G.O.G.R.

====== Глава 88. И снова неудача! ======

Недобежкин был крайне ошарашен тем, что сейчас увидел и услышал. Спасатели Пильчикова записали на видеокамеру всё, что происходило в подземелье. Милицейский начальник посмотрел это видео и почувствовал, как в руках и ногах у него собирается зябкий злой холодок. Да, все тела внезапно куда-то пропали, дверь эта взорванная, «Горящие Глаза» Сидорова и этот «свет фар» в боковом коридоре. «Хетцер» дурацкий словно бы испарился! Всё здесь не говорило, просто кричало басом и в мегафон: «Остался кто-то ещё!». Тракторист? А тракторист ли? Зайцев? Возможно. Недобежкин был не против Зайцева, но Пётр Иванович твёрдо знал о том, что Зайцев «съеден» тенеобразным монстром, что обитает за печкой у плотника Потапова. Он уже не раз пытался рассказать о нём, но даже сейчас, после гибели сумасшедшего профессора Артеррана, его не отпускали липкие щупальца «звериной порчи». При каждой мысли о «Потаповском монстре» у Серёгина грозила открыться «мегекость», и он переключался на Барсика, чтобы не мочить свою и без того подмокшую репутацию. Пётр Иванович не знал, что это за сущность, насколько она опасна, есть ли у неё разум, слушается ли она кого-нибудь, была ли раньше человеком… чем она питается, в конце-то концов?? Да, Пётр Иванович помнит, что отчётливо слышал, как из подпола Гопниковского особняка раздался этот зловещий голос, который пригрозил: «Я тебя съем!». И помнит, как «тень» появилась в холле особняка, как он пытался застрелить её…

– Му-у-у-у! – неслось с той стороны, где Ежонков пушил Семиручку.

Пётр Иванович невольно повернул голову и увидел, как сбаранившийся председатель сельсовета скачет на четвереньках и бодается с подъёмным краном. Все, кто видел это представление: спасатели, врачи, милиция, крановщик, экскаваторщик – хохотали и хватались за животы. Вот только полковник Соболев затравленно отвернулся и отошёл подальше. Интересно, почему?

– Ежонков! – призвал гипнотизёра Недобежкин.

– Чего? – недовольно фыркнул тот. – Не видишь, я работаю?

– Ползи сюда, работник, есть разговор! – настоял Недобежкин.

Делать нечего, Ежонков оторвался от «подопытного», покинув его в бычьем состоянии, и подошёл к Недобежкину.

– Чего? – ещё раз спросил Ежонков, став напротив Недобежкина.

– Ты говорил, что после смерти гипнотизёра гипноз исчезает? – напомнил милицейский начальник.

– Да, – подтвердил Ежонков. – Потому что…

– А как быстро это происходит? – уточнил Недобежкин, не дав гипнотизёру договорить.

– Сразу! – выплюнул Ежонков. – Потому что сознание гипнотизируемого освобождается от воли гипнотизёра!

– Ясно, – кивнул Недобежкин. – А что ты скажешь про Семиручку?

Ежонков потоптался на месте, с сожалением взглянул на замызганные промокшие туфли и уныло вздохнул:

– А они были из крокодильей кожи!

– Что? – не понял Недобежкин и рассердился. – Я у тебя про Семиручку спрашиваю, а не про твои мокроступы! Новые купишь, ты же богатый!

– Семиручко? Быкует! – булькнул Ежонков, снова с великим сожалением взглянув на свои крокодильи «мокроступы». – Тот, кто его попортил – живёхонек, как мы с тобой! Если бы это был Гопников, или Артерран – он бы мгновенно пробыковал! А так – во!

Недобежкин подсознательно испугался того, что Ежонков с ним сделает то же самое и запишет это «камлание» на видео. Но виду не подал, как и подобает храброму руководителю.

– Эй, ты его расколдуй! – заметил Недобежкин. – А то ещё лоб расшибёт…

– Ой, забыл! – потупился Ежонков, словно примерная девица. – Айн момент!

Семиручко с остервенением набрасывался на железный подъёмный кран, словно бы видел в нём другого быка, и бодал, бодал его лбом в бампер. Ежонков подкрался к этому «бычку-третьячку» и громко щёлкнул пальцами у него над ухом. Семиручко вздрогнул, вытянулся и рухнул на траву. Потом – разлепил глаза и зевнул так, словно бы «воспрянул ото сна».

– Ладно, всё! Бросаем этот балаган и ищем тракториста, – устало произнёс милицейский начальник. – Кажется, мы с вами снова сели в лужу…

Все, кого Недобежкин вызвал из Донецка, были отпущены восвояси и начали разъезжаться, выдыхая в атмосферу «густые облака» выхлопных газов. Соболев радостно укатил в Красное, а Семиручко, обретя свободу, убежал в Верхние Лягуши.

Арестованным и в наручниках оставался только Грегор Филлипс, «креветка». Он сидел в специальной клетке в «Газели» Самохвалова и оценивал свои шансы попасть на свободу и загреметь в тюрьму. Ежонков его тоже допрашивал путём «психодиализа», но он проявил запущенный случай «звериной порчи», начал громко взлаивать и едва не укусил гипнотизёра за мягкое место. Ежонков вообще, отказался с ним работать, а на строгий вопрос Недобежкина ответил так:

– Да этот барбос меня чуть за филе не тяпнул! Я не хочу делать уколы от бешенства – мне моя жизнь дорога!

Выслушав сие откровение, раздосадованный неудачами Недобежкин только плюнул.

– К трактористу! – отдал приказ милицейский начальник и сел за руль «Ниссана», прогнав Ежонкова на заднее сиденье.

– Будешь мне новый джип покупать! А то внушу тебе, что ты – бык! – пригрозил Ежонков и откочевал на заднее сиденье к Сидорову и Синицыну.

– Ой, как напугал! – огрызнулся Недобежкин, заводя мотор. – Смотри сам себя не загипнотизируй, а то я точно на видео сниму!

Пётр Иванович тем временем пыжился, пыжился, собираясь с силами, чтобы рассказать про «Потаповского монстра», а найдя в себе эти титанические силы, набрал в лёгкие побольше воздуха, раскрыл рот и на одном дыхании выпалил:

– Ме-е-е-е-е!!!

Да, больше ничего сказать не получилось: «порча» забила рассудок в самый последний момент и оставила от словарного запаса Петра Ивановича только это безумное слово козы.

– Пётр Иванович?? – перепугался Сидоров и отвалил челюсть.

– Серёгин? – Недобежкин так удивился и испугался, что даже нажал на тормоз и джип Ежонкова, издав визг, резко застрял посреди пыльной грунтовки.

– Полегче! – обиделся за машину Ежонков. – А Серёгин заразился «звериной порчей»! Я гарантирую!

– Сплюнь! – буркнул Синицын. – Гарантирует он! Поручитель нашёлся!

– Я лучше тебя знаю! – возразил психиатр Ежонков. – Ты – амбал, а я – психиатр! Это после того дома с ладаном он так заикаться начал! Кого вы там встретили? Зайцева? Вот Зайцев тебя, Серёгин, и уделал!

Да, у них все «собаки» теперь посыпались на Зайцева. Пётр Иванович хотел возразить Ежонкову и сказать, что это был никакой не Зайцев, но не смог прорваться сквозь «звериную порчу».

– Ме-е-е-е-е!! – это всё, что он смог сказать.

Тракторист убежал недалеко – он нашёлся в его собственной хате – дрых в «загоне» из пустых бутылок при открытой двери.

– Вот он, алкаш несчастный! – буркнул Недобежкин, брезгливо сморщившись при виде всех этих бутылок, живых и дохлых мух, и тракториста, который храпел среди них на полу около неопрятной постели, нашвырянной на старый диван.

– Чем-то на Грибка похож! – заметил Сидоров.

– Грибок номер два, – согласился Недобежкин и дал трактористу пинка. – Давай, вставай, «хетцер» неумытый!

– Бы-бы-бы! – забухтел во сне тракторист и перевернулся на другой бок. От него яростно пахнуло крутым перегаром.

– Пьяный! – пробормотал Серёгин, отмахиваясь от перегара правой рукой. – Отпился уже до ручки!

– «Папа, заспиртуй комара»! – припомнил Сидоров известный анекдот.

– Пошли отсюда! – рыкнул Недобежкин, повернувшись, чтобы уйти. – А то ещё облюётся!

– Мне на туфли! – закончил мысль Ежонков, подмечая, что в этом трактористе есть что-то от листрозавра и что-то от заурядного борова.