Ганфайтер. Огонь на поражение
Шрифт:
— П-привет… — выдавил тот и поперхнулся дымом от удивления. — Ты чё, — просипел он, перхая, — с дуба рухнул? Айвен тут!
— Где — тут? Он мне нужен.
— З-зачем?!
— Хочу спустить шкуру с этого лося.
— Ты чё, дурак?
— Я спросил, где Айвен?
— Бешеный ведет прием по личным вопросам в любое время, — глумливо усмехнулся помощник. — Это тут, за перевалом. Там лавовое поле, а на ём — геостанция. Бывшая.
— Благодарю, — сказал Браун и повернулся к Димону: — А ты убери ноги с моего стола.
— Чего-чего?!
Разглядев звезду на груди у Сихали, Башка закудахтал от смеха.
— Шериф, да?
— Да.
— А я кто тогда?
— Чмо
Башка с грохотом опустил ноги на пол и вскочил, хватаясь за бластер, — и заработал прямой в челюсть. Димон улетел под стол, опрокидывая кресло.
— А, черт! — сказал помощник, спрыгивая, и схватился за оружие.
Его шестизарядники как будто сами выскочили из кобур, извергая пламя. Один импульс ударил в косяк. Другой пробил дыру в стене чуть выше плеча Брауна. Тимофей выстрелил с бедра. Первый и второй заряды задели помощника, третий прострелил Башке шею, четвертый попал остролицему в тощую грудь.
Вытолкнув пустой картридж, горячий и помигивавший красным индикатором, Браун вставил новый и сунул бластер в кобуру. Чистка города началась.
Глава 23. Генеральная уборка
Центр Порт-Фенуа не совпадал со зданием Совета и находился на маленькой площади, в месте пересечения Третьей и Четвертой улиц. Видно было, что основатели города особо не заморачивались — площадь назвали без затей, Центральной. Это был неровный круг утоптанной земли, на который выходили фасады салунов «Высокая проба» и «Элк Хорн», парикмахерской и пары магазинчиков.
Точно посередине площади торчал видеокуб с большими экранами на все стороны света. У одного из экранов стояло двое парней в синих джинсах и выцветших робах с надписями на спине — «ЭМБРИОТЕКТ».
Показывали новости — с экрана вещал Генеральный Руководитель проекта ТОЗО.
— …Несмотря на отдельные недостатки, — уговаривал зрителей Акула Фогель, — мы прогрессируем. Вы можете сказать, что движение прогресса малозаметно, и будете правы. Безусловно, эволюционируем мы медленно, но все же эволюционируем. Постепенно. Последовательно. Поступательно…
— Вот брешет, — ухмыльнулся один из аборигенов, небритый и заросший густым волосом.
— Но брешет последовательно, — подхватил его товарищ, бритый наголо.
— И поступательно!
Оба расхохотались. Тимофей, тащивший под мышкой щиток с объявлением, бесцеремонно набросал липучек прямо на экран и сверху прилепил плакат. На нем было коряво, но крупно написано:
«В городе стало тесно от убийц, грабителей и жуликов. Предлагаю им покинуть Порт-Фенуа в 24 часа. Список нежелательных лиц прилагается.
С претензиями обращайтесь к шерифу, то есть ко мне. Если же я кого-либо из перечисленных застану в городе завтра утром, буду стрелять без предупреждения.
Сихали Браун».
А ниже шел список сорока «нежелательных лиц», возглавлял который Айвен Новаго.
— Это чего? — удивился обволошенный.
— Читай, — посоветовал ему Тимофей.
Пока тот вчитывался, градус его удивления возрос, гранича с полным обалдением.
— Так ты у нас теперь за шерифа? — осведомился стриженый.
— Вроде того.
— А мнением Башки ты интересовался?
— Башка уволен.
— На пару с помощничком, — добавил Боровиц. — Их обоих похоронят завтра.
Обволошенный похлопал глазами и по новой всмотрелся в список.
— Моей фамилии тут нет, — сказал он неуверенно.
— А ты хочешь, чтобы она там была?
— Да
нет, мне и тут хорошо…— Тогда живи и радуйся.
Тут подошли еще трое, облаченных весьма живописно — в пухлые «космические» сапоги ярчайшего белого цвета, в черные обтягивающие диперские «штанцы» и в просторные куртки из переливчатого стереосинтетика, надетые прямо на голое тело, причем все три торса были «украшены» татуировками в океанском стиле: у одного на груди пригрелась пышногрудая наяда, у другого — голый пацан верхом на дельфине, а у третьего — бородатый и грозный Нептун, в тельняшке и короне набекрень, трезубцем погонял упряжку акул.
Троица внимательно ознакомилась с текстом и сплюнула почти в унисон.
— Ты, что ли, шериф? — задал вопрос абориген с Нептуном.
— Я, — скромно признался Тимофей.
— А что тут делает моя фамилия? — Абориген ткнул пальцем в список. — Гвилим Кедрик — это я.
— Повторяю для особо тупых: не исчезнешь из города до утра, пристрелю.
Кедрик посмотрел на Брауна долгим, почти сонным взглядом, изредка помаргивая белесыми ресничками.
— Ты сначала Бешеного Айвена попробуй выгнать, — выцедил он, — а мы посмотрим.
— Во-во! — поддакнул дружок Кедрика и почесал грудь, из-за чего мальчик на дельфине заегозил.
— Этого я прикончу с удовольствием.
Было видно, что Гвилим испытывает страстное желание затеять драку с заносчивым китопасом, но слава ганфайтера уберегла Кедрика от поспешных решений.
— Ну-ну, — протянул он с сомнением и хохотнул не без вызова: — Спокойной ночи, шериф!
— Очень, ну очень спокойной! — поддержал его украшенный дельфином.
— Приятных снов! — вставил типчик с наядой.
Троица развернулась и ушла, но подходили другие, передавали третьим, те тоже спешили на Центральную площадь. Скоро весь Порт-Фенуа был в курсе того, что в городе появился новый шериф, который собирается навести порядок на улицах.
Часа в два пополудни пришла рейсовая субмарина «Нереида-112», и почти половина тех, чьи имена значились в списке, заняли места в пассажирском отсеке. То ли решили не пытать судьбу и не тягаться с Брауном в быстроте, то ли просто надумали сменить климат.
Однако самые крутые и упорные, вроде Гвилима Кедрика, Рида Кейни, Висенте Торреса, оставались. Забились по салунам и ждали ночи. Ночи и приказа Бешеного Айвена, нового «короля» здешних мест.
Улицы города опустели. Порт-Фенуа смотрелся бы и вовсе покинутым, если б не разухабистая музыка, рвущаяся из салунов.
Тимофей совершал очередной обход. Он шагал по середине улицы, зорко поглядывая по сторонам, обшаривая взглядом окна вторых этажей и крыши зданий. Боровиц не спеша топал следом, держа в руках увесистый лучемет, снятый с предохранителя.
Сихали входил в салун — и громкий говор посетителей стихал, все взгляды обращались к нему. Страх почти не читался в них. Угадывалась опасливая враждебность, привычная настороженность отпетых бруталов, ожидание кровавого зрелища. И во всех глазах прятался болезненный интерес, потаенное желание увидеть вблизи смерть нового шерифа. Желание это было как бы оправданием собственной трусости для тех, кто боялся поднять голову и сказать твердое «нет» разгулу безобразий. А вот те, кто эти безобразия устраивал, жаждали получить доказательства своей нынешней непобедимости и продленной в будущее вседозволенности. Их устраивала бесшабашная вольница, когда все можно и ничего тебе за это не будет. Нечего было и надеяться, что в этих ороговевших душах проклюнется хотя бы малое хотение привнести в жизнь порядок и право. С такими разговор мог быть только один: не хочешь жить по закону? Тогда бойся его!