Ганфайтер. Огонь на поражение

Порт-Фенуа поместился в глубине удобнейшей бухты. С востока и запада ее обнимали два скалистых мыса, черных, с серыми наметами пепла, кое-где расцвеченными зеленью, а на севере вставали невысокие — метров триста — горы. Эти горки отливали черным блеском свежеизвергнутого базальта — там, где камень проступал под слоем глобигерина, придававшего гряде вид заснеженных вершин.

Четыре кривоватых улочки Порт-Фенуа сбегали к пристани, вдоль которой расхаживали тяжелые авторазгрузчики, а сбоку выстроились серые здания складов, похожих на полуприкопанные бочки.

Над городом господствовала высокая решетчатая вышка, удерживающая целую обойму синоптических конденсаторов, а еще выше, на тонком шпиле, щеголевато развевался флаг ТОЗО — серебряное созвездие на аквамариновом фоне.

«Онекотан» басисто загудел, подходя к причалу, но население не поспешило навстречу, только портовые киберы приблизились, переваливаясь на лапахтумбах, и сноровисто приняли швартовы, мигом накрутив их на монументальные кнехты.

— Ни музыки, ни цветов… — брюзжал Рыжий, сходя по трапу.

— И не говори! — поддержал его Белый. — Хотя бы делегацию выслали, что ли…

Тимофей усмехнулся и стал огибать здоровенного авторазгрузчика, но тот сам предупредительно отшагнул в сторону, уступая дорогу человеку.

У стены ближайшего пакгауза обнаружился штабель литопластовых блоков, на которых восседали аборигены — пятеро парней в одних джинсах и босиком. Парни печально осмотрели высадившихся на берег китопасов, и тот из них, что сидел посередке, с широким лицом и широчайшими плечами, осведомился скучным голосом:

— Откуда? И куда?

Тугарин-Змей указал на север и лаконично ответил:

— Оттуда. — Ткнув большим пальцем за плечо, добавил: — Туда.

— Понятно, — вздохнул широкий.

— Вы не подскажете, как пройти на верфи? — поинтересовался Браун.

Во взглядах парней отразилось удивление и растущий интерес.

— Верфи? — сузил глаза широкий. — Какие верфи?

— А у вас их много?

— Было целых три, — поведал абориген. — Уполномоченный питерского завода эмбриосистем принимал заказы на корабли надводные, уполномоченный из Екатеринбурга брался за подводные, а того, что из самой Москвы-матушки, уполномочили глубоководные строить.

— Нам нужны батискафы.

— Значит, вам к москвичу. Только нет его.

— А где он?

— Позапозавчера пристрелили. А верфь отобрали.

— Кто? — напрягся Тимофей.

— Вы, я смотрю, китов пасете? — агрессивно спросил сосед широкого, с нечесаными волосами цвета соломы. — Вот и пасите дальше!

Мельком глянув на него, Браун раздельно проговорил:

— Мы здесь не для того, чтобы выслушивать дурацкие советы. Нам нужны батискафы. Платим наличными.

Парни оживились.

— Да мы бы и рады, — сказал широкий с прочувствованностью, — мы тут все эмбриотехники. Пришли бы вы летом, мы бы это дело мигом спроворили! А теперь…

— Так кто москвича шлепнул, я не понял? — вопросил Боровиц.

— Бешеный Айвен, — криво усмехнулся парень, бритый наголо. — Доволен?

— А, так эта сволочь здесь? — обрадовался Тимофей.

— Эта сволочь, — понизил голос широкий, — стреляет быстрее всех, кого я знаю. Даже быстрее Сихали Брауна!

— Это вряд ли, — покачал головой Тимофей. — Ладно, повествуйте по порядку — когда тут возник Айвен, и что он успел натворить.

— Слышь, ты? — с угрозой вымолвил парень с соломенными волосами.

Но тут бритоголовый звонко шлепнул себя по черепу и воскликнул:

— Ты — Сихали Браун!

Аборигены изобразили потрясение — выпучили глаза и приоткрыли рты.

— А ты? — улыбнулся Тимофей.

Бритоголовый быстренько обтер руку об джинсы и протянул ее для приветствия:

— Трейс Джордан.

— Очень приятно, Джордан. Рассказывай.

Трейс нервно оглянулся и повел свой рассказ:

— Неделю назад в порт подгребла большая черная субмарина без опознавательных знаков, — начал он, — и высадила на берег целую банду — человек двадцать мелкой и крупной шпаны. Их вел Айвен Новаго.

Наш городишко и без того тишиной и покоем не славен — народу много, и каждый мнит себя человеком с большой буквы. А тут такое началось… Днем драки и поножовщина, по ночам стрельба, утром на улицах находили по два-три трупа. И как-то так вот, под шумок, Айвен стал хозяином верфи от екатеринбургского «Эмбриотекта». Лит Боуэрс, бывший шериф наш, спросил его, когда же тот успел, а Бешеный затянулся сигарой, выпустил дым в лицо Литу и нагло так усмехается: а я, говорит, купил ту верфь. А почему тогда предыдущего хозяина не видать, интересуется шериф. А уехал он, веселится Новаго.

Эмбриотехников с верфи Бешеный разогнал, а на другой день нам геофизики шепнули: нашли-де уполномоченного. Три дня пролежал на лавовых полях — вся грудь разворочена импульсами. Ну вот… А потом вроде как питерские Айвену верфь продали. И тоже «уехали». Москвича Бешеный застрелил прямо в салуне, при свидетелях. Шериф бросился Новаго арестовывать — и Боуэрса тоже похоронили… Что еще? Все. Два дня назад Длинноволосый Артур нацепил себе на грудь звезду шерифа. Это было утром. Вечером он обходил салуны, и Айвен прострелил ему звезду… Вчера Совет назначил на вакантную должность Димона Башку, назначил под дулом бластера. Ноу комментс.

Тимофей покивал, соображая.

— Покажете, где ваш Совет заседает? — попросил он.

— А вона, вдоль по Второй улице до самой флаерной станции. Совет рядом, в доме с куполом, над ним шпиль. Увидите…

Браун оглянулся на друзей.

— Пошли, — проворчал Боровиц. — Чувствую я, придется нам этот город чистить… Пока мы этого Бешеного не угомоним, не видать нам батискафов!

На Второй улице было слякотно — недавно прошел дождь, и пепел с песком чавкали под ногами. Пластиковые тротуары были покрыты коркой засохшей грязи. Ну хоть засохшей…

В Порт-Фенуа чувствовалось будущее — здесь салуны чередовались с базами-лабораториями и производственными модулями, а посреди маленькой площади высились башни мезоядерной станции. Но доминировало как раз прошлое — мрачные физиономии небритых личностей, подпиравших навесы над входами в салуны, Сихали видел по обе стороны улицы. Личности держались нагло, выставляя бластеры напоказ, хлестали виски из горлышек, перебегали китопасам дорогу, указывали на них грязными пальцами и говорили: «Кх-х!» В общем, нарывались на грубость.