Французская защита
Шрифт:
«Я сегодня обязательно схожу в Храм! Надо помянуть», — решила про себя Симона. Ее родители были верующими людьми и нередко брали маленькую дочку в русскую церковь на богослужение. Ей нравилось хоровое пение, доносившееся откуда то сверху, запах ладана из размахиваемого священником кадила, торжественность обрядов. Позже, повзрослев, она почти перестала приходить на службу, только иногда, по большим христианским праздникам.
«Наверное сразу не заснуть. Надо расслабиться…»
Симона встала с постели, зашла в ванную. Открыла краны, переключила воду на ручку душа и опустила ее вниз, чтобы шум
Но в доме Симоны стены были толстыми, и посторонние звуки редко проникали в ее квартиру.
Посидев на кухне со стаканом минеральной воды, она подождала, пока ванная наполнится.
Раздеваясь, бросила привычный взгляд в зеркало и улыбнулась.
Симоне нравилась ее фигура, она не прибегала ни к каким диетам, чтобы сохранять небольшой вес и не заплыть целюллитом. Эту счастливую особенность она унаследовала у матери, которая в зрелом возрасте имела осиную талию и выглядела значительно моложе своих лет.
Девушка осторожно погрузила ногу в горячую воду, чуть постояла, привыкая к температуре, и медленно забралась в большой треугольник джакузи.
Она лежала в воде, блаженно закрыв глаза. Пальцы левой кисти нежно трогали сосок груди, другая рука скользнула вниз.
Симона ласкала себя.
Мысли уносили ее в вожделенные запретные пространства: Симона отчетливо представляла, как будто не она трогает свое тело, а мужские пальцы скользят по эрогенным зонам, вызывая волну, которая вскоре заставит содрогнуться и мучительно застонать от наслаждения.
Ее воображение рисовало картины немыслимой по нежности любви, губы быстро шептали слова, которые бы она хотела услышать от родного человека, и соединение в единое целое фантазии рисунков и слов заставило ее тело затрепетать в оргазме…
…Симона выбралась из ванной, на постель застелила свежее белье и вскоре забылась сладким утренним сном.
Спустя несколько часов она стояла в церкви Александра Невского на рю Дари, держа в руке зажженную свечу, и молилась перед иконой Богородицы.
Прихожан в этот день было немного, в храме шла обычная служба, священник, дымя кадилом, обходил по кругу собравшихся людей.
Симона оставила поминальную записку на бабушку и решила просто остаться здесь на полчаса, послушать пение хора, помолчать, мысленно разговаривая лишь с иконой.
Она вспоминала свое первое посещение этой церкви, весной на Пасху. Ее подруга Елена, русская по происхождению, позвонив накануне, убедила пойти вместе с нею.
И Симона не пожалела.
Они стояли у входа в церковь и ждали кого-то из знакомых Елены. Мимо проходили люди.
Симона во все глаза смотрела на их лица. Никогда еще она не видела столько красивых людей, собравшихся в одном месте.
Объяснялось все просто — перед ней проходили потомки русских дворян, эмигрировавших во Францию в начале 20 века. Лучшие люди России, не принявшие большевистский режим, покинули тогда страну.
Они шли, улыбаясь, разговаривая между собой и на их лицах было столько света, теплоты, неподдельной радости, что казалось —
все вокруг освещено этим неповторимым сиянием.Мужчины с достоинством раскланивались друг с другом, женщины мило целовались три раза, дети весело общались между собой.
Многие были знакомы, за годы эмиграции их родители подружились и не раз встречались все вместе именно здесь, в церкви Александра Невского.
Вокруг слышалась только русская речь.
Симона раньше нередко слышала фразу: «Россия, которую мы потеряли». Вот она — проходила мимо девушки. Они не потеряли Россию. Это Россия — потеряла их.
— Вам плохо? — услышала Симона тихий участливый вопрос. Она открыла глаза и обернулась. Низенькая старушка внимательно смотрела на девушку.
— Нет, что Вы, спасибо. Я просто задумалась, — улыбнулась Симона.
— Ну и ладно, голубушка, ну и хорошо, — проговорила служительница Храма и отошла по своим делам.
«Может, в другой раз мне стоит исповедаться? Как делают это здесь многие люди. И если рассказать священнику о задуманном Одинцовым деле? Наверняка, тот не одобрит. Но что это я? Иногда в голову приходят такие мысли, что сама себе удивляюсь. Пора уже уходить…»
И девушка покинула церковь, с облегчением вдохнув на ступеньках осенний парижский воздух.
…Виктор уходил все дальше и дальше от дома Симоны, но по-прежнему ее мягкий голос звучал у него в ушах. Он прошел вдоль улицы, на которой жила девушка, повернул направо на бульвар Жореса, подчиняясь ее командам.
— Как здорово! — слышался в наушниках довольный голос Симоны. — Я могу, сидя дома, путешествовать по Парижу! Ты как меня слышишь?
— Как будто идешь рядом со мною! — бодро отвечал Виктор. — Только к очкам никак я не могу пока привыкнуть…
— Ну и не снимай их. И я буду видеть — где ты находишься и даже с кем! — весело засмеялась девушка. — Вот хорошее изобретение для ревнивых жен! Поставила мужу мини камеру, а он пошел к любовнице и, пожалуйста, все действо видно как на ладони!
Симона не на шутку развеселилась.
— И все это сразу элементарно записывается на ноутбук. Приходит муж домой, а ему жена вопрос: «Где был?» Он, естественно: «На работе!». А тут она его раз! За ушко и на солнышко — вот, мой милый, полюбуйся, где ты был! И носом — в компьютер!
Девушка заливисто хохотала.
— Тише, тише ты! А то барабанные перепонки лопнут! — забеспокоился Виктор.
Потом спросил:
— А что ты сейчас видишь?
— Вижу, что стоишь около кафе на бульваре. На тебя засматриваются две парижанки, одна повыше и худая, а вторая поменьше и потолще. Ну, выбирай, не теряйся! Какая тебе больше нравится?
— А мне обе нравятся! Даже теряюсь в мучительных сомнениях! — подзуживал Одинцов. — Хоп!
И он, сняв очки, сложил дужки.
— Ээээ! Так нечестно! — закричала по рации Симона. — Сейчас же надень очки! А то у меня на экране ничего нет!
— Ну и хорошо! Будем считать, что муж, сам, не зная того, выключил скрытую камеру, — засмеялся Виктор.
— Надень очки! Я не вижу ничего. И, вообще, что тебе опасаться? Ты мне не муж, а я не жена.
— А хотела бы быть ею? — внезапно вырвалось у мужчины.