Гастарбайтер

Оставалась только одна возможность, после работы, раз или два в неделю, А заезжал к любовнице, живущей у Троещинского рынка. Купив пакет продуктов в супермаркете, он поднимался на третий этаж пятиэтажки. Водитель относил кулёк и возвращался в машину ожидать шефа. Ничего другого не оставалось, и Вадик решил разыграть эту карту.

В выбранный А для плотских утех день они оставили депутата в магазине, а сами поспешили к знакомому дому. Ожидание тянулось и Вадику казалось, что нужная машина никогда не появиться. Но наконец, серая «Тойота-Камри» повернула с Кибальчича. От волнения путаясь в клавишах телефона, он набрал Очкарика, бросив коротко: – Едет.

Рощин едва успел зайти в подъезд раньше приехавших. Вбежав на пятый этаж, он взвёл курок. Снизу раздался скрип двери, стук каблуков и голоса поднимающихся мужчин. Держа пистолет за спиной, Очкарик пошёл вниз. Увидев спускающегося «бомжа», депутат вначале не проявил беспокойства, но встретившись с его холодными глазами, насторожился. Тот вглядывался в него, как в мишень, выбирая «яблочко». Нажимая кнопку звонка, он помимо воли продолжал смотреть на Очкарика. Массивный водитель стоял между ними, держа в каждой руке по пакету. Прошло тысячу лет, прежде чем замок щёлкнул, и побледневший «слуга народа» ввалился в квартиру, оставив за дверью перепуганного охранника. Пряча пистолет, Очкарик прошёл мимо и, спустившись по лестнице, вышел из подъезда.

Стоя на углу дома, Вадим нервно курил, ожидая выстрелов. Увидев спокойно вышедшего Рощина, он обессилено прислонился к стене, глядя, как в осеннем небе кружат мрачные облака. Такие же чёрные тучи, но по-настоящему страшные, сгущались сейчас над его головой.

Заметив Вадима, Очкарик подошёл к нему, начав, что-то объяснять, но тот перебил его:

– Пошли в машину и при Чипсе меньше «базарь». Сделаем в следующий раз.

Однако через день ему позвонил Б.

– Вчера наш друг улетел за границу, я даже не знаю куда. Когда вернётся тоже не ясно, – и добавил после паузы, стараясь унять раздражение: – Нужно всё возвращать. Когда заедешь?

– На днях, – ответил Вадим, думая о своём. От полученных «баксов» осталось меньше двадцати тысяч, это с Очкариковыми деньгами. Ситуация была критической, но не безнадёжной. В тот же день он встретился с Рощиным.

***

– Работу мы не сделали, по твоей вине, – начал он этот непростой разговор. – Я тебя вывел на цель. Ко мне какие вопросы?

– Думаешь это легко? – возмутился Очкарик, но Вадик не стал его слушать.

– Если б это было легко, я бы сделал всё сам, – теряя терпение, повысил он голос. – Раз согласился, значит, нужно было стрелять! В охранника, в любовницу. А теперь всё, шанс упущен!

– Чего ты хочешь? – разозлился Рощин. – Я верну эти деньги.

– Конечно, вернёшь, только не пятнадцать тысяч, а тридцать. За невыполненную работу. А как ты думал? У нас не детский сад. За свои «бока» нужно отвечать.

– Какие тридцать! У меня этих-то уже почти не осталось.

– Это, Миша, не мои проблемы. Ты знал, на что шёл, – отрезал Вадим и, достав отвергнутый Рощиным пистолет, пригрозил: – Не советую со мной играть в войну. Ты пока оптику наведёшь, я всю обойму в тебя всажу. – Очкарик угрюмо молчал, бросая на него злые взгляды и закрепляя успех, он добавил, выкладывая последний козырь: – Наши разговоры записаны на диктофон, если со мной что-то случится, весь расклад ляжет следователю на стол. Так что, ищи деньги. Сроку у тебя два дня.

Б позвонил через день, он был очень богатым человеком, но дарить пятьдесят тысяч долларов не собирался. Прошла неделя; на звонки Вадима Очкарик не отвечал, ни звонил и депутат. Видя, что ситуация вышла из под контроля, он ощущал себя плывущей по течению лодкой без вёсел. Вадик продолжал заниматься своими делами; с кем-то встречался, куда-то спешил, ремонтировал машину. Привычно ругал Чипса, сделавшего из «копейки» дом на колёсах, где недоеденные бутерброды лежали среди грязной одежды и пустых бутылок.

Он не любил рано вставать и когда утром четвёртого ноября зазвенел телефон, не сразу снял трубку.

– Привет, спишь что ли? – Вадим узнал голос Очкарика, и остатки сна сняло как рукой.

– Чего трубку не берёшь? Звоню тебе всю неделю.

– Да не о чём говорить было. Деньги я нашёл, так что можем сегодня встретиться.

– Хорошо, – обрадовался Вадим. – Говори куда, я подъеду. Всю сумму собрал?

– Всю. Давай возле меня, на Салютной за рынком. Часиков в девять.

На Салютной Рощин снимал квартиру и хотя жил ближе к метро, он не придал этому значения. До вечера было далеко, Вадим ездил по городу, размышляя об Очкарике и предстоящей встрече. «Есть же порядочные люди, сам позвонил. Заберу вечером деньги, а завтра отвезу депутату», – думал он, но на душе его было как-то тоскливо.

Они стояли в центре на светофоре, Вадик, задумавшись, глядел на здание Национального банка, когда услышал настойчивые сигналы позади себя. Давно горел зелёный, машины ехали в обе стороны и только их «ретро» «Жигули» застыли, мешая движению. Взглянув на водителя, он замер на мгновение, умилившись картиной: тот спал, откинувшись на сидении и изо рта его, стекала по подбородку тонкой струйкой слюна. Вадим толкнул приятеля, Чипс посмотрел на него мутным ото сна испуганным взглядом и, приходя в себя, включил скорость.

Чем меньше времени оставалось до назначенного часа, тем больше думал Вадим, что, может, не стоит ехать? Около двадцатки у него было, можно тысяч семь занять у зятя – никуда не денется, даст – и отдать половину, объяснив депутату ситуацию. Быть должным не хотелось, но ехать на встречу с Очкариком хотелось ещё меньше.

***

Зять Вадима индус Манидар Сингх торговал вещами на рынке. Шесть лет назад он спешно выехал из страны, по слухам обвиняемый то ли в убийстве, то ли в изнасилованье. Мать отправила непутёвое чадо к кому-то из дальней родни в Киевской диаспоре, с тремя сотнями «баксов» в кармане. Начинал Манидар, росту, в котором было полтора метра в блейзере и ботинках, продавцом, зазывая на странном языке привычных к подобной публике покупателей. Его вспыльчивый характер проявил себя и здесь. Время от времени он устраивал драки, то с пьяным грузчиком, то с бомжами и синяки не сходили с его смуглого лица.

При помощи земляков ему удалось, за пару лет раскрутится. Тщедушный, но хваткий индус арендовал уже два контейнера, надеясь со временем выкупить их. С Аней, сестрой Вадима, они торговали на соседних точках, познакомились, стали встречаться, а потом и расписались. Аня, моложе брата на четыре года, была такой же рослой, но разница в комплекции не смущала Манидара и он частенько её поколачивал. Она шла жаловаться родственникам и те проводили с родичем воспитательную работу: мать словесно, не стесняясь в выражениях, свояк же прибегал к рукоприкладству.

Пользуясь связями в кругу всё ещё сидевшего «авторитета» Вадим помогал сестре с арендой торговых мест, в крайнем случае, обращаясь к жене сидельца Виталине. Отношения между Витой и мужем мало походили на семейную идиллию – слишком большие деньги крутились в обороте и каждый считал себя их владельцем. За оказываемую зятю помощь, шурин частенько брал у него в долг, который возвращал очень редко.

У Манидара и Ани был мальчик, родившийся почти сразу после свадьбы и к моменту появления второго, (как показало УЗИ), она полностью растворилась в личности мужа, приняла его веру и старательно учила язык. Во время семейных застолий Вадик допытывался у подвыпившей сестры: – Когда чёрные собираются, они о деньгах говорят? Где они наличку прячут?