Ганфайтер. Дилогия

В нос ударил тошнотворный запах гари. Вот оно что… Тимофей похолодел – эстакада трансвея впереди была обрушена, длинное тело многосекционного вагона свалилось прямо на платформу, а концевая секция свешивалась ещё ниже, придавливая сцепку контейнеров. Киберуборщики шустро мыли и скребли закопченную платформу, а роботы медслужбы стояли неподвижными столбиками, как суслики у норки, – самый страшный груз они уже доставили куда нужно.

– Жертв много? – выдавил Браун.

– Пятеро насмерть, – пробурчал Дженкинс, и Харин свирепо засопел.

– Кто? – спросил Илья, сжимая громадные кулаки.

– Вот, – ответил комиссар, вытягивая руку к стене.

Там, на сибролитовой облицовке, была наспех нарисована окружность, из центра которой исходили двенадцать молний.

– Группа «Чёрное солнце», – сказал Самоа Дженкинс, – их знак. Они уже отметились на Таити2 и в ПортФенуа. Взрывают, стреляют, громят – и зачищают. Ни одного свидетеля не оставили в живых, но метку накалякать не забывают никогда.

– Молнии в круге… – задумался Тугарин и приподнял брови в недоумении: – Что за хрень?

– Это не молнии, – сухо пояснил комиссар, – а руны «зиг», такие ещё эсэсовцы рисовали на петлицах. Получается как бы солярный крест, двенадцатиконечная свастика, символ Чёрного солнца.

– Что за хрень? – повторил Илья, хмуря брови.

– Я узнавал… – запыхтел Дженкинс. – Это такой оккультный символ был у нацистов. Чёрное солнце – оно… ну, это как бы незримый центр Вселенной, причина и начало бытия, «первоогонь» высшей расы. Гиммлер с корешами думал, будто Чёрное солнце светит в громадных полостях под землёй, куда войти можно только через Арктику и Антарктиду. Сияние это вроде как способности необычные пробуждает, но восприять его могут лишь истинные арийцы. Вот так вот…

До ушей Сихали донёсся топот – и бластер сам будто прыгнул ему в руку. ТугаринЗмей с Дженкинсом тоже выхватили оружие.

– Вроде тихо… – пробормотал Браун, держа палец на курке.

Самоа медленно опустил бласт и покачал головой.

– Всяко бывало, – молвил он, – и пираты случались, и бандиты, а вот террористов у нас не водилось.

– Значит, завелись, – сделал вывод Тимофей. – Ну ты их тут выводи, а мне в Африку пора. И чтоб я в курсе был!

– Будешь, – пообещал Дженкинс.

– Да, чуть не забыл… С завтрашнего дня я в отпуске. На две недели.

– А… – начал Самоа.

– Дайте человеку отдохнуть, – прогудел Харин с осуждением.

– А генеральное руководство? – договорил комиссар.

– Коллегиально! – отрезал Сихали.

Глава 2

КРАЙНИЙ ЮГ

9 декабря, 9 часов 40 минут.

АЗО, оазис Ширмахера, озеро Унтерзее.

Озеро Унтерзее располагалось в сотне километров от станции «Новолазаревская». Чашу озера окружали отвесные скалы в тысячу метров высотой, источенные гротами и нишами, – это ветер так постарался.

Когда же буря стихала, над Унтерзее восставала попранная тишина. Суровая, величественная красота озера и полнейший покой – вот, что влекло сюда Александра Белого, китопасавалбоя. ^[70]

Рождённый весёлым и находчивым, Шурик любил смешить – и чтобы вокруг смеялась большая дружная компания, но здесь, на Унтерзее, где душа, чудилось, соприкасалась с вечностью, он молчал, внимая снежной сказке. Его закадычный друг, Шурик Ершов, прозванный Рыжим за огненный цвет волос, и ещё более склонный к шутовству, соблюдал тишину с ним на пару. Оба будто заряжались чистотой, ледяной свежестью и ясностью Унтерзее.

Так было два дня подряд, пока Шурики помогали Олегу Кермасу собирать мумиё со скал, а на третий день стряслась беда.

Это случилось в полдесятого. Шурик Белый только нацелился отломать сосульку мумиё, свисавшую с камня, как Рыжий закричал: «Смотри!»

Белый посмотрел – и охнул. За полкилометра от них, у подножия скал, где копошились геологи, вдруг завихрились ленты изумрудного зарева, ударили восходящие потоки бледноголубого сияния, заполоскали полупрозрачные знамёна красного и жёлтого цветов – они рвались на трепещущие световые лоскутья и обращались по спирали, истаивая на лету.

У Белого перед глазами чтото замерцало, зазвенело тихонько в ушах, тело окатила волна слабости, но китопас не поддался недомоганию – он хорошо видел, как шатались вдалеке красные фигурки геологов, как падали на лёд. Эти странные световые столбы били изо льда прямо под ними. Или над ними? Короче, хрен поймёшь!

– Бегом! – крикнул он и помчался на помощь. Рыжий припустил следом.

Океанцы как раз миновали палатки лагеря, когда зловещая цветомузыка доиграла своё.

– Можно подумать, будто… – выговорил на бегу Рыжий. – Что это такое было, вообще? Мираж или…

– Я доктор? – ответил Белый. – Я знаю?

Добежав, он затормозил, проехав по гладкому льду. Геологи лежали вповалку – без сознания, но живые.

– Хватай их за шиворот! – решил Белый. – И потащили!

– К палаткам? – уточнил Ершов, цепляясь за каэшку Кермаса.

– Туда!

Когда китопасы приволокли вторую партию, Олег Кермас с трудом сел, потом встал на четвереньки.

– Очухался! – весело сказал Белый. – Олег, ты как?

Кермас не ответил. Он попрежнему стоял на карачках, низко опустив голову, словно под лёд заглядывал, покачивался и тяжело дышал.

Ершов опустился с ним рядом и потряс за плечо.

– Олег!

Кермас будто и не замечал его. Неожиданно подняв голову, он заговорил глухим, «потусторонним» голосом, будто медиум на спиритическом сеансе:

– Их надо срочно спасать! Срочно! Слышите? Люди в опасности! Они подо льдом, под землёй… Их надо оттуда вывести! Они не виноваты, слышите? Внуки не отвечают за дела дедов!

– Так мы и так спасаем, – не понял Рыжий. – Щас ещё троих притащим, а потом…

– Он не с тобой говорит, – тихо сказал Белый.

– А с кем? – вытаращился Ершов.

– Не знаю…

– Их надо срочно спасать! – вещал Кермас попрежнему. – Слышите? Люди в опасности! Они подо льдом, под землёй…

Заметно побледневший Белый сказал очень серьёзно:

– Вызывай Купри и врачей. Пусть срочно летят сюда!

Шурики ждали до самого обеда, но медиков так и не дождались. А ровно в час дня над Унтерзее закружил оранжевый флаер и сел рядом с палатками. Из него выбрались Купри и Сегаль.

– Привет Шурикам! – радостно крикнул Борис, но тем было не до шуток.