Гармония по Дерибасову
Шрифт:
Эвелина Пранская машинально кивнула.
– В общем - утопилась. Или еще кто вмешался - милиция понаехала, выясняют...
– Милиция?
– испуганно спросила Эвелина Пранская.
– А стихи?
– И вот ведь стерва, - продолжал Дерибасов грозно, - ну умерла бы так умерла, простите за прямоту, я говорю, что думаю, я простой парень, так она за день до смерти письма разослала-содрала стихи откуда-то, вот, вам написала, еще в милицию письмо отправила: «Меня убили!» А братишка ее видел - Витька, хороший пацан - плачет, за сестру стыдно, но рассказывает и мать утешает еще -
– Да-а-а?!
– сказала Эвелина Пранская и перевела дыхание.
Перевел дыхание и Дерибасов. На него накатила какая-то волна, он врал так, словно бился насмерть за свою жизнь. В голове звенело, он даже дрожал, отчего звенела в унисон серебряная цепочка для Заиньки, спрятанная в «пистон» от дотошной и глазастой Евдокии.
– А... это, - сказал Дерибасов, - а вас в Назарьино уже ждут. Да-а... Витька как рассказал - и смех и грех, уже между собой шепчутся: «Скоро из газеты приедут. Посмотрим на представителей средств массовой информации...»
– А Михаил Венедиктович?
– обреченно спросила Эвелина Пранская.
– В ЛТП, - отрезал Дерибасов.
– Да, - сказала потерянно Эвелина Пранская, - спасибо, Михаил, - повторила Эвелина Пранская, - конечно, ехать туда не стоит... милиция работает... и дочку не с кем...
– Конечно! Гос-с-споди! Как божий день! До свидания!
– Дерибасов решительно встал и протянул руку.
– До свидания. Я лично очень верю в наше Назарьино. Это не красные словца, нет! У нас живут и работают прекрасные люди, и у нас еще вырастут великие поэты и художники, только дайте время!
Эвелина Пранская машинально жала протянутую руку, блуждала взглядом. Потом закинула сумку за спину, и, отстраненно повторив:
– Да, Михаил, да!
– привычно улыбнулась и ушла.
Через полчаса автобус отошел, а в пять с минутами, дернувшись в последний раз, затих. Дерибасов похлопал себя по карману с деньгами и, насвистывая, легко соскочил на землю.
В деревне было тихо, но странным это не казалось - по воскресеньям Назарьино любило поспать.
– ...Это, - Евдокия зевнула, - скоко привез?
Муж Михаил хохотнул и чмокнул жену в подбородок.
– Евдокия, - сказал он грозно, - как дела? Блюла ли себя?
Евдокия послюнявила пальцы, и, считая бумажки, сказала:
– Это... восемь... девять... хорошо... тринадцать... вчера у Осиновых девка топилась, всю деревню переполошила... это... двадцать...
Дерибасов застыл.
– Как?! Как утопилась?
– наконец спросил он.
– А почему сегодня тихо?
– ...сорок, - сказала Евдокия, - говорю тебе - не утопилась, а топилась. Витька вытащил - мужик будет! Откачали... сорок два... два... два... черт, сбилась!
Дерибасов ходил по комнате, трогал щеки, глубоко дышал, посмотрелся в зеркало.
– Дуня, - наконец выронил он, - смотри, что я тебе привез: цепочка серебряная, весь город носит...
– И полез в «пистон»...
Посадив жену Евдокию на серебряную цепь, Дерибасов отметил появившиеся на ее тугих щеках ямочки и испытал законную супружескую гордость.
– Ну как?
– спросила жена Евдокия.
– Гармония...
– грустно улыбнулся муж Михаил.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. «ЧТО НАПИСАНО ПЕРОМ...»
Глава 5. «Не хлебом единым...»
– Гармония, - сказал Михаил Дерибасов.
– Что гармония?
– подозрительно спросила Евдокия Дерибасова.
– А то, - ухмыльнулся муж Михаил и щелкнул замками кейса. Зачитанная тощенькая брошюрка «Гармония супружеской жизни» смущенно примостилась на дальнем от Евдокии углу стола.
Дунины кулаки вдавились в бедра, она покраснела.
– Королева, - гордо сказал муж Михаил.
– Шут!
– отрезала Дуня.
– Деревня!
– ласково хихикнул муж Михаил.
– «Королева Марго». Дюма. Ах, Дуня, в Ташлореченске на книжной менялке стоимость стоящих книг измеряется в «Королевах». За «Гармонию» просили полторы, я убил их иронией и взял за одну...
– Скоко?
– перебила Дуня.
– Ну, пятнадцать, - поскучнел Михаил.
– Одна «Королева» - полтора червонца, знать надо...
Дуня двинулась вокруг стола. Муж Михаил обходил стол в том же направлении и с той же скоростью. «Гармонию» он прихватил с собой.
– Дуня, - убеждал муж Михаил, - не дури. Слышишь?! Я же о тебе заботился... Знаешь, что тут уже в предисловии написано?.. Вот остановись, я прочту...
Но остановилась Евдокия не вдруг. А вспомнив о деле.
– Это, - сказала она, нахмурившись.
– Тут Елисеич заходил.
– Да ну?!
– поспешно обрадовался муж Михаил.
– Что ж ты молчишь, дура?
– сконтратаковал он.
– Мужик приходит к мужику, можно сказать, компаньон приходит к компаньону, и дело, на котором, значит, зиждется материальное благосостояние нашей семьи, простаивает.
Зажав «Гармонию» под подбородком, Дерибасов шустро натянул сапоги, сунул брошюру за голенище, вернулся к кейсу и выхватил из него стопку исписанных листков. Дуня метнула острый взгляд. На верхнем значилось: «Расписка дана мною, студенткой 4 курса Ташлореченского университета Сапега Натальей Борисовной в получении от М. В. Дерибасова ста рублей за перевод с французского монографии Поля Жирара «Шампиньоны в моем доме».
– В моем доме!
– со значением сказала Дуня и взяла паузу.
Дом был действительно Дунин. В семейной игре в «дурака» этот аргумент был козырным тузом и придерживался до конца.
Чаще всего под шестым чувством подразумевают интуицию. Шестое же чувство Евдокии была здоровая бдительность. Шла она от бабки по материнской линии Марфы Скуратовой, выявившей в тридцатые годы в окрестностях Назарьино с полдюжины агентов различных иностранных разведок. В обоих полушариях Дуниного мозга вспыхнуло по красной лампочке тревоги, и их отблеск проступил на щеках: сто пятнадцать рублей осталось в городе, причем большая часть у молоденькой девчонки. Городской. В дом же прибыло: стыдная книжонка, что и на полку-то не поставишь, и пачка каракулей. Евдокия пригнула голову и, как на рога, нанизала мужа Михаила на острый тяжелый взгляд. Муж Михаил спокойно слез с рогов и треснул кулаком по столу: