Ганфайтер. Дилогия

Неожиданно развесёлая компания чёрной молодежи повалила на аллею с гоготом и выкриками, вознамерившись на людей посмотреть и себя показать. Тёмнокожие, молодые, здоровые, не отягощенные знаниями и печалями, они топали в такт и ревели старинную боевую песню зулусов:

Эйая! Йа! Яайи, яайи, яайи, яайи, яайи, яайи, яайи, уа!

Бабете баявку зитела обисини…

Молодёжь отрезала океанцев с антарктами от их преследователей – те остановились покурить.

– Вызываем полицию? – нервно спросил Купри.

– Щас! – буркнул Харин.

– Подождём, – сказал Сихали, непринуждённо разваливаясь на скамье.

– Чего? – нахмурился комиссар.

– Чтобы можно было побеседовать без свидетелей.

– И без жертв среди мирного населения, – добавил Шурик Рыжий, приседая рядом с генруком.

– Золотые слова, – лениво сказал Сихали, поглядывая на скамью, облюбованную парочкой – смуглой мулаточкой с пышной гривой волос и белым худым парнем в очках – не в тех, что защищают от солнца, а в оптических, для коррекции близорукости.

Африканская гопа, завидев этих двоих и осудив подобный вид межрасовых отношений, окружила скамью и расселась на спинке, поставив ноги на сиденье.

– Мангати! – торжественно произнёс жилистый курчавый парень с кожей странного серого оттенка. – Что ты видишь, Мангати?

– О, Макала! – напыщенно ответил с другой стороны лавки чёрный лоснящийся толстяк. – Не что я вижу, а кого!

– И кого же, инкоси? ^[81]

– Я вижу белого бааса, ^[82]Мангати, охмуряющего нашу Коко!

– Верно, Макала! А ты что скажешь, Мгану?

– Непорядок, Мангати, – понурился Мгану.

– Надо бы нашим чёрным кулачкам, – задумчиво проговорил самый крупный из африканцев, – начистить это белое очкастое рыло.

– Веррна, Мбазо! – воодушевился Мангати.

Трое зулусов лениво встали, окружая белого. Тот загнанно озирался, блестя стёклами очков.

– Поможем? – спросил у Брауна Илья.

– Посиди, – успокоил его генрук. – Мужчина должен сам справляться со своими проблемами.

– Да их много…

– Но он ещё даже попытки не сделал, чтобы осадить кафров. ^[83]

– Точно, что кафры… – пробурчал Белый. – Вон, Цондзома – нормальный пацан. А эти…

– Эти везде одинаковы, – криво усмехнулся Браун. – Что чёрные, что белые… Ага, вот это уже наглёж.

Мангати, сопя и облизывая вывернутые губы, полез к девушке.

– Змей, приглядывай за нашими «друзьями», – бросил Тимофей, вставая.

– Я бдю.

Сихали неторопливо подошёл к разбитной гопкомпании. Не то чтобы он так уж стремился к справедливости…

Ну кто ему эта девушка? Однако существовали ещё и такие понятия, как долг и честь. Если уж тебя считают сильным и смелым человеком, если ты сам мнишь себя таковым, то за тобой должок – оказывать противодействие злому. Не исполнишь сей долг – замараешь честь, подмочишь репутацию, а репутация – это такая тонкая материя, которую очень легко намочить, вот только, чтобы высушить её, порой не хватает целой жизни. Тимофей просто вовремя понял, что для настоящего мужчины ничего дороже чести и великолепного чувства достоинства не существует, вот и берёг их, как мог, доказывая всему миру: я достоин! И честь имею. Только это вовсе не значит, что ему хотелось вступаться за Коко, ввязываться в драку. Ужас, как не хотелось! Однако положение обязывало…

– Порусски разумеешь, кафр? – лениво спросил он толстяка.

– Разумею! – угрожающе ответил Мангати. – За «кафра» ответишь!

– Лапы от девушки убери, а то обломаю.

Африканцы притихли, щеря белые зубы. Наконецто набрели на развлечение!

Мангати неожиданно легко поднялся, повёл налитыми плечами, хотел и бицепсы напружить, да времени не хватило – Браун не стал выпендриваться, а сразу, без долгих разговоров, всадил зулусу в солнечное сплетение палец, твёрдый как отвертка, и тут же пяткой ладони саданул в чёрный вялый подбородок. «Кафра» отбросило на спинку скамьи. Улыбки на лицах африканцев притухли. Защёлкали вынутые ножи, чёрные пальцы продевались в кастеты.

Сихали спокойно, словно не замечая зловещих приготовлений, взял перепуганную девушку под локоток и сказал:

– Беги домой, малышка.

Зулусы напали сразу с двух сторон.

– Узуту! – раздался боевой клич. – Узуту! Унзи! Узуту!

Замелькали лезвия ножей, раскрутилась цепь – и всё слилось. Браун едва поспевал уворачиваться, блокировать удары и бить сам. Подножка. Отбив ножа. Залом. Удар ребром ладони. Хук слева. Прямой в голову. Уход. Блок. Удар…

Рядом мелькнуло разгорячённое лицо Сегаля. А вон ТугаринЗмей, сжав зубы, ритмично дубасил самого крупного афро – Мбазо кажется. Шурик Рыжий чтото приговаривал перед очередным тычком…

«Может, я просто зло сгоняю на них?..» – подумал Браун. Сама ситуация была забавной – генеральный руководитель проекта ТОЗО, зональный комиссар АЗО и «другие официальные лица» метелят афроотморозков…

И вдруг всё кончилось. Звуковая солянка из пыхтенья, воплей, хэканья, треска рвущейся ткани, тупых и звонких ударов растаяла, сменившись топотом ног убегавших и стонами тех, кто остался лежать, сидеть и корчиться. Тимофей обшарил глазами аллею – никого. Ни «кафров», ни белых из «Чёрного солнца». Хотя нет, один бледнолицый всётаки задержался – тот самый очкарик. Сидит, сжался весь и ручками подёргивает. Не знает, интель, куда их деть – то ли на коленях сложить, сохраняя лицо в моральном плане, то ли прикрыться ими, когда бить будут.

– Как зовут тебя, – насмешливо спросил Тимофей, – о гордый потомок фоортреккеров? ^[84]

– Клаасенс… – пролепетал потомок.

– Если ты трус, – сказал Браун назидательно, – то найди себе взрослую тётю, которая станет тебе хорошей няней.

– Я не трус! – вякнул парень.

– Так что же ты не вступился за девушку, удалец?

– Вы не понимаете, они зулусы, их предки и так натерпелись, и…

– Всё ясно с тобой, ты не трус, – прервал Клаасенса Тимофей. – Ты политкорректное чмо. Запомни, может, дойдёт и до тебя: бить надо любую сволочь, независимо от того, какого она цвета. Аа, ладно… Пошли, ребята! А то прибудут чёрные полицейские и настучат по белым хулиганам!

Гдето вдалеке провыла сирена, и океанцы с антарктами поспешили затеряться в переулках. «Мокрушники» из «Чёрного солнца» больше не показывались. Видать, решили, что четверо на шестерых – расклад невыгодный.

Поплутав, «великолепная шестёрка» попала на чистенькую улочку, куда выходили веранды нарядных домов. На детской площадке играли ребятишки. Было им лет по пятьшесть, иным по девятьдесять. В их весёлой куче мешались и зулусы, и смуглые индийцы, и бледнолицые буры. Они все одинаково вопили, дурачились, догоняя друг друга и валя в песок. Тёмнокожий растрёпа валил бледнолицего растрёпу, а подножку ставил «цветной».