Французская защита

И он кивнул головой вверх и в сторону. Что, вероятно, означало: для сильных мира сего или важных резидентов за кордоном.

— А, когда делали, тоже спрашивали — для чего? — Виктор выдержал пристальный взгляд хозяина дома.

— И верно. Излишнее любопытство в наших делах вредит. Эх… старею, брат, видимо, старею. Недаром меня списали на берег. А мог бы еще быть полезен. Но в «конторе», после этих идиотских ГКЧП и демократии началась такая ерунда, что не жалею. Ей Богу!

Одинцов молчал.

— Давай на посошок! Чтобы тебе эти штучки принесли пользу, а не вред! За успех и удачу!

Стаканы, звякнув, отправились по своей извечной дугообразной траектории в положенное место.

Виктор закусил, запил минеральной водой и встал со стула:

— Пантелеич, благодарю! Ты очень мне помог! Если что сломается — можно к тебе приехать?

— Приезжай, Олег! И даже если не будет неисправности, все равно приезжай!

Еще до первой встречи Одинцов попросил Костю, чтобы тот не удивлялся, если он представится именем Олег. На всякий случай, мало ли чего…

— Спасибо!

— Ну, бывай!

Одинцов остановился и бросил прощальный взгляд на скопление добротных домов, окруженных зелеными деревьями. Он сделал это. Подготовка к задуманной большой игре закончена. Теперь осталось воплотить ее в жизнь, пожать плоды с дерева его замысловатых фантазий.

* * *

Два мощных луча медленно появились из-за поворота, освещая перед собою стальные полосы рельс.

Электричка остановилась, впустив в себя немногочисленных припозднившихся дачников. Одинцов сел на свободную скамью в углу вагона, положил дипломат себе на колени и взглянул на часы.

Половина одиннадцатого.

Послезавтра рейс на Париж.

И там…

У Одинцова сладко замирало сердце, воображение рисовало различные картинки его будущих поединков. Он представлял, как часто будет рядом с Симоной, о которой все больше и больше думал в последнее время. Виктора неудержимо тянуло к этой прекрасной девушке, но он вместе с этим боялся, чувствуя, что её ответный интерес значительно слабее. Тот незабываемый вечер в старинном ресторане, их танцы на дискотеке, запах ее духов, ощущение прижавшегося мягкого тела девушки… — все всплыло сейчас в памяти, и Одинцов, с трепетом фантазировавший дальше, испытывал мысленное наслаждение от своих смелых мечтаний.

— Ваши документы! — грубый голос мгновенно вывел Виктора из этого сладкого забытья.

Он поднял голову.

В проходе справа от него стояли два милиционера. Первый, ближний к пассажиру, высокий с крючковатым носом и бесстрастными водяными глазами, небрежно оперся на ручку в углу сиденья. Помятая форма мышиного цвета, сержантские лычки на погонах, грязноватые, обкуренные пальцы.

Второй, за его спиной, черноволосый кавказец внимательно оглядывал пространство вагона.

— Ну? — требовательно протянул длинный, видя, что Виктор не сразу полез в карман за паспортом.

— У меня нет с собою документов, — спокойно ответил Одинцов.

— Ха! Гиви, смотри, — еще один без ксивы катается! — криво ухмыльнулся крючконосый, обращаясь к напарнику.

— Значит, получит проблемы на свою голову! — коротко ответил тот, листая паспорт сидящего на противоположном сидении мужчины.

— Кстати, Вы не представились, как положено! — уколол мента взглядом Одинцов. Он был уже наслышан о творящемся в последнее время беспределе со стороны блюстителей порядка. Люди стали просто боятся милиции. И лишь спокойная твердость, знание законов и уверенное поведение могло отпугнуть наглых вымогателей в погонах.

— Ща представлюсь! — длинный театрально приложил руку к козырьку фуражки и беглой скороговоркой, глотая буквы, произнес:

— Линейный постовой, оперуполномоченный старший сержант Рябиков! Ваш паспорт, гражданин хороший! И еще интересуюсь — что везете вот в этом дипломатике! Пааапрашу предъявить!

Мент явно куражился.

Виктор почувствовал слабый запах перегара, доносящийся из мелкозубого рта сержанта.

— У Вас есть ордер на обыск? — спокойно ответил Виктор.

— Ага! Есть! Щас начиркаем, да, Гиви?! — хохотнул Рябиков. — Ты чё, не знаешь последних постановлений правительства? Борьба с организованной преступностью, наркомафией и всё такое прочее! А может, ты в дипломатике героин везешь! Или оружие…, больно мне твоя внешность не по нутру! А ну, открывай!

— Ничего подобного. Ваши действия противозаконны, и я буду жаловаться! — шахматист по-прежнему сидел, невозмутимо глядя на сержантов.

Но внутри натянулась упругая струна: «Неужели вот так, нелепо? И эта черная полоса продолжится?»

Мозг Одинцова лихорадочно искал выход из этой дурацкой ситуации. «Что делать, если полезут к дипломату?

Драться?

Глупо.

Можно получить срок за сопротивление представителям власти. Потом доказать будет трудно, что они нарушали закон.

Открыть дипломат?

Сразу последуют вопросы: что за приборы? Откуда? Документы на них?

Уже могут забрать в отделение для выяснения личности. Черт! Как я забыл паспорт?!»

— Наши действия противозаконны? Ишь ты, как заговорил, законник хренов! — глаза крючконосого налились злобой. — Ничего, мы тебя доставим в линейный отдел вокзала, и там разберемся, что ты за фрукт! Гиви! Стой вот здесь и никуда не выпускай его до конечной остановки!

Кавказец навис над сиденьем, демонстративно положив руку на кобуру пистолета.

Рябиков быстро пошел в направлении головного вагона.

«Видно по рации сообщать, что поедут сопровождать «опасного преступника», — чертыхнулся про себя Одинцов и покосился на Гиви: — …Е’нуть бы эту чурку по башке, вытащить ствол и успеть выскочить на какой-нибудь станции… Что делать, что делать? Неужели нет выхода?»

Электричка мчалась к Москве.

С каждым километром надежды Одинцова выйти сухим из воды таяли. Проехали Люберцы, Выхино, Вешняки. Пришел сержант Рябиков и демонстративно уселся на край сиденья, злобно посматривая на Виктора. Наконец, электричка затормозила в центре столицы. Казанский вокзал.

— Пойдем, интеллигент х*ев! Ты задержан минимум на три часа для выяснения личности!

Одинцов встал, внутри его, несмотря на кажущееся внешнее спокойствие, бушевали эмоции.

Милиционеры подождали, пока все пассажиры выйдут из вагона, и повели Виктора по перрону: Гиви шел сзади, Рябиков впереди.

Одинцов затылком чувствовал тяжелый взгляд кавказца, подпрыгивающая походка переднего мента была торжествующе-праздничной.

«Может, попробовать откупиться? Предложить баксов пятьдесят? Иначе все могу потерять! Но, нет, этим скотам — ни копейки… Лучше потерять, чем унижаться перед быдлом!»