Французская защита

— Вспомнил! Я же видел тебя в спортивных новостях! Ты шахматист Одинцов?

— Сдаюсь! — шутливо поднял руки спутник Симоны. — Это действительно я.

— Лена! Вот это да! Какая неожиданность! Я тебе еще сказал: этот парень летит вверх, как комета!

— Ну, уж — прямо как комета, — пожал плечами Виктор.

— Именно так! Это удивительно! Какой взлет! У нас в живописи так быстро прорваться наверх невозможно! Художники годами, десятилетиями оттачивают свое мастерство и часто лишь после смерти становятся известными…

Едва Виктор с Симоной вышли на улицу, как мужчина остановился и горько произнес:

— Хорошо бы, если этот художник не узнал правду о моем взлете. Он идеалист, думает, что у нас возможно все быстро добиться. Как бы не так…

Симона молчала, встревожено глядя на лицо Виктора.

— А, может, остановимся, бросим все? — спросил Одинцов. — Вот ты можешь из-за меня лишиться своего места в лондонской фирме. Мы уже и так что-то заработали на этой авантюре. Как ты думаешь?

Девушка молча взяла спутника под локоть и они медленно пошли по намокшему асфальту.

Впереди в темноте красно выделялась буква «М» у входа в метро, мимо проскальзывали редкие прохожие, в воздухе пахло тем неповторимым весенним ароматом, что сводит с ума влюбленных.

— Витя, дорогой, пойми. Ты, если все бросишь сейчас, останешься в стороне от людей. Тебя не поймут. На тебя надеются. И без программы ты играешь очень хорошо. Но с ней, я думаю, ты сильнее всех! И мы можем доказать это всем, и прежде всего — самим себе! Тем более, что так все хорошо складывается! А за мою работу не беспокойся. В случае, если шефы захотят расстаться со мной, то другие фирмы с распростертыми объятиями примут к себе, уверяю тебя!

Одинцов остановился и с минуту смотрел Симоне в глаза.

«Вот она женщина, а не боится и не сомневается ни на минуту… А я что? Уже начинаю робеть? Неужели все из-за приближения к высшим шахматным эшелонам? Я чувствую с этим запах других денег, тех, что раньше мне и не снились. Но вместе с тем и какую-то опасность. Интуитивно. Откуда она исходит? Не знаю. Но я — мужчина, и не должен показывать свои слабости. Не должен…»

— Хорошо, дорогая. Мы продолжим наш… — Виктор запнулся, подбирая нужное слово, — эксперимент. Завтра я должен ехать в редакцию шахматного журнала, помнишь этого Алика со странной фамилией?

— Ну, как же не помнить! — рассмеялась девушка. — Такие люди не забываются!

Где-то в середине московского турнира Одинцов с Симоной шли после партии по коридорам гостиницы «Россия», как вдруг им дорогу преградила другая парочка.

— О! Какая встреча! Гроссмейстер Одинцов, восходящая звезда мировых шахмат! — на Виктора в упор смотрел мужчина лет шестидесяти, сверкая залысинами среди редеющих черных волос по краям головы, весь кругленький, гладкий, в хорошем костюме и при галстуке. Под руку он держал блондинку, которая была выше его сантиметров на десять.

— Пардон, где же я вас видел? — произнес Одинцов, хотя прекрасно помнил этого человека, с важным видом ходившего в пресс-центре и высокомерно-поучительно разговаривавшего с игроками.

— Однако, совсем молодежь не читает шахматную прессу! Дети «Информаторов» и компьютерных баз данных! Я думал, — представляться не имело смысла: мое лицо знает вся страна, если, конечно, она смотрит телевизор!

— Я что-то давно не видел спортивные новости, извините, — с невозмутимым видом ехидничал Одинцов.

— Александр, а лучше — Алик Сношаль! Шахматный журналист номер… — голова с залысинами повернула свои темно-карие масленые глазки в сторону Симоны, — один, с вашего позволения!

Девушка засмеялась:

— Редкая фамилия у вас, однако!

— Надеюсь, спутник представит Вас? — изящно двинул животиком выдающийся журналист.

— Это Симона, моя подруга, — коротко ответил Одинцов.

— Весьма рад знакомству! Весьма! Очень красивое, необычное имя! Вы живете здесь? — Алик обвел глазами пространство гостиничного коридора.

— Да.

— Какое совпадение! Я вот только из гостей, — и Шурик многозначительно покосился на блондинку, — так что, надеюсь, еще увидимся! И, кстати! — он строго посмотрел на Виктора. — Вы должны, нет, Вы обязаны дать интервью нашему журналу по окончании турнира! Вся страна ждет от вас этого!

— Там видно будет, — неопределенно пожал плечами Одинцов.

— Обязательно! Я верю в ваш успех! — и, опять обворожительно взглянув на Симону, добавил. — До встречи…

Спустя два дня Симона поделилась впечатлениями:

— Ты знаешь, я выходила из гостиницы, этот Алик остановил меня у дверей. У меня создалось впечатление, что он сидел в кресле холла и специально ждал, когда я пройду мимо.

— И что он хотел? — невозмутимо спросил Одинцов.

Девушка бросила быстрый взгляд на спутника и произнесла:

— А ты не догадываешься?

— Нет… странно даже, ты же не шахматистка, — недоуменно ответил Виктор. Ему в голову не могла прийти следующая мысль Симоны:

— Не шахматистка, но женщина…

Виктор остановился как вкопанный:

— Он?? Не может быть!

— Еще как может! Старый, потертый временем ловелас. Намекал, что в постели так же хорош, как на страницах изданий.

— В смысле — работает со скоростью печатного станка? — засмеялся Одинцов.

— Еле отвязалась! Говорил, что от благожелательного отношения прессы в его неповторимом лице зависит твое шахматное будущее.

— Ну ну. Как только тиснет что хорошее, сразу силы возьмутся и вдохновение прилетит!

— Каждый считает, что его работа — самая важная.

— Не люблю этих околошахматных жучков! Так крутятся возле игроков, отпихивая локтями друг друга, — смотреть противно! Все припасть к корыту хотят, похрюкать, почавкать, взносы собирают, фондов насоздавали, только плати! Тьфу!

Виктор Одинцов вышел из редакции, что находилась недалеко от Арбата, и облегченно вдохнул грудью весенний воздух. Он не понимал настроения Алика Сношаля. Тот под маской деланного добродушного гостеприимства не мог скрыть проскальзывающей к собеседнику ненависти, зависти и злобы. Отдельные вопросы, с «подковыркой», с двойным, а то и тройным «дном» задавались самым доброжелательным тоном. Виктор не знал, что буквально накануне, два дня назад, в ресторане гостиницы «Россия» произошел следующий диалог Симоны с нестареющим Шуриком.