Форпост

Также было известно, что Арлиевы никогда не сдаются. При необходимости любой из них мог в одиночку отстреливаться от всего МВД и умереть с оружием в руке, дымящимся от стрельбы. Они легко садились в тюрьму и не испытывали в ней никаких неудобств, уверенные, что стоящий за ними жестокий и надменный человек будет контролировать каждый их шаг в неволе точно также, как и в своем доме.

На Юге России Агабек вырос. И детально знал, что этот Юг из себя представляет. И, конечно, с удовольствием захватил бы все его пространства, но вот – незадача: конкуренты. Ладно бы, из криминального мира. В нем - все не так уж и сложно, либо таинственно, как представляется обывателю, ибо мир преступности – не мир созидательности, где главное – труд и знания, а сфера наживы и алчности, и каждая из его конструкций имеет свою цену и многие уязвимые узлы, чьи потрясения мгновенно меняют ее структуру. Другое дело – гибкую и неистребимую.

Главные конкуренты Агабека, они же – ближайшие соседи, отличались от него кардинально иной мировоззренческой позицией: личная выгода была для них понятием третьестепенного плана. Если вообще существовала в их сознании.

Они укрепились на своей земле давно, они были пропитаны философией тяжкого выживания вопреки всему, они мгновенно отличали зерна от плевел, не ведясь ни на какие радужные посулы, но, самое главное – они умели воевать, и воспитывали поколение строителей, но, одновременно, воинов, и умели ответить на все вызовы врага самой изощренной обороной. Они соблюдали законы, но с той же легкостью, как и Агабек, могли пренебречь ими при угрозе своему благополучию.

Он основался на границах их территории восемь лет назад, захватив земли бывшего совхоза, чей глава, превративший его в собственную вотчину, долго и бесполезно пытался, руководствуясь прежними коммунистическими принципами, создать из распадающегося конгломерата нечто дееспособное и располагающее к развитию.

Этого дурака и двух его протухших престарелых заместителей Агабек быстро убил, выправил документы на правовладение землей, а толковых специалистов оставил при деле, рассортировав полезное народонаселение, дабы на селе закипела работа.

Лидеры соседей - Кирьян Кизьяков и его христианский проповедник Федор, настоятель местной церкви, долго и благостно пытались убедить прежнего руководителя совхоза встать под их победоносные знамена. Они погрязли в пустых и смехотворных переговорах с напыщенными дураками, ослепленными своей гордыней, вместо того, чтобы, как поступил Агабек, всадить им по пуле в лоб и тем самым исчерпать никчемные дискуссии и дележ интересов.

Большой конфликт между Арлиевым и Кизьяковым назревал издавна и неуклонно, грозя откровенной войной. Они представляли собой два маленьких государства, граничащих друг с другом, каждое из которых вожделело поглотить земли противника. Именно – противника!

У Кирьяна в управлении главенствовал принцип диктатуры, у Агабека – тирании. Разница в этом определялась дельтой свободного выбора подданных. Диктатура Кирьяна принуждала следовать ее правилам лишь согласного с ними, несогласные могли покинуть общину. Тирания Арлиева подразумевала лишь наказуемый побег свободолюбивых из-под ее гнета.

Агабек, поневоле обтесанный цивилизацией и имевший дарованный ему свыше цепкий, практичный ум, способный к анализу, не раз вспоминал времена прошлого века, ознаменованные противостоянием Гитлера и Сталина, и, понимая натянутость подобной аналогии в отношении себя и Кирьяна, все-таки сравнивал их вражду по линейке глобальных межгосударственных примеров. И – находил в этой вражде существенные совпадения. Во-первых, обоюдные неприятия духовных принципов и различие в бытоустройствах и в амбициях. Во-вторых, существовало очевидное противоречие: двум самостоятельным медведям в одной берлоге, согласно актуальным экономическим и политическим разногласиям, не выжить. В ту пору такой берлогой для немцев и русских являлась Европа.

Их хозяйства наполняли овощами рынок. В закупочных ценах выигрывал Агабек. Кто работал у него на полях? Таджики, узбеки, китайцы. Безропотный люд, ютившийся в наспех сколоченных бараках. У них отбирались паспорта, они не разгибали спины круглые сутки, лишенные каких-либо прав, под присмотром вооруженных автоматами безжалостных юнцов из младшего поколения Арлиевых. Порой, за самое никчемное препирание с надсмотрщиками рабу полагалась смерть, и труп его бестрепетно погружался в один из прудов рыбохозяйства, где Арлиев выращивал для ублаготворения аппетитов неверных отборных раков. С особенным удовольствием он угощал ими своих быдловатых славянских партнеров.

Китайцы, хотя и находящиеся под его властью и плетью, жили обособленно, и самоуправства в отношении них Агабек не проявлял. Они работали продуктивно, дружно, их хозяева честно расплачивались за аренду земли и за устройство своих подопечных, кроме того, входили деньгами в предприятия партнера, а среди скромных азиатских работяг Агабек встречал и тех, кого вполне мог взять в боевую когорту собственного окружения. Но – тормозил с решением… Они не были ему обязаны ничем, кроме уплаченных за их работу денег. Свои же отвечали не просто головой: репутацией семьи, будущим устройством отпрысков…

Недавно он совершил ошибку. Огромную ошибку! Он послал убить неугодного человека в Москву нанятых бойцов. Оба были из местных, судимые уголовники, хваткие и бестрепетные. Родом – с земли Кирьяна. Этот, естественно, их отверг. Впрочем, как? Предложил им работу землепашцев. Смешно. А он, Агабек, их подобрал, предоставив вполне понятное для их умов занятие. Только лучше бы держал их на подхвате здесь, а не направлял бы на самостоятельное задание. Мало того, что они его провалили, исчезнув в никуда, так еще могли стать фигурантами расследования, способного привести к нему…

Неясными, но неприятными последствиями веяло от этой незадавшейся, судя по всему, ликвидации, он предчувствовал их каким-то вторым настороженным планом.

А все – из-за женщины! Он увидел ее в доме Его преподобия, этого старого негодяя Федора, перекрасившегося из отпетого уголовника в церковного настоятеля. Однако – незыблемо авторитетного в своей общине, зорко глядящего за паствой, и промашек ни в слове, ни в деле не допускающего. Кроме того, к нему, как к духовнику то и дело заглядывали славянские воротилы из мира большого криминала, тяготеющие к смехотворному для Агабека покаянию в грехах…

Арлиев заехал к Федору по делам хозяйственно-экономического свойства: община грозила ему судом за применяемые китайцами химические удобрения, просочившиеся сквозь почвы в реку. Удобрения были ядовиты, но отзывались обильным урожаем, вкушать плоды которого Агабек своим близким категорически запрещал. Однако юридическую тяжбу надлежало предотвратить, тем более, в суде заседали лица, также принадлежащие к числу прихожан опытного вербовщика Федора. Кроме того, в свое время, когда Агабек только осматривался на приобретенных землях, сосед Кирьян неосмотрительно познакомил его со своим партнером-американцем, поставщиком сельскохозяйственной техники. Арлиев прикормил заокеанского коммерсанта на мелких контрактах, а затем «кинул» на пару миллионов долларов, не расплатившись за поставленную технику. Тот бросился с жалобами к Кизьякову, но только чем тот смог бы помочь ему? Лицензию на мошенничество в криминальном мире Агабек получил еще на заре туманной юности.

Вот тут-то он увидел Анну, хлопотавшую во дворе вместе с женой настоятеля: хмурой худощавой женщиной, обжегшей Агабека неприязненным смелым взором и даже не сподобившейся на приветственный кивок. На шее женщины виднелся большой рваный шрам.

Баба у здешнего попа, судя по сведениям, донесенным до Агабека, тоже была штучкой с богатой преступной и тюремной историями за плечами.

В ней было что-то зловещее - этакая крепкая, мрачная, худая мышка с острыми чертами лица, совершенно лишенная даже намека на нежность, которая скрасила бы ее увядшие черты и следы какой-то внутренней бесконечной усталости.