Гаджо с Меловых холмов

Я закрыла одну пару глаз - совершенно бесполезную в сгущающихся сумерках - и поудобнее устроила одно из тел: пусть спит. До утра оно мне не понадобится.

Второе тело сильно затекло от долгой неподвижности. Я поднялась на все четыре лапы, постояла, привыкая, - и от души потянулась, прогибаясь в спине. Внутри зашуршало, забурчало, а тень повторила мои движения с заметным опозданием; учитель стоял рядом с таким непередаваемым выражением лица, что, если бы я еще могла, то рассмеялась бы.

Но лисья пасть плохо приспособлена к душевному хохоту. Да и к разговорам - не очень-то. Оставалось только молча взмахнуть хвостом и направить свои темные лапки в комнату учеников.

Усы распушились, улавливая малейшие колебания воздуха. С улицы невозможно, нестерпимо пахло едой… но к ужину мы с лисицей опоздали. Тот же одержимый, что пировал в овчарне Уайтстримов, побывал и здесь. К счастью, на этом алтаре свою смерть нашла только соседская несушка, и от нее - что в ментальном, что в физическом плане - почти ничего не осталось.

Комнату выпускниц от учеников отделяла всего одна дверь, такая хлипкая, что будоражащий, невыразимо родной запах лисица учуяла, еще не открыв ее. В ученической спальне чучело безошибочно запрыгнуло на угловую кровать и с удовольствием перекатилось с бока на бок. Я не стала препятствовать, хотя Кео смотрел косо, - но сопротивляться желанию лисицы было невозможно. Голову повело от запаха: тонкий, горьковатый травяной аромат, дым костра и вишня, которую Чирикло обожал преданно и нежно.

– Хикари, помнишь, зачем ты здесь?
– вкрадчиво поинтересовался учитель.

Лисица недовольно тявкнула, но все-таки спрыгнула с кровати и пробежала к распахнутому окну, быстро входя во вкус: чем ближе был Чирикло, тем сильнее и свежее пахло. В сводящий с ума аромат постепенно вплетались новые нотки - мыло, благовония, цветы из садика…

Мы выпрыгнули из окна; эфемерный след слегка рассеивался и вел к забору, но резко заворачивал обратно, к менгиру, и там сгущался - как будто Чирикло пытался сбежать, но его остановили и вернули. Похоже, возле алтаря ученики простояли добрую четверть часа и видели жертвоприношение от начала до конца. Одержимый был совсем рядом с ними.

Но почему-то не тронул, ограничившись жалкой курицей, как будто его кто-то сдерживал. Как я - свою лису.

От этой мысли у меня шерсть встала дыбом. Кто-то всерьез верил, что действительно сумеет контролировать голодного одержимого! Но, если говорить начистоту, то поначалу я тоже питала подобные иллюзии - ровно до того, как едва не загрызла собственного учителя, до последнего момента будучи уверенной в своей правоте…

Выходит, кто бы ни связался с одержимым, это произошло совсем недавно, и партнер еще не осознал, во что вляпался. Иначе ни за что бы не позволил посторонним людям присутствовать на трапезе - если, конечно, они нужны ему живыми.

Я встряхнулась и на неверных лапах потрусила дальше. След вел к калитке, но на дорогу уже никто не выходил. Чирикло стоял возле забора даже дольше, чем возле менгира, - им до сих пор пахло так, будто он еще тут, - но потом след обрывался внезапно и начисто.

– Хикари?
– неуверенно окликнул Кео.

Я тихо рыкнула и выразительно вздыбила шерсть на загривке, и учитель понятливо замолчал.

Лисица почти прижала нос к земле, как какая-нибудь ищейка, и дала круг почета по мощеной дорожке - увы, с тем же результатом. Создавалось впечатление, что ученики упорхнули прямиком с брусчатки, минуя и калитку, и дорогу, а одержимый радостно вознесся следом за ними.

Следующий круг лисица сделала чуть пошире, но учуяла только мощный аромат розовых кустов и духов Кео, и если с цветами ничего поделать было нельзя, то на учителя она гневно тявкнула и сделала вид, будто сейчас бросится, и отогнала на несколько шагов - после чего резко потеряла к нему интерес.

О-ками-сама понятливо отошел еще дальше, а потом и вовсе вернулся к окну и уселся на подоконник, свесив ноги наружу. Лисица покружила по дорожке, но быстро убедилась, что нюх ее не подводит. Запах не заглушали, не перебивали - он просто исчез. Вместе с обладателями.

Я подняла лисий нос, заставляя зверька оглядеться. Лисица сначала сопротивлялась: четверолапые редко смотрят вверх, - но потом в поле зрения попала печать на менгире, и чучело целеустремленно побежало ближе. Чирикло тут нет - зато есть еда! Пусть издевательски мало, пусть объедки, но все же, все же…

Я не стала ее удерживать. Мне вспоминалась овчарня Уайтстримов, мухи и сладковато-металлический запах, и тошнило так, что едва не отбило аппетит лисе.

“Погодите-ка, - вдруг сообразила я, и чучело действительно застыло на месте.
– Менгир в овчарню телепортировали!”

– Что-то нашла?
– насторожился Кео.

Я заставила лису подойти ближе и выразительно уставилась на окно.

– Что?
– не понял учитель.

Пришлось запрыгивать в окно совсем рядом с ним, в зазор между шелковым рукавом капари и откосом. В последний момент Кео шарахнулся, звучно ударившись плечом о раму и только чудом не разбив стекло, но я уже проскользнула мимо и забралась на пуфик.

Учитель молча сидел на окне, уткнувшись лбом в откос, и призывал все силы, чтобы не сорваться. Я оценила.

– Их провели через окно, заставили смотреть на убийство курицы на менгире, а потом телепортировали прямо с дорожки - там запах обрывается, - отрапортовало второе тело, уже входя в ученическую спальню, но еще не проснувшись.
– Все сходится, похититель Уайтстримов и учеников - одно лицо, и оно одержимо, как и я.

– Прекрасно, - странным голосом отозвался о-ками-сама, не меняя позы.

– Неописуемо, - согласилась я и открыла свои глаза.
– Там не было посторонних запахов, Кео. Понимаешь? Все пахли так, как будто провели в Самадже не один день.

Человеческие глаза почти ничего не видели, но силуэт учителя вздрогнул так явно, что никакие “усатые штучки” не понадобились. Я тоже невольно поежилась, подошла к окну и украдкой коснулась - не руки даже, а края шелкового рукава.

Ткань была холодной, скользкой и донельзя реальной. Растерянный и перепуганный учитель по-прежнему казался больной фантазией.

– Мы все равно должны доложить об этом, - сказал он.

Я машинально кивнула и бросила неуверенный взгляд на сад за его плечом. Над Флат-Плейсом взошла луна - но ее блеклого света едва хватало, чтобы пробиться сквозь туман и смутно обозначить размытые контуры зданий и деревьев. Розовые кусты представлялись искаженными, лохматыми фигурами монстров из страшного сна. Мощеная дорожка влажно поблескивала, как высунутый язык, на кончике которого уже таял Самадж. Белесые меловые островки вдоль забора дополняли картину - будто редкие зубы в огромной пасти.