G.O.G.R.
Шрифт:
Семиручко выпростался из-за стола, но потом вспомнил, что забыл в ящике ключ. Водворившись обратно, он погрузился в выдвижные ящики и долго шарил в них до тех пор, пока его дрожащая рука не натолкнулась на этот кусочек металла, что отопрёт подгоревшую дверь архива.
– Нашёл! – пискнул он, выбираясь из-за стола во второй раз.
– Отлично, – кивнул милицейский начальник. – Давайте, шевелитесь! У меня время не резиновое!
Семиручко потащился к двери, три раза споткнувшись на ровном месте. Выбравшись в коридор, он едва не повалился в обморок, потому что увидел там ещё троих, да ещё и в камуфляже. В замке архива Семиручко возился не меньше двадцати минут. Ключ танцевал в трясущихся пальцах и пару разочков падал на пол.
– Шевелись! –
Семиручко справился с замком так тяжело, словно бы побеждал тигра один и без оружия.
– Заходите! – любезно пригласил он за подгоревшую «волшебную дверцу», а сам собрался было, ретироваться восвояси подобру-поздорову.
– Нет, вы пойдёте с нами! – запретил Недобежкин, а Сидоров поймал председателя под ручку.
– Что вы себе позволяете?? – обиделся Семиручко и дёрнул рукой, чтобы вырваться.
– Считайте, что вы задержаны, гражданин Семиручко! – сообщил ему Недобежкин и переступил порог архива. – Пройдёмте, сейчас найдёте нам всё необходимое.
– Я ничего не сделал! – взвизгнул председатель сельсовета, топая туда, куда тащил его Сидоров. – За что меня-то задерживать?? Я понимаю, Гойденко, или там… ещё кого… Но меня-то за что??
Да, у Недобежкина не было ни единого нормального повода для того, чтобы задержать этого «чертёнка» хоть бы на час. Однако милицейский начальник решил казаться умным.
– А за подпил моста! – выпалил он, чтобы хоть что-то сказать, а по реакции Семиручки догадался, что попал пальцем в небо.
Семиручко весь скукожился, сморщился, как засохший помидор и посерел, как плесень. Ноги председателя вмиг ослабели и подкосились, глазки выкруглились, челюсть отпала. Он даже на ногах больше не мог стоять, и, для удержания его в вертикальном положении к Сидорову присоединился Самохвалов.
– Ага, значит, ты подпилил, хорошо! – одобрил «чистосердечное» милицейский начальник.
– Я! Я! Я! – запищал Семиручко, сделавшись похожим на перекормленную мышь. – Я! Не сам! Не сам! Я! Не хотел! Они! Заставили-и-и-и меня-я-я-я! – заревел председатель белугой. – Пилу! Пилу я спрятал в кабинете под столо-о-о-ом! Клавдия Макаровна! Это она!
– Клавдия Макаровна тебя заставила подпилить мост? – не поверил Недобежкин. – Усадите-ка его туда! – милицейский начальник заметил среди заполненных бумагами полок один стул и решил занять его телесами Семиручки.
Сидоров и Самохвалов оттащили тяжёлого толстячка в тот угол, к стулу, и освободились, наконец, от ноши. Пётр Иванович поставил на единственный здесь столик подсвечник Клавдии Макаровны, а Синицын зажёг единственный фонарик.
– Так значит, Клавдия Макаровна? – продолжил нелёгкий для председателя разговор милицейский начальник, морщась от запахов мышей и плесени, что вились здесь в сыром, спёртом воздухе.
– Да! – подтвердил Семиручко, дёрнувшись на стуле. – Она! Она пришла, и начала пистолетом у меня перед носом размахивать и выть, как зомби: «Пилииииии! Пилииииии!». Ну, мне больше ничего не оставалось, я подумал, что она меня застрелит и закопает! Вы же знаете, – председатель посмотрел на Серёгина. – Как у нас пропадают председатели? Один за другим, один за другим! Мрут, как мухи! А Клавдия Макаровна при всех председателях тут хвостом вертела! Тут одно слово «НЕТ» – и уже нет тебя, вы понимаете?
– Врёт! – заметил Ежонков, подавив смешок.
Да, действительно, что-то тут не вяжется. Что значит «хвостом вертела»? Кто? Клавдия Макаровна? Эта дородная, дотошная и пожилая консерваторша – и вдруг – «хвостом вертела»?? Нет, Семиручко нашёл явно неудачный объект для спихивания «собак».
– Хватит! – разъярился Недобежкин и хватил кулаком по первой попавшейся полке, сбросив целую кипу сырых листов. – Или правда, или срок на полную катушку за двойное покушение на сотрудников милиции!
– Аааа… – затрясся Семиручко, медленно сползая со стула. – Не губите! Я выдам вам всё про Потапова… И скажу по секрету: он тоже с ними завязан! И вообще,
я думаю, что это Потапов там гвоздь программы! Когда дом у Потапова сгорел – он переселился в новый дом. А оттуда, из нового дома он вышел уже одним из них!– Из «НИХ» – это из кого? – уточнил милицейский начальник.
– Из чертей! – загадочным шёпотом ответил Семиручко. – У Потапова дом сгорел в том же году, когда умер Гопников. А когда умер Гопников, так и чёрт распоясался!
– Ага, – кивнул Недобежкин. – Ну что ж, идите, ищите документы на Потапова. Только смотрите!
Семиручко был доволен тем, что его никто не держит и над ним никто не нависает. Он вспорхнул со стула с проворностью пингвина и потащился к подгнившей полке с табличкой «П».
Документов на Потапова отыскалось не так уж много – каких-то три пожелтевших бумажки с нелёгкой судьбою, что отразилась в их подтёкших записях, загнутых, размочаленных уголках и серых точечках плесени. В одной бумажке говорилось, что Потапов Гаврила Семёнович построил двухэтажный дом в восемьдесят девятом году, и этому дому был присвоен номер пять. Вторая бумажка повествовала о пожаре в пятом доме, из-за чего тот полностью сгорел. Седьмого апреля две тысячи пятого года «терем» Потапова загорелся при «невыясненных обстоятельствах», а когда, наконец, нарисовалась пожарная бригада – от него остались лишь чёрные головешки и зола. Третья бумажка отражала переселение Потапова из пятого дома в шестой, «доныне пустующий». Шестой номер носила эта «чёртова» изба со странным вторым входом, где Пётр Иванович ухитрился увидеть результат «Густых облаков». Да, в девяносто девятом Потапов жил в доме по соседству, а в заброшенном шестом… проказил чёрт.
– Вот – ещё! – это Семиручко выкопал где-то и шваркнул на стол около подсвечника пухлый и пыльный фолиант – старый журнал регистраций, куда когда-то заносились все свадьбы, разводы, приезды, уезды, смерти и рождения.
Председатель проворно раскрыл этот пропахший клопами увесистый «талмуд» и среди сотен тысяч других фамилий отыскал Потапова. Потапов родился тут же, в Лягушах, и за свою жизнь ни разу не покидал родную деревню. Жены у него тоже не водилось… В общем, Гаврила Семёнович Потапов был тем одиноким, малозаметным человеком, которого можно просто так стереть, «списать» и заменить кем-то другим. Вот они и заменили – Мэлмэном. А ведь Серёгин с Недобежкиным так и не узнали до конца, кем был этот загадочный лысый бандит, который без проблем перемахнул двухметровый забор…
– Пора нам, ребята, в Донецк, – уныло вздохнул Недобежкин, понимая, что верхнелягушинское следствие зашло в глухой тупик. – Всё, пошли, пора «нах хаус».
– А? – пискнул из дальнего угла Семиручко, удивившись тому, что на него не надвинули наручники и не попёрли с места председателя в тюрьму.
– Пили мосты, партизан! – буркнул ему на прощанье Недобежкин и скрылся в коридоре.
====== Глава 90. В Донецк! В Донецк! В Донецк! ======
Смирнянский «коптил небо» в изоляторе, а заместитель Недобежкина Носиков всё не сообразил, что с ним делать. В камере слева от Смирнянского тихо прозябал несчастный Грибок. А в камере справа – громко стучал в стенку дикий Ярослав Семёнов. Лишённый ноутбука, Интернета и живого общения, Смирнянский не прозябал, как Грибок и не дичал, как Семёнов – он работал мозгами. Просто сидел на нарах и сопоставлял известные ему факты. Синицын утверждает, что тот архив, который нарыл Ежонков – не его? Возможно. Возможно, что кто-то из «гогристых», а может быть, и «негогристых» американцев воспользовался его именем – у них распространены такие хитрые приёмчики. Серёгин сказал, что Мильтон, которого он видел в «Росси – Ойл» – не похож на настоящего Мильтона на видеозаписи? Да, тоже может быть, что Росси просто-напросто перестраховался и не стал посылать в дикий по американским меркам Донецк своего первого заместителя, и послал кого-то другого. Смирнянский решил, как только Недобежкин выцарапает его из этой дурацкой кутузки – обязательно посетит эту «шарашкину конторку» старика Росси и попытается сам узнать всё, что ему нужно.