Газета День Литературы # 128 (2007 4)
Шрифт:
отрывок из поэмы
Памяти Владимира Высоцкого
На площади перед театром
С утра толчея и галдёж.
У касс суетливо-азартно
О чем-то шумит молодёжь.
Еще бы! Невиданный случай:
С концертом в шахтерский Донецк
По слухам, опальный певец.
Опальный, а значит гонимый...
О, эти два слова подчас
Синонимы слова любимый.
Народ милосердный у нас.
Но как притягательна жертва!
Вон сколько наехало... Страсть.
В театре за час до концерта
Уж яблоку негде упасть.
И тем, кто сегодня не в зале,
Услышать певца не дано.
Они все у выхода ждали,
Чтоб взять хоть автографы. Но...
***
Еще у певца от оваций
Назойливо пело в ушах,
К нему за кулисы прорваться
Успели директоры шахт.
И вот уже штатс-генералы,
Согнав сановитость с лица,
Стоят перед бардом усталым,
Вовсю аллилуйя певца.
– Вот это по-нашему, в точку!
– А главное, всё – в новину.
– Ну, врезал, едри его в почку,
Про золото. – А про войну?!.
– По власти прошёлся без страха.
Выходит, есть суд и над ней...
– А как вам намёк на жирафа,
Которому сверху видней?
– Про баб лишь, браток, маловато.
Всё больше про нас, вахлаков.
...По скулам певца угловатым
Катались узлы желваков.
И гомон хвалебный все таял,
А вскоре и вовсе умолк.
В кругу орденов и медалей
Стоял он, как загнанный волк.
Но странно: внутри того круга
Звучал не враждебный мотив,
А скрытый, как ласковость друга,
И чуть грубоватый интим.
Он рвал этой близости нити,
Смежив отстраненно глаза:
– Устал, мужики. Извините,
Что мог, я со сцены сказал.
– Устал он... Подумаешь, новость.
А ты к нам в забой походи!
И все обернулись на голос
Владельца Звезды на груди.
Крепыш, выше среднего роста,
Пучок седины на висках.
Ба, это же сам Белохвостов –
Затейщик, каких поискать.
Мужик в генеральских погонах,
Чуть сыпок, но статен собой,
Он сам начинал коногоном
И знал, что такое забой.
Отменной горняцкой закваски,
Крутой матерщинник, вожак.
Дрожали шахтерские каски
От ругани в три этажа.
Держал для разъезда пролётку.
Хоть "Волги" менял, что ни год,
И за голенищами плётку
Носил, устрашая народ.
Но всё же при нраве суровом
От горьких в забое утрат
Умел он уветливым словом
Пронять кого хошь до нутра.
При этом с талантом актёра
Менял, не теряя лица,
Тяжёлое слово шахтёра
На тонкую речь хитреца.
Вот он на средину выходит
Косым, плутоватым шажком:
– Тут дело такое, Володя...
Позволь-ка шепнуть на ушко.
И он наклоняется к барду,
Слегка его взяв за рукав
И шепчет о чем-то азартно,
Хоть голос покорно-лукав.
– Хотелось просить бы, не горбясь,
Но тут, брат, не личная блажь.
Челом бьёт директорский корпус:
Ты спой нам особо, уважь.
– Челом бить не надо. Пустое, –
Взгляд барда по лицам скользит, –
Заказ ваш недёшево стоит.
Ведь это уже – эксклюзив.
– Не нищие вышли на сцену.
Смотри, как отъели зады.
Смелей называй свою цену.
– По тысяче с носа. – Лады!
И вот уже чья-то фуражка
Мелькает околышем вниз.
Лишь шорох хрустящих бумажек
Гуляет в тиши закулис.
– Готово! Сквалыжников нету,
По чести сложились "носы", –
И шалый директор поэту
Вручает две пачки "косых".
– Вот тут от меня и от шахты,