Галобионты

В голове вертелась сакраментальная фраза: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». На память приходили все эпизоды, связанные с морем. Если все это правда, то сколько раз его могли бы взорвать ко всем чертям. К примеру, не далее как полгода назад он, Секретчик, совершил вояж по Черному морю из Одессы в Евпаторию.

Если хотя бы половина из прочитанного им соответствует действительности, то на землю грядет самое настоящее нашествие… или пришествие? Прозвучавший в кабинете нервный смех заставил его вздрогнуть. Оказалось, что засмеялся сам Секретчик.

* * *

Взрывом практически полностью уничтожило верхнюю часть базы – то отделение, где располагался «детский сад». В нем шел процесс генерации шестой серии галобионтов. Той самой, о которой он так долго распространялся полковнику. Шестая серия – Юпитеры – должны были стать самыми совершенными существами из всех существующих и доныне существовавших живых мыслящих субъектов.

Степанов был уверен, что эксперименты с шишковидной железой, отвечающей за способности к ясновидению и телепатии, завершатся удачно. Предполагалось, что галобионты будут общаться между собой посредством телепатической связи. Кроме того, на физическом уровне он должны будут иметь способность к передаче сигналов в неслышимом ультразвуковом диапазоне подобно дельфинам.

Взрыв, уничтоживший отделение первичного генезиса, свел к нулю плоды нескольких лет каторжного труда. Но даже не это было самым страшным. Самым плохим оказалось то, что они с Гераклом так и не успели завершить процесс адвентации галобионтов пятой серии – Алексов. Степанов успел вывести из анабиоза только двоих, остальные восемь погибли. Больше того, профессор так и сумел завершить работу по установке психопрограммы галобионтов пятой серии. Это означало, что он не будет властен над их сознанием. Если бы у него осталось хотя бы несколько минут!

Итоги нападения вооруженных торпедами аквалангистов были самыми плачевными. Дзержинец узнал об этом через четверть часа после разговора с Президентом, бывшего, как и ожидал полковник, совершенно бесплодным. А уже спустя три часа Дзержинец был на Базе и мог своими глазами увидеть ее, вернее то, что от нее осталось.

– Почему вы не выполнили мой приказ? – сходу бросил он, входя в лабораторию.

– Мы сделали все, что было в наших силах, полковник, – ответил Степанов.

Дзержинцу показалось, что Степанов как-то постарел за короткое время, прошедшее со времени их последней встречи.

– Кто-нибудь из нападавших уцелел?

– Все мертвы полковник, – уверенно произнес Степанов.

– Вы можете это гарантировать?

– Да, – с горечью ответил профессор, – на все сто процентов. – Лодки, на которых они прибыли, тоже уничтожены.

– Хоть на этом спасибо, – Дзержинец облегченно перевел дух, – вы уверены, что все вокруг чисто?

– Да, в этом я тоже уверен абсолютно.

– Тогда почему вы говорите об этом с такой трагической миной? База понесла большой ущерб?

– Гораздо больший, чем вы можете предположить, полковник, – Степанов обвел рукой стены лаборатории, – уцелела лишь эта часть здания, да и здесь нам досталось.

– Я жду от вас подробного отчета.

– Ситуация выглядит так, – начал Степанов, – мы потеряли девять галобионтов из шестнадцати, бывших у нас в наличии. Еще трое ранено, но их можно восстановить. Дальше, – продолжал он, выдержав небольшую паузу, – полностью уничтожен «детский сад»…

– Полностью?

– Да, полковник, окончательно и бесповоротно, – с некоторым пафосом ответил Степанов. – Восстановление потребует от нас даже больше времени, чем его потребовалось для создания, так как частично разрушено и центральное отделение.

– Печально, конечно, но, с другой стороны, это будет уже второй раз, у вас теперь достаточно опыта и знаний, чтобы работа шла легче.

Не ясно было, кого пытается обнадежить Дзержинец, себя или Степанова.

– Но и это еще не все, полковник, – проговорил профессор.

– В чем дело?

– Мы потеряли всех галобионтов пятой серии.

– Как это случилось? – голос Дзержинца чуть заметно дрогнул – он все же не ожидал такого урона – Я же приказывал вам заморозить адвентацию.

– Вы думаете, все так просто? – взъярился Степанов. – Я сказал вам понятным языком, что уже ничего не могу поделать. При всем моем желании уберечь галобионтов, я не Господь Бог. Мы с Гераклом ничего не успели сделать. А потом, когда прогремел взрыв, мы вынуждены были переключиться на оборону Базы. За это время все галобионты погибли.

Дзержинец с подозрением смотрел на Степанова.

– Мне придется проверить правдивость ваших слов, – произнес он со зловещими нотками в голосе.

– Проверяйте, – профессор с безразличием пожал плечами, – если хотите, я могу предъявить вам трупы всех десяти галобионтов.

– Что-то подсказывает мне, что вы могли бы успеть спасти хотя бы несколько особей. Я предупредил вас в четырнадцать ноль пять по московскому времени, а взрыв прозвучал, по вашим словам, около одиннадцати ночи. У вас было по меньшей мере семь часов.

– Жаль, что вас не было здесь, когда все это происходило, – заметил оскорбленный Степанов, – вы убедились бы своими собственными глазами, что ничего нельзя было поделать.

– Хорошо, – Дзержинец устало махнул рукой – его силы не были неисчерпаемыми, – чем мы располагаем на данный момент?

– У нас осталось семь галобионтов: трое Нептунов, трое Наутилусов и один Геракл. Вот и все.

– Это не так уж и мало. Мы все восстановим, профессор. Только сначала разберемся с этими… – полковник не договорил, так как его обеспокоило выражение лица Степанова.

Профессор выглядел совершенно отстраненным от всего, что вокруг него творилось. Чувствовалось, что его мысли витают где-то очень далеко. Это раздражало Дзержинца и наводило его на подозрения. Однако он понимал, что сейчас не время доискиваться до истины – слишком многое предстояло сделать.

А Степанову и впрямь было, что скрывать. После того, как с нападающими покончили, он с Гераклом возвратился в главную лабораторию и увидел, что время для адвентации галобионтов безнадежно упущено. Структура детрита – конгломерата взвешенных в воде органоминеральных частиц и бактерий – оказалась нарушенной настолько, что все восемь особей, находившихся в гебуртационных камерах погибли. Уцелело только двое: женщина, которую Степанов как-то незаметно стал называть Любовью, и галобионт мужского пола – его гебуртационная камера располагалась рядом с той, что стояла на возвышении, и это спасло его от печальной участи остальных особей. Пока профессор занимался женщиной, Геракл руководил процессом адвентации соседствующего с ней галобионта.