Газыри

Кому нужны эти мои ничего не значащие в штормовое наше время слова сочувствия? Да и что им там сказать? Чем утешить?

Это у этих бесстыжих людей, которые продолжают мучить больную страну и свой замордованный, уставший от бесконечных экспериментов над ним народ, заранее заготовлены слова на все горькие случаи, они к ним давно привыкли, сдается иногда — словно ждут повода их произнести…

Выходило так, что я не могу себе этого позволить: чтобы моя печальная телеграмма оказалась в одной стопе с их лицемерными посланиями.

Вы простите меня, дорогие мои земляки! Это и есть попытка искренне посочувствовать вам и попытка разобраться, что же с нами со всеми произошло: ведь начиналось это, и в самом деле, в наших краях, в Кузбассе, и нынешний столь возвеличенный «царь Борис», чудовище это, безжалостный обкомовский монстр — никуда тут не деться! — Шахтерский царь.

Три пирога

Газета «Правда-5» напечатала «Счастливую черкеску», и рано утречком я позвонил Ирбеку: мол, выйдет Недда твоя Алексеевна собачку прогуливать — пусть подойдет к киоску, купит номерок, а буду потом в редакции — десяток экземпляров у них возьму, для нас с тобой отложили.

Вскорости он перезвонил: «Как хорошо они это дали, а? И большой снимок, и тебя не сокращали, я так понял.»

Конечно же, я не удержался, съязвил: «Да уж не то что в любимом твоем „Коневодстве“: чего только не отрежут — глаза бы потом не смотрели!»

Что правда, то правда. Перед очередным юбилеем своего друга, перед круглой годовщиной всей группы «Али-Бек», какой-нибудь другой творческой датой — мало ли всего наберется, если в спорте, в цирке, в кино столько-то лет «возле лошадок»? — соображу очередной очеркишко, а куда его нынче отнесешь, ну, в самом деле, — куда?.. И Юра вздохнет:

— Дай-ка мне, я попробую.

И через денек-другой уже звонит главный редактор журнала «Коневодство и конный спорт» Николай Андреевич Моисеенко, страдалец: «Приедете — сами сократите или доверите…» «Вам доверяю, вам!» — с нарочитой лихостью отвечаешь, еще не дослушав. «Материал хороший — конечно, жаль по живому резать, — оправдывается на другом конце провода Моисеенко. — Но и нас поймите…» Чего ж не понять?

Другое дело, не хочется в это верить: что чуть ли не все бывшие друзья, которые считали раньше за честь для себя — напечатать в журнале хоть крохотную заметульку, в нынешние тяжелые времена от него отвернулись. Кто — по собственной, правда, бедности, а кто уже — из-за гордыни: теперь, мол, сами с усами! Каких только не появилось красочных изданий для конников: на дорогой бумаге, с шикарными снимками… И каждый тянет в свою сторону, и чуть ли не в каждом — столько заведомой чепухи. На цирковом жаргоне — «понтяры».

А старое, проверенное временем «Коневодство» от номера к номеру уменьшается между тем как «шагреневая кожа», само себя во всем и вся ужимает, чтобы оставить место для рекламы-кормилицы, но кто ее тебе понесет, если журнал все больше и больше похож на серую, как раньше пошучивали, портянку солдатскую.

Но форс держат.

«Придите, — звонят, — за гонораром…»

За «отрывки из обрывков» за свои: тоже как в студенческие, бывало, годы пошучивали.

Как-то я поддался, пошел.

Рука невольно споткнулась, когда стал писать «сумму прописью».

Спросил, не собирается ли куда Моисеенко Николай Андреич в ближайшие полчаса, спустился вниз, добавил в магазине к только что полученному гонорару вдвое больше из кошелька, купил пару бутылок ее, проклятой, и кое-какой закуски…

У самого не густо, но как у них, бедных, — во всеми оставленном, всеми забытом «Коневодстве»!..

Ирбек, светлая ему память, любил повторять: то, как в любой из стран к лошадке относятся, лучше всего остального говорит о состоянии нравственности в ней, о высоте духа граждан — тут связь прямая, теперь это общепризнанно. Но об этом речь впереди, а пока вернемся в то летнее утро, когда «Правда-5» вышла со «Счастливой черкеской» — почти во всю полосу.

— Давай сходим к ним с тремя пирогами? — предложил по телефону Ирбек. — И правда ведь, молодцы!

— Да ладно уж, — останавливаю его, хорошо зная, как несладко ему нынче живется. — Переживут как-нибудь. Не хватало Недде хлопот…

— Она себя плоховато чувствует — ей не до пирогов, это точно, — говорит он чуть попригасшим голосом. И снова вдруг вдохновляется. — Но я вот что: попрошу наших ребят — поваров в «Узбекистане», они там прекрасные пироги делают…

— Вот, правильно! — поддерживаю я. — Закажи. И отнеси их потом домой и Недду угости — пусть маленько порадуется… помню эти «узбекистанские» пироги, помню!

— А давай тогда с тобой вдвоем соберемся и в подъезде съедим, — вроде бы на полном серьезе, даже как бы сверх меры озабоченно предлагает мой друг. — Я стопки захвачу…

Ну, ясно, ясно: издевается надо мной, над русаком все-таки. Не раз уже договаривались с ним блюсти в Москве, несмотря ни на что, «кодекс чести», для горцев и казаков — во многом одинаковый…

— Ну, пристыдил, — говорю ему, — пристыдил ты, джигит, меня — безлошадного.

Это у черкесов есть старая поговорка: настоящий, мол, рыцарь-наездник — это «острый меч, сладкий язык и — сорок столов». «Меч» Ирбека — хоть шашку он умеет держать, как никто — это, конечно же, уникальное его мастерство. Что касается «сладкого языка» — умения красноречиво и убедительно говорить, то и тут он сто очков вперед даст кому хочешь… хотя в последнее время все больше горечи в дружелюбно-насмешливых речах моего друга, все больше острого перца. Но вот насчет «сорока столов» — тут он держится из последних сил. Пригласить к дружескому столу, позвать на «хлеб-соль», как на юге исстари говорят, для него — дело святое.

— Договариваюсь с редактором, когда они смогут найти для нас час-другой, — говорю Ирбеку. — И тут же тебе отзваниваю.

В назначенный день в редакцию, как река в половодье, на несколько рукавов разделившейся «Правды» пришел заранее и в кабинете у главного «Правды-5» Владимира Ряшина застал незнакомца — коренастого человека явно кавказской внешности.

— Саид Лорсанукаев, бывший наш собкорр по Чечне, — принялся знакомить нас главный.

— О, прекрасно! — начал я в своей обычной манере. — Тоже представляю наш Северный Кавказ — земляки, значит. Остаетесь тут пока? Великолепно. Будем есть пироги с сыром…

— Чьи пироги? — крепко пожимая руку, спросил Саид.

— Осетинские! — продолжал я все также весело. — Сейчас сюда придет мой старший друг Ирбек Кантемиров…

Саид нахмурился, тон у него явно переменился:

— Этих осетин давно бы уже пора поставить на место!

Я все не отпускал его руку:

— Вместе с их пирогами?

— Наши ничуть не хуже, — сказал он с нарочитым пренебрежением.

Ну, старые шутки само собой: я заоглядывался, повел глазами по заваленной бумагами столешнице, по углам стрельнул взглядом и даже посмотрел под стол, слегка наклонившись: