G.O.G.R.

– Что такое?

Сидоров тыкал пальцем в угол и дрожал. Серёгин направил туда фонарик. Сначала из угла блеснули злые красные глазки, а потом луч фонарика выхватил из темноты крупную серую крысу. Та в страхе жалась к стене.

– А… Крыса, — выдохнул Сидоров. – Нечего бояться.

– Я думал, что ты храбрее, — разочарованно протянул Серёгин. – А ты пугаешься каждой ерунды.

– А я и, правда, храбрый! – отозвался Сидоров. – Вот бандитов я не боюсь, а эта вся мистическая, как вы сказали, «ерунда», меня пугает.

– Ну, ладно, – сказал Пётр Иванович. – Надо выбираться из этого погреба. Тут пенициллина – завались. А больше – ничего.

– Может, посмотрим, что там, в банках этих?

– Ты что, голодный? – удивился Пётр Иванович.

– Да нет, просто…

– Ну, давай.

Пётр Иванович осветил банки. Они были основательно покрыты пылью и путиной, став почти непрозрачными. Но внутри не было ничего особенного – самые обычные огурцы и помидоры, грушёвое варенье, кабачки и сладкий перец. Никаких заспиртованных рук и голов, или ужей с воронами – ничего, достойного настоящего чёрта.

– Ну что ж, и здесь ничего интересного, — подытожил Серёгин. – Пошли наверх.

– Может, возьмём баночку чего-нибудь? – у Сидорова действительно урчало в животе.

– Здесь давно уже всё несъедобное. Видишь: тут плесень, – Пётр Иванович показал на одну трёхлитровую банку с огурцами. Прямо посередине в ней бесцеремонно расположился огромный, бежево-коричневый плесневый гриб.

– Фу! – отшатнулся Сидоров. – Ну и мерзость!

– Ну, вот, – улыбнулся Пётр Иванович. – А ты хотел это есть. Пусть растёт. Может, эволюционирует во что-нибудь более симпатичное…

– Кишки подвело… – пожаловался Сидоров.

– Ничего, приедем, Фёкла Матвеевна накормит.

Серёгин и Сидоров выбрались из подвала. Ботинки их были заляпаны грязью. На плечах висела паутина.

– И так, здесь мы ничего не нашли, кроме одной крысы и той расчудесной плесени, – сказал Пётр Иванович. – И что там навыдумывал этот плотник?

– А ещё те люди, которые из окон повыскакивали, – добавил Сидоров. – У них, что, была массовая галлюцинация?

– Ну, допустим, их кто-то специально напугал, чтобы не лезли. Да, допустим, дело было именно так. Но. Первый вопрос: зачем пугать? Значит, пугавший должен был охранять что-то, что спрятано в этом доме. Ведь не развлекался же он? Вопрос второй: где он прячется? Ведь не будет же нормальный человек отсиживаться в таком кошмарном подвале годами, чтобы напугать одного-двух любопытных? Вопрос третий: почему он нас не пугает? По выбору, что ли? Мы даже в его подвал залезли, а он даже и не думает препятствовать. И, наконец, последний вопрос: кто это?

– Слушайте, Пётр Иванович, может, это Гопников был? А теперь он умер и – всё – пугать больше некому?

– Отпадает. Гопников умер три года назад, а чёрт появлялся только прошлым летом.

Пётр Иванович прошёлся фонариком по стенам. На одной из них оказалась какая-то небольшая картина в чёрной от времени и постоянной сырости рамке. Она была под непрозрачным от толстого слоя мокрой пыли стеклом.

– А это ещё что?

Милиционеры подошли к ней и Серёгин рукой стёр пыль. Ладонь его стала чёрной. Это была не картина, а фотография. Старая. Не очень качественная. Подмокшая. Вся в жёлтых разводах и потёках. На ней на фоне американского флага стояли двое мужчин. Один был немолодой, совсем лысый, с большим толстым носом и в очках. Второй был повыше, но его лицо почти невозможно было разглядеть из-за обширного потёка. Оба были в пиджаках и при галстуках. На груди у каждого красовалась американская медаль старого образца. Под фотографией была подпись по-английски:

“The best intelligence officers of the USA

B. Gopnickoff & H. F. Artherran

Year 1957”

– Вау! – выдохнул Сидоров. – Кто бы мог подумать, что он аж Гопникофф? Да в СССР за такое – капут!

Сидоров покопался в своём английском. Знал он его плоховато с самой школы – на тройку еле вытягивал, но всё же припомнил, что «intelligence officers» по-английски означает «разведчики».

– Резидентом был! – сказал он.

– Да уж, – согласился Серёгин. – И в Америке бывал. Надо бы побольше накопать про этого «Гопникоффа» да и про того, второго, что это… Хэ-Фэ.

– Эйч-Эф, — поправил Сидоров. – Но… зачем?

– Я ищу убежище «чёрта», — ответил Пётр Иванович, разглядывая изрядно попортившийся фотопортрет. – Раз Гопников был шпионом, значит, он за чем-то тут шпионил. А раз шпионил, то сообщал… Я о том, что у него где-то, помимо дома, должна была быть ещё и так называемая база, с которой он связывался с Америкой… Может быть, наш «чёрт» её обнаружил… Она должна иметь сообщение с домом. Надо попасть в местный архив. И найти планы дома.

– А Семиручко, противный тот?

– К нему нужно «подъехать» как-то. Тут, Саня, кроется какая-то тайна и мы с тобой должны её распутать, – сказал Серёгин, снимая фотографию со стены. – Это мы с собой заберём.

На этом первая вылазка закончилась. Обходя вывалившиеся камни и закрытую драными отсыревшими чехлами мебель, милиционеры двинулись к выходу.

Фёкла Матвеевна беспокойно бродила вокруг «Самары».

– Ох, родненькие, – охнула старушка, когда Пётр Иванович и Сидоров показались на покрытом большими трещинами крыльце. – Я уже думала, что вас чертяка заел…

– Нас не заест, – сказал Сидоров. – Но мы с Петром Ивановичем напали на чей-то след.

– Фёкла Матвеевна, а от чего умер этот Гопников? – спросил Пётр Иванович, усаживаясь в машину.

Старушка забралась на переднее сиденье рядом со следователем. Сидоров помог ей закрыть дверцу.

– Гопников? Он не просто умер, – ответила она. – Он пропал. Вечером лёг спать, а утром его уже никто не видел. Пустой гроб хоронили. Говорят, чёрт заел, – вставила старушка собственную версию.

– М-м-м… – промычал Пётр Иванович. – А сколько лет было Гопникову?

– Ой, он долгожителем был – уже за сто двадцать перевалило! А всё молодцом трымавсь. Если бы не пропал – жил бы и до сих пор.

Служебная машина быстро домчала до хаты Фёклы Матвеевны.

Старушка достала внушительную связку ключей, взяла один и отперла сени. В сенях было темно. Сидоров случайно налетел на лопату, и, шарахнувшись в сторону, вступил в ведёрко. Лопата грохнулась на пол, а сержант, громыхая ведёрком, чуть не полетел за ней. Серёгин включил фонарик, разогнав мрак. Сидоров стоял на одной ноге, пытаясь стряхнуть со второй злополучное ведёрко, и размахивал руками, чтобы не потерять равновесие. Фёкла Матвеевна невозмутимо перебирала ключи в поисках нужного.

– У нас, в Лягушах, нэма свитла, – сказала она. – Осторожней в сенях, забиться можно. Я-то привычная, а вот вы…

Наконец, Сидорову удалось избавиться от ведёрка, и оно со звоном отлетело в угол.

– Уф-ф! – выдохнул сержант, вставая на обе ноги.

Фёкла Матвеевна наконец-то отыскала ключ и впустила гостей в хату. Засветила каганец. Пётр Иванович выключил фонарик, чтобы не разрядить аккумуляторные батарейки. Неверный тусклый свет залил чистенькую комнату.

– От так и живемо, при свечах, – уныло вздохнула старушка, усаживая милиционеров за стол. – А ранише, помню, молода була – так всё – и радио, и телевизор даже был!..