Фрося
Шрифт:
болезней, в междоусобных драках погибали те, кто не соглашался с властью в бараках
уголовников.
Нас ведь считали не политическими, а врагами Родины.
Я уже к концу первого года заключения был на грани смерти, от тяжёлой работы, от
недоедания и вечного страха.
Но, как всегда вмешался его величество случай.
В соседний лагерь привезли большую партию немецких военопленных и у заключённых
стали спрашивать офицеры охраны, кто владеет немецким языком, я откликнулся, хотя и
боялся провокации.
Но
С этого момента моя жизнь в лагере стала значительно легче.
Работа, сама понимаешь, физических усилий не требует, да, и для меня хорошо знакомая.
Канцелярия, санчасть и кухня это места привилегированные, отношение других
заключённых к нам тоже не столь агрессивное, ведь мы на виду, а подставляться лишний
раз никто не хочет.
Легче то легче, но всё равно барак, а вокруг люди разлагающиеся физически и морально.
Что я тебе буду описывать все почти одиннадцать лет этой жизни, если можно назвать это
жизнью.
Постепенно как-то втянулся, жил одной верой, что, когда-нибудь это кончится и я
встречусь с вами.
Конечно, ты мне сейчас не поверишь, после того, как увидела эту Александру, но это же
опять случай.
После смерти вождя народов стали выходить нам послабления.
И вот, приехала какая-то комиссия, приняла решение, дать группе заключённых выход на
поселение.
К тому времени уже всех немцев из лагеря отправили в Германию и меня из писарей и
переводчиков перевели на уборку территории.
Работа тоже блатная, но я знал, что под меня уже копают и скоро эта привилегия
закончится, и кто знает, возможно, на лесоповал опять бы попал.
Но, тут вот эта амнистия и я отправился сюда в Таёжный на поселение.
Явился я сюда с зэковским чемоданчиком, в котором сменная пара нижнего белья, трусы,
майка, кальсоны и запасная рубаха, вот, и весь мой гардероб, не считая того, что на мне.
Да, ещё были подъёмные деньги, которых могло хватить только на месяц, на хлеб супец в
местной столовой и на временное проживание в рабочем бараке.
У меня и сейчас вид не очень, а тогда вовсе были кожа да кости, никому такой великий
работник не нужен был.
Хотя в руках рабочих, ещё какая нужда есть, а приду, посмотрят и от ворот поворот.
Промыкался так больше трёх недель, опять голод, холод и полная безнадёга, потому что
катастрофа с работой, хоть ложись на дорогу и помирай, денежки почти уже на нуле.
Другие наши пошли кедрачить - орехи кедровые заготавливать, но и они меня в свою
бригаду не взяли, кому нужен балласт.
Вот, сижу я в столовке, свой тощий супец кушаю с кусочком хлеба и думу думаю. Тут и
подошла ко мне Александра Кирилловна, она ведь заведующая этой столовой.
Подсела, слово за словом и предлагает переехать к ней жить, что поможет устроиться на
работу в школу, а когда будут деньги, тогда рассчитаюсь,
я конечно тут же согласился, вмоём-то положении не согласиться.
Вот, я и перебрался к ней со своим чемоданчиком.
А тут щедрая и сытная сибирская еда, домашний уют, а через несколько дней на работу в
школу приняли, учителем истории, географии и немецкого языка.
Нет, Фрося, не чёрт меня попутал, а разомлел я от домашнего тепла и заботы, Александра,
хоть женщина жёсткая, даже грубая, но не жадная, по крайней мере, я забыл, что такое
голод, холод и страх перед завтрашним днём.
Тебе трудно мне сейчас поверить и мне очень трудно это опровергнуть, но вас я никогда
не забывал и при первой же возможности написал письмо, поверь мне, не ради посылки.
Ведь к этому времени я уже жил достаточно сыто и деньги копил на обратную дорогу, что
бы к вам приехать не с пустыми руками.
После того, как получил первое твоё письмо, я сразу же хотел уйти от Александры, но дал
слабинку, подался на её уговоры и слёзы, остался.
Вот этого я себе сам простить не могу, послушал своих новых друзей, которые
посоветовали мне не быть очень щепетильным в вопросах морали.
А потом пришла твоя такая ценная посылка, я радовался, как ребёнок, прижимая к лицу
каждую вещичку, зная, что она согрета твоими руками.
А Шура, глядя на это страшно бесилась, стала каждый день напоминать, что спасла меня
от голодной смерти. Какое барахло подобрала - отмыла, откормила, обогрела и ещё к
этому устроила на такую престижную работу... и, что я мог возразить...
Мы с учителями и другими интеллигентами посёлка собираемся на выходной, в тесном
интересном кругу выпить, поиграть в карты, поболтать на высокие темы...
– я ведь
поэтому так соскучился, для меня это просто отдушина.
И вот я собираюсь, режу сало для закуски, а Александра пилит меня безбожно, не любила
она, когда я уходил куда-то, и вдруг нож дзинк, на стол выкатывается монета.
Александра схватила её в руки, рассматривает, восклицает, огогого, золотая.
Она, её куда-то и сбыла, а может и не сбыла, по крайней мере, мне так сказала, вручив
довольно пухленькую пачку денег.
И опять я хотел рассчитаться с ней и уйти, но она заявила, что доложит куда надо, что я
получил в посылке царскую золотую монету, если покину её, то пойду я ровнёхонько
назад в лагерь, и твоей жёнушке тоже не позавидуешь.
Когда пришла твоя вторая посылка, если бы только ты видела, как она перебирала всё в
ящике, всё искала монету, я так обрадовался, что там её не было.
Я слабак и не достоин твоего уважения.
Я не мог даже представить, что ты всё бросишь и приедешь ко мне, но глубоко ошибся,
таких, как ты, просто нет на свете.
Фрося, я отдал ей все деньги, что собрал до этих пор, оставил у неё все вещи, что справил,