Гавайи Миссионеры

– Спасибо тебе, о Господи! Это уж точно головка ребенка, а, значит, все идет правильно.

А снаружи, услышав первый крик родившегося ребенка, две повитухи мрачно произнесли:

– Теперь самое время дать ей настой целебных трав. Лишь бы он оказался у него под рукой!

Эбнер, занятый только что появившимся на свет мальчиком, аккуратно держал его в руках, затем, нервничая, перерезал и перевязал пуповину, а сам мысленно перебирал в уме все то, что успел прочитать в справочнике по акушерству. Разумеется, это делало ему честь. Однако, простояв с новорожденным некоторое время в темной хижине и так больше ничего не вспомнив, он вышел на улицу и передал ребенка ожидавшей женщине, которую специально пригласили сюда еще накануне. Та, приняв мальчика из рук священника, немедленно приложила его к груди.

Сейчас ему надо внимательно следить за состоянием женщины! предупредила первая повитуха.

Интересно, догадается ли он, - отозвалась вторая, - что теперь ему нужно массировать ей живот, чтобы быстрее отошел послед.

Как ты считаешь, он согласится взять наш настой целеб ных трав? продолжала первая.
– И она указала на сосуд, в котором находилась та лечебная жидкость, которой в течение уже двух тысячелетий пользовались предки гавайцев для то го, чтобы останавливать кровотечение.

Он ничего не возьмет из наших рук, - печально покача ла головой вторая.

Внутри хижины Эбнер яростно перелистывал страницы справочника, которые должны были рассказать ему о том, что он должен делать дальше. Он перестелил постель, обмыл водой мать, прислушался к ее дыханию, и вдруг забеспокоился, потому что с Уранией происходило нечто такое, о чем в книге не говорилось.

Брат Авраам!
– громко позвал он.

Что такое?
– еле слышно отозвался муж.

– Боюсь, что она теряет крови больше, чем полагается. Брат Авраам ничего не соображал в подобных делах, но тут

же ревностно схватился за книгу, и пока двое миссионеров со всем старанием пытались выудить из своих справочников необходимую информацию, для спасения жизни роженицы, сестра Урания слабела с каждой минутой. Испытания, которые выпали на ее долю, понемногу делали свое дело, и лицо женщины уже приобрело сероватый оттенок.

– Она не должна так крепко спать!
– запаниковал Эбнер.

– Но что же мы можем сделать?
– застонал Авраам.
– О Господи! Не дай ей умереть именно сейчас!

Снаружи продолжалось обсуждение происходящего:

– Они же должны сейчас массировать ей живот, но, похо же, вместо этого они опять занялись своими разговорами.

Постепенно среди толпы, собравшейся возле хижины и простоявшей здесь всю ночь, пошел слух о том, что хрупкая белая женщина, родившая ребенка, умирает. Эта страшная мысль проникла к ним вместе с лучами утреннего солнца, ползущими по листьям кокосовых пальм, и гавайцы, для которых рождение человека считалось великой радостью, начали плакать. Они лили слезы о несчастной женщине еще до того, как миссионеры поняли, что Урания Хьюлетт умерла от потери крови.

Уже позже, усталый и измученный Эбнер Хейл, сидя в тени дерева коу, отрешенно произнес:

Брат Авраам, по-моему, я сделал все, чтобы спасти вашу жену.

Такова была воля Божья, - так же печально отозвался Хьюлетт.

И все же, - продолжал Эбнер, с силой стуча кулаком по медицинскому справочнику, - тут наверняка где-то написа но то, что мы не нашли и не успели прочитать!

Такова была воля Божья, - продолжал настаивать Ав раам.

Гавайцы же, наблюдавшие за священниками, сделали свой вывод:

Как странно иногда поступают белые люди!
– сказали они.

Они так хорошо читают, разбираются в оружии и пони мают своего нового бога, - заметила одна старушка, - что, кажется, могли бы больше соображать и в том, как надо при нимать роды и помогать женщине.

Но что самое занятное, - добавил кто-то, - в Америке мужчины часто выполняют женскую работу.

Однако старая повитуха, которая больше всех критиковала миссионеров, все же вынуждена была признать:

– И даже учитывая все то, что мы сказали, дети у них рождаются хорошие.

После похорон Урании (она была одной из первых жен миссионеров, умерших в родах, или от переутомления и исто щения), Эбнер договорился с местными жителями, чтобы они

в течение двух месяцев позаботились об Аврааме Хьюлетте, его сыне и кормилице, пока те не смогут отправиться назад в Хану, расположенную на другом конце острова. Когда все подробности и условия были обговорены, Эбнер и проводник отправились домой по горной тропинке. Но не успели они отойти далеко, как услышали чей-то голос, настойчиво зовущий священника. Выяснилось, что вслед за ними бросился брат Авраам, который начал умолять Эбнера взять с собой ребенка.

В Лахайне наверняка найдутся добрые люди, которые сумеют позаботиться о мальчике, - отчаянно просил он.

Нет, - заупрямился Эбнер.
– Это было бы неестественно.

– Но что мне делать с ним?
– чуть не плакал Авраам. Сама постановка вопроса показалась преподобному Хейлу

отвратительной. Он ответил:

Вы станете воспитывать его, брат Авраам, и вырастите из сынишки достойного сильного мужчину.

Но я ничего не понимаю в воспитании детей, - пробор мотал брат Авраам.

Прекратите!
– вдруг рассердился Эбнер.
– Ваша обя занность - учиться этому.
– С этими словами он повернул отрешенного миссионера к себе спиной и подтолкнул его в сто рону Ваилуку, где Хьюлетту предстояло научиться воспиты вать своего ребенка. Когда нескладный миссионер удалился, Эбнер страстно произнес следующие слова, адресуя их про воднику, который, правда, так ничего и не понял из пламен ной речи священника:

Я полагаю, что если бы у него еще тогда хватило храброс ти и отваги, его жене не пришлось бы умирать. Если бы он оста вался с ней в Хане и сам постарался сделать все то, что мы сде лали здесь, все закончилось бы благополучно. Сестру Уранию убил этот невероятный переход через горы до Ваилуку. Бед няжка! Она ведь уже восемь месяцев отходила с ребенком!

Эти мысли навеяли на Эбнера воспоминания о собственной жене, и он испугался, что весть о смерти Урании от родов могла бы плохо отразиться на самочувствии Иеруши. Поэтому Эбнер разработал хитрый план, чтобы ничего не рассказывать своей супруге. Рассуждая об этом, он, скорее руководствовался надеждой, а не разумом:

– Пока эти печальные новости дойдут до Лахайны, прой дет некоторое время. Сам же я ничего не должен рассказывать своей любимой жене.

Итак, он вошел в тайный сговор с самим собой, и даже призвал Господа стать его свидетелем, но как только он дошел до дома, то сразу увидел, что даже локоны Иеруши как-то не так спускаются к плечам. А когда она бросилась к нему после этой первой их разлуки с момента свадьбы, Эбнер все же постарался, чтобы слова его оставались верны его же собственному договору. Однако действия все равно выдали его, и лишь только Эбнер взглянул на супругу с пылкой любовью и страстью, она в тот же момент поняла, что произошло.