Фрося

обратном пути, а сейчас выезжаем на основной тракт, километров через десять будем в

Сосновске, не Москва, но и не ваш посёлок.

глава 71

Они въехали в районный центр, одноэтажные домишки вскоре сменили двух и

трёхэтажные.

Семён предложил вначале справиться с его делами, а потом он поможет Фросе сделать её

покупки, как-никак он здесь всё знает, да и постережёт от местных воришек.

Фрося из кабины машины наблюдала, как везде радушно встречают Семёна, люди

улыбались ему навстречу, хлопали по плечам и от души смеялись его шуткам.

Очень быстро он справился со своими задачами, переключился на Фросю.

Действительно, с помощью Семёна, Фрося достаточно быстро прикупила необходимое из

того ассортимента, что нашла в местных магазинах, ничего особенного, но на зиму её муж

и сын, и она сама стали более или менее одеты и обуты.

Покушав в уютном ресторанчике, где её кавалер очень галантно ухаживал за дамой, они

не мешкая, отправились в обратную дорогу, путь то не близкий.

Свернули с основного тракта уже с наступающими ранними осенними сумерками.

Стал накрапывать дождь и капли его звонко барабанили по крыше машины.

Семён включил фары, которые освещали только петляющую дорогу и выхватывали из

темноты раскоряченными чудищами подступающие близко деревья.

Под монотонный рёв машины и шум дождя Фрося незаметно задремала.

Через какое-то время её разбудил голос Семёна:

– Нет, подружка, так не пойдёт, прекрати спать, а иначе я заклюю носом и машина

впишется в тайгу.

Ты, так сладко посапываешь, что и у меня глаза начали слипаться.

А главное, мне же не терпится послушать твой обещанный рассказ о себе...

Женщина встрепенулась, сон мгновенно отступил, мысли вернулись в далёкое и не столь,

прошлое...

Фрося не понимала почему, но ей самой нужно было выговориться, кроме Вальдемара,

Рувена и того, другого Алеся, она никому никогда не открывала душу, ей захотелось

поведать кому-то обо всём без утайки, и даже, никому-то, а именно вот этому, только что

встреченному мужчине, к которому сразу почувствовала симпатию и доверие:

– Ах, Сёма, разве можно сравнить твою полную событий жизнь, с моей тусклой...

Моё детство и девичество прошло в глухой деревне, кроме школы, в которую мы бегали

за четыре километра, однообразная жизнь в небольшом домике, где у родителей кроме

меня было ещё три старших дочери.

Я с ранних лет привыкла работать на огороде и ухаживать за скотиной.

Наша семья в деревне была пришлая и наверно самая бедная.

Отец мой не был пьяницей, но ужасный романтик, всё хотел разбогатеть, поэтому уехал в

Варшаву, где и следы его пропали.

Так я дожила до восемнадцати лет, а потом...

И Фрося войдя в повествование, начала рассказывать, практически чужому человеку, все

перепития своей жизни с момента приезда в Поставы и до этих пор...

Она не испытывая особого смущения поведала даже о том, как она в браке со Степаном не

познала радости женского интимного счастья и только Алесь смог разбудить в ней это

несравнимое ни с чем чувство, и во многом поэтому она поехала сюда к нему на другой

конец света, принимая их страсть за любовь.

Все двенадцать лет разлуки она боготворила его в мыслях, ни одного мужчину даже

представить не могла на его месте, хотя претендентов было немало, но она их отметала

без раздумий.

А вот сейчас не может в себе разобраться, нет, не потому, что он связался с другой бабой,

просто она не видит в нём прежнего Алеся, благородного и возвышенного, гордого и

целеустремлённого.

А может быть, он таким и не был...

Просто, очень может быть, что в своём одиночестве, она нарисовала себе этот образ.

Конечно, могло так случиться, что лагерь и его окружение сломали его, он ухватился за

первую попавшуюся юбку, которая посулила сладкую пищу и постель:

– Ах, Сёма, Сёма, вот распустила с тобой нюни, а всё потому, что не могу сама теперь

разобраться, в своих чувствах к нему нынешнему, а может такое быть, что и в прошлом

ошибалась.

Ведь ничего из того, что я о нём напридумывала, он и проявить не успел, оглядываясь

назад, она отлично понимает, что все его благородные поступки были продиктованы

силой обстоятельств, но одно бесспорно, он её любил...

Фрося в сердцах тряхнула головой, будто отгоняя наваждение, вернулась в своём рассказе

к своим тяжёлым родам, о том, как молодые врачи Меир и Рива спасли ей и её сыну

жизнь.

Вдруг по щекам её потекли слёзы. Она перешла в своём рассказе про историю об Анечке:

– Я могу долго говорить о моей ни с кем несравнимой доченьке, из-за которой,

вынуждена была всю войну отсидеть в деревне, куда наезжал ко мне Алесь, где мы жили

там, как муж и жена, даже сыночка смастерили...

Фрося впервые, с момента, как стала выворачивать душу наизнанку перед Семёном,

засмеялась:

– Вот с этим Андрейкой, я и приехала сюда к папе его, ему уже скоро четырнадцать лет...

Рассказ получался сбивчивым, Фрося перескакивала от одного события к другому, то,

несясь стремительно вперёд, то, неожиданно возвращаясь обратно, размышляя вслух,

насколько всё было сделано правильно или не очень.

Постепенно она подбиралась к сегодняшнему дню и по мере приближения, начинала

осознавать, что вряд ли её поступок можно оправдать, ведь она сорвалась с насиженного

места, раскидав по чужим людям ещё далеко не взрослых детей, и как теперь объяснить