G.O.G.R.

– Где и когда это случилось?

– В позапрошлый четверг… Я не знаю, как называется эта улица, но там – больница и парк, а потом пятиэтажки начинаются. И тротуар очень плохой.

– Ясно, перекрёсток Владычанского и Краснофлотской! – выкрикнул Сидоров

– Тише, Саня! – сказал Пётр Иванович. – И как выглядел «жучила»?

– Темно там было. Морду не заметил. Видел, что тощий такой. Ростом с меня, примерно. Это он, наверное, Гарика кокнул. Больше некому.

Серёгин нашёл на столе фоторобот Николая. Подсунув его под нос Додика, он спросил:

– Это – «жучила»?

Додик долго изучал Колины глаза, нос, рот, уши... Раздумывал, говорить ему, или лучше промолчать. Потом решил говорить, потому что испугался, что его он тоже прижучит в КПЗ, как Гарика.

– Это он, – изрёк Додик. – Он знает всех американцев.

– А что ты там выискивал, в подвале дома, где Гарик жил? – поинтересовался Серёгин, достав новый бланк: старый закончился, испещрённый показаниями.

– Сокровища? – выпалил Сидоров, разглядывая тесак Додика.

– Да, не, сокровища тут не причём, – крякнул Додик. – Там американцы что-то прячут. Их «жучила» часто туда наведывался. А я решил узнать – что. Если бы американцы пронюхали – меня бы урыли тут же, не спрашивая!

– Ну, и как, узнал? – поинтересовался Пётр Иванович, надписывая шапку нового протокола.

– Нет, – замотал головой Додик. Голова у него смахивала на яйцо – страусиное. – Я туда Крекера засылал, а он – трус. Выскочил и пургу какую-то мелет... Так и не смог я его назад загнать...

Крекер – трус! Ха! А Додик что – не трус? Пока на свободе бегал – так всех запугивал, а как попался – сам «базарить» начал!

– Хорошо, а как тот американский «жук» попадал в подвал? Дверь-то опечатана, ключи – в ЖЭКе. Или там есть потайная дверь?

– Есть, – Додик пощупал свой подбитый глаз. Фингал у него был колоссальный. Да и сам глаз заплывать начал. Наверное, нужно будет «Альбуцид» капать, а он такой болючий!..

– Есть там потайная дверь, – продолжал Додик. Сбоку там, под кустиком, она наполовину под землёй. Узенькая. Я туда протиснуться не могу. А Крекер – худой. Поэтому я его туда погнал.

«Точно, нужно будет слазить», – заключил про себя Серёгин. Потайная дверь это – прекрасно. Не надо будет оббивать пороги ЖЭКа.

С потолка слетела маленькая муха и приземлилась на протокол. Согнав её, Пётр Иванович произнёс:

– Додик, что ты знаешь про следователя Зайцева?

– Я не уверен, – пробормотал Додик, – Но, судя по тому, как он «замял» Зубра... Кстати, он упёк не их «жучилу», а чайника какого-то... Он его на улице нашёл. Я знаю, потому что «жучила» на воле пляшет.

– Ты знаешь, откуда он взялся?

– Не, не знаю, – ответил Додик. – Может, ихний, американцев, а может, и государственный. Тоже – чайник.

Сидоров икнул со смеху и прикусил нижнюю губу. «Государственный»! надо же было так сказать!

– А как насчёт дела Светленко, которое ты у Карпеца купил? – спросил Серёгин.

– А я и сам не знаю, для чего оно понадобилось. Я даже не знаю, кто такой Светленко, – хныкнул Додик.

– Да, неужели? – съехидничал Сидоров.

– Не знаю, – повторил Додик. – Мне Сумчатый приказал купить, и деньги выдал. А ему – американцы. Что, да как – никто не сказал. Ни Сумчатый – мне, ни американцы – Сумчатому.

====== Глава 38. Неофициальное расследование продолжается. ======

– И что за бред он несёт? – удивился Сидоров, когда, отведя Додика в КПЗ, вернулся назад. – Американцы какие-то...

– Не думаю, что это – бред, – возразил Пётр Иванович. – Похоже, правда. Что-то у нас беспорядок какой-то творится. – Серёгин покачал головой. – Лукашевич – признанный авторитет... Кому только в голову пришло?

– Конкуренты, – предположил Сидоров. – Как говориться, проруха на старуху!

– Конкуренты... Американцы... – вслух рассуждал Серёгин. – Какой-нибудь филиал интернациональной корпорации... Надо бы узнать, кому Лукашевич перешёл дорогу.

– Поговорим с его женой, – предложил Сидоров. – Она должна что-то знать.

– Ты прав, Саня, – сказал Серёгин и встал из-за стола. – Сейчас ты останешься здесь за меня, а я наведаюсь к Лукашевичам. Если кто-нибудь придёт, или позвонит, скажи, что замещаешь меня. Если будут требовать именно меня, дай мой мобильный. Потом, когда вернусь – слазаем в катакомбы.

– Хорошо, Пётр Иванович, – сказал Сидоров.

Через пять минут Серёгин ехал в служебной «Самаре» к Лукашевичам. Дорогой обдумывал слова Додика и то, что скажет жене Лукашевича. Она, может, боится, не расскажет всего, даже не подозревая, как это важно для раскрытия убийства её мужа.

Лукашевичи проживали в небольшом частном секторе на самом берегу Кальмиуса. Сектор состоял из элитных коттеджей, и Серёгину пришлось нос к носу встретиться со злобным охранником, который битый час не желал пропускать его внутрь. Не убедило его даже милицейское удостоверение Петра Ивановича.

– Знаем мы таких милиционеров! – ворчал охранник. Залезай, лучше, в свою жестянку и катись-ка на все четыре стороны!

Благо, старший сын Лукашевича Андрей Михайлович, возвращался откуда-то домой. Андрей Михайлович знал Серёгина в лицо.

– Здравствуйте, Пётр Иванович! – вежливо поздоровался он в ответ на приветствие Серёгина, и удивлённо добавил:

– А чего вы тут стоите, не проезжаете?

– Да вот, охранник не пропускает...

– Костя, – укоризненно протянул Андрей Михайлович, глядя на охранника.

Охранник ничего не сказал. Только пожал плечами и молча открыл ворота.

Андрей Михайлович залез в белый «Ниссан», и проехал в глубь посёлка, до своего двора. Вслед за ним на «Самаре» проехал Серёгин. Охранник что-то проворчал под нос, и закрыл ворота. Серёгин подождал, пока Лукашевич-младший поставил машину в гараж, и они вдвоём зашли в дом. Дом был полон всяких технических новинок, стены и потолок сверкали евроремонтом, на полу лежали дорогие ковры.

У них была собака. Мелкая такая, косматая болонка. Беленькая. Бантик розовый на головке. С виду – милейшее создание, ангелочек в виде собаки. Но болонку эту с самого щенячества никто никогда не воспитывал. Ей позволялось всё на свете: спать на кроватях, лазать по столам, таскать еду прямо со стола. И за четыре года своего существования хитрая псина поняла, кто в доме хозяин, и превратилась в неуправляемого кусачего монстра. Болонка кусала всех, кого вздумается. Особенно гостей. Прямо, напрыгивала на них, и – давай хватать за лодыжки! Иногда собачонку удавалось закрыть в какой-нибудь комнате. Но тогда она начинала противно визжать и лаять басом. А когда хозяйка, не выдержав, выпускала ее, наконец – снова принималась кусаться. В семье все были за то, чтобы отдать противную болонку кому-нибудь, или просто выкинуть на улицу, но Алла Сергеевна Лукашевич была против. Она всей душой любила этот не в меру зубастый клубок белой шерсти, на что последний отвечал неизменными предательскими укусами.