый Ад... Не было никакого прогресса и меньше всего прогресса морального... И это все только наша Мораль, которая воспрепятствовала всему реальному прогрессу и - что еще хуже - которая всегда стоит на пути всякой будущей и естественной перестройки в этом нашем разрушенном мире... Я смотрю на этот мир и содрогаюсь от ужаса. Я содрогаюсь еще больше, поскольку я знаю духовных ав­торов всего этого ужаса...

Однако сами его авторы, не сознавая этого, как и во всем, что они делают, ничего не знают в этом удиви­тельном открытии. В то время когда Европа охвачена пламенем, когда его жертвы стонут, когда ее собаки воют от ожогов, и в то время как дым все темнее и темнее опус­кается на наш континент, иудеи или, по крайней мере, часть из них и, пожалуй, самые недостойные из них, предпринимают попытки покинуть горящее здание и хотят сбежать из Европы в Азию, с темной сцены наше­го бедствия в солнечный угол их Палестины. Их глаза закрыты на несчастья, их уши глухи к значению про­исходящего, их сердца зачерствели от анархии в Евро­пе; они чувствуют только свои печали, заботятся только о своей судьбе, они подписываются только под своими собственными трудностями... Они ничего не знают о своем долге перед Европой, которая напрасно огляды­вается вокруг в ожидании помощи и руководства, они ничего не знают даже о своем великом предшеетвеннике, призыв к сердцу которого о жалости ни­когда не был напрасен: они стали слишком бедны любо­вью, слишком больны сердцем, слишком уставшими от борьбы, а сыновья тех, что когда-то были самыми храб­рыми солдатами, стараются теперь уйти из траншеи в тыл и сменить грубую музыку свистящих снарядов на звон коровьих колокольчиков и пьянящие звуки песен счастливых равнин Шарона. И, однако, мы не все фи­нансисты, мы не все большевики, мы не все стали сио­нистами. И тем не менее существует надежда, что та же самая раса, которая принесла Зло, одинаково преуспеет в создании противоядия, средства для его лечения - то есть принесет и Добро. Так всегда было в прошлом. Так было и с фатальным либерализмом, который в конце концов привел к большевизму в самой середине темно­го девятнадцатого столетия и которому упорно проти­востояли два просвещенных иудея - Фридрих Шталь, основатель консервативной партии в Германии, и Бен­джамин Дизраэли, лидер партии тори в Англии. И если эти два выдающихся человека не имели никаких подо­зрений в отношении их собственной расы и в том, что ее святое послание было в основе того несчастного взле­та, с которым столкнулся их век; насколько пылко, ре­шительно, насколько страстно действовала бы оппо­зиция Дизраэли в будущем, если бы они четко пред­ставляли себе, что они действительно сражаются с дог­мами своего собственного народа и что их «Добро», их «Любовь», их «Идеал» ввергли мир в этот Ад Зла и Не­нависти. Новое «Добро» как новая любовь, настоящая любовь, разумная любовь, любовь, которая успокаива­ет, исцеляет и смягчает, воспрянет затем в Великом Из­раиле и подавит ту болезненную любовь, ту пресную любовь, ту романтическую любовь, которая до сих пор отравляла всю силу и все благородство этого мира. По­скольку ненависть никогда не преодолевается с помо­щью ненависти, а преодолевается только любовью, и поскольку она требует новой и гигантской любви для подавления той старой и дьявольской ненависти сегод­няшнего дня. Такова наша задача на будущее, задача, от которой, как я уверен, Израиль не будет увиливать, тот самый Израиль, который никогда не увиливал от решения задач, были ли они к добру или во зло.