Фрейлина
Шрифт:
— Корсет не затягивай слишком туго… ну да это у тебя правильно. И косу на бал плети не так крепко. Волос у нас пышный, когда-то моей косе завидовал весь двор.
Под парадную форму придворные дамы делали затейливые прически, а незамужние фрейлины плели косу. Ее разрешалось как-то уложить, но тогда трудно было пристроить кокошник.
— А ты хороша в нем, — радовалась мама, — это та часть туалета, которая или украсит даму или безбожно ее изуродует. Жемчуга на сохранении, их поднесут ко времени — я озаботилась этим. Ирма! Дай еще взгляну на перчатки. И чулки… Чулки! Подвязки! Ирма, проследи!
И даже плакалась об этом в своем дневнике. Сильно ее этим приложило. Конечно, может степень «позора» и разнилась… но Светка как-то рассказывала — одна женщина у них в офисе нечаянно «пустила ветры». При мужчинах. Пробовала, пыталась, даже посещала психолога, но так и не пережила свой позор, не справилась — пришлось ей уволиться с замечательной должности. Женщины… Мужики так не заморачиваются.
Мама ушла поздно вечером, расцеловав меня и сунув в руку Ирме какую-то денежку. Перекрестив меня, прошептала:
— Помни — ты одна у меня. Не подведи… и не огорчай меня так больше, Тая.
Я обещала, прощаясь и растерянно соображая — одна? А кто же тогда Миша, если не мой брат? И сразу пришло — если бы он был Шонуров, с титулом хлопотали бы для него, а не для моих сыновей, которых еще и в проекте нет. Уточнять о Мише, понятно, не стала — воспитанник, родственник по матери?..
Тихо доходило еще одно — величество передала свои сомнения Елизавете Якобовне и обе продолжали подозревать меня в нехорошем. Отсюда и мамины нервы, но, даже сомневаясь во мне, веру в свою дочь она транслировала на отлично. Сильная женщина, хорошая женщина… мама. Постараюсь не разочаровать.
Мне предстояло пережить большой бал в одиночку и так, чтобы достойно. Не пукнув и не потеряв подвязку от чулка. Правильно дышать, гордо смотреть, вежливо отвечать и ничего не есть. Пить можно, но лучше обойтись — потом с этим трудно…
Не только маме, но и мне следующим утром выспаться не пришлось — разбудила горничная.
— Таисия Алексеевна, к вам фрейлина Адлерберг. Просить или вначале одеться?
— Просить, — решила я, — она и не такой меня знала.
— Как скажете, — поджала Ирма губы. И я решила, что следующий раз обязательно оденусь.
Вошла Анна — уже в повседневном фрейлинском наряде, голубом, с шифром. Красиво. Все, кроме голоса — высокого и будто взвинченного. Или надменного. Анька опять чудила.
— Ольга Николаевна наслышана, что тебе уже лучше и желает видеть тебя после дневного отдыха.
— Будет сделано. Проводишь ты?
Становилось очень сильно не по себе, я не была готова. И никогда не буду. Но зато увижу недавно отстроенный Коттедж — уговаривала я себя — пройдусь к нему по дорожкам любимой Александрии!
— Ну так что, отчего ты молчишь?
— Последнее время ты стала еще несноснее, Таис. Я уже не знаю, как с тобой говорить, — слезливым шепотом пожаловалась Анна.
— А что случилось, чем я тебе не нравлюсь? — удивилась я, сползая с кровати. Накинув халат, который здесь называли капотом, ополоснула лицо в оставленной на подоконнике миске с водой. Зубы принято было чистить после еды.
Поморщившись, Анна проплыла
к креслу и села.— Папаожидает титул к следующему году. Графский.
— Будешь графиней? Замечательно, Анни. Так чем ты недовольна? — встретила я взглядом Ирму с утренним подносом.
Кресло было занято, и я взяла крохотный пирожок, на этот раз с повидлом, откусила от него, подходя к табурету… Анна вскочила, как ошпаренная.
— Ты ешь стоя, как падшая женщина!
Значит, есть стоя тут не принято… Анна нужна мне, как воздух!
— Переживешь, — успокоила я ее, — а в тебе нездоровая злоба, такую называют «желчь в голове». Анни, ну что опять такое? — подошла я и усадила ее обратно, погладила по голове.
Схватив меня за руку, она прижалась к ней щекой.
— Мне страшно до безумия! Того и гляди опять… Я ничего там не знаю, боюсь не оправдать… боюсь позора. И мужчины! Там везде мужчины, Таис, а я так и не умею… мне не помогло…
Сообразив, что сейчас она ляпнет что-то не то и помня об Ирме, я дернула ее на себя и крепко обняла.
— Я верю в тебя! А мужчины… ко мне приезжала маменька и о многом рассказала. И о том, что делать с мужчинами, в том числе.
— Вы так же часто видитесь… У меня маменьки нет — ты знаешь, а бабушка… она хочет слишком многого. Даже в Смольном было легче, а сейчас я… я просто задыхаюсь! — прохрипела она.
— Ирма, посмотри ее корсет, с ним что-то не то, — всерьез испугалась я за резко покрасневшую Анну, перетянутую, как оса.
После недолгой суеты мы все успокоились. Я позавтракала и закончила утренний туалет, Анна ожидала меня «на воздухе». Ирма приготовила платье и быстро убрала волосы в простую косу.
— Не стану пока собирать, шпильки заденут рану.
Голову давно пора было вымыть, но рана эта… Будь волосы прямыми, выглядела бы я ужасно, но они пушились. Не так сильно, как если бы чистые, но неопрятной голова не выглядела.
Поддев под ночную сорочку длинные панталоны, я скинула ее и сама натянула чулки, а Ирма проверила качественно ли они подвязаны. Появились мысли на счет пояса… «позора» не хотелось, а с меня по неопытности станется.
Дальше уже меня вертела в разные стороны горничная, я чувствовала себя в ее руках куклой. Шесть нижних юбок… я рассмотрела их накануне — и правда маменька денег на Таю не жалела. Каждая была произведением искусства — оборки, кружева и даже вышивка шелком в тон. Потом Ирма слегка затянула на мне корсет, красиво приподнявший небольшую грудь. Временно небольшую — на примере маменьки я уже знала какой она станет после родов.
Туфельки, аксессуары…
Переживания из-за встречи с Ольгой пускай и временно, но отошли на второй план — рисовалась другая, срочная забота. Нужно было успокоить Аньку и вызнать, что именно у нее не получилось с мужчинами.
А у Таисии, выходит, получилось?
Глава 8
История спорная наука, шаткая и неустойчивая.
Начнем с того, что пишут ее обученные и назначенные к этому люди, а в процессе или по результату написанное проверяют заказчики. Особенно хорошо это видно на примере нашей современности.