Ген поиска

— Ее не просто украли, — сказал я. — Ее подделали. Владелец был даже не в курсе кражи. Не хотите проконсультировать меня по этому делу? Я, разумеется, вашу работу оплачу.

— Конечно, хочу! — живо воскликнула Аня.

Прохор — вот странно! — страдальчески заломил брови. Поглядев на него, Аня улыбнулась.

— Не волнуйтесь, Прохор Прохорович, мне правда нужен перерыв. Застрял у меня этот лунный свет, никак не идет… Все-таки не дается мне масло. Заняться расследованием сейчас самое время!

— Отлично, — сказал я. — Тогда, Анна, идите мыться… А ты, Прохор, возьми у нее квитанцию и сходи получи ее платья, чтобы ей было, во что переодеться. Надеюсь, их пока еще не отдали на благотворительность!

* * *

Когда я заявил Прохору, что ему придется дожидаться лицензии в одиночку, мой верный слуга только философски пожал плечами и сообщил, что он не собирается ждать меня до вечера или разыскивать по всему городу. Мол, если сильно задержусь, придется мне возвращаться домой самостоятельно, причем без денег, которые все лежали в его сумке. Я нетерпеливо ответил, что как-нибудь справлюсь и не нужно меня опекать, а затем, прихватив Пастухова, отправился к Ратуше. Благо, она находилась недалеко от Собора.

Наша Ратуша — великолепное строение. Ей что-то около двухсот лет, и своими изящными пропорциями она обязана сотрудничеству нескольких архитекторов… О, да что я попусту лицемерю! На деле Ратуша строилась довольно долго, потому что у города в те смутные времена не всегда находились на нее деньги. Одни подрядчики отказывались от проекта, другие столь нещадно разворовывали выделенные им средства, что все приходилось переделывать мало не с нуля. Результат оказался эклектичен.

Впрочем, шпиль Ратуши действительно красив, как я и сказал с самого начала. Другое дело, что два крыла собственно Городского собрания и отдельное здание Магистрата (там сосредоточены хозяйственные ведомства города) с ним совершенно не сочетаются. Разбитый вокруг парк тоже представляет собой нечто единственное в своем роде; кустам и клумбам в нем приданы такие причудливые формы, что он давно уже стал городской достопримечательностью.

Лично я, правда, считаю его чрезвычайно уродливым. Но ни один кот не найдет красивым парк, где площадь усыпанных гравием дорожек во много раз превышает площадь газонов и клумб!

В тот день, когда я столь стремительно познакомился с Дмитрием Пастуховым, тогда еще помощником младшего инспектора, и газоны, и клумбы укрывал толстый слой ноздреватого февральского снега. Все, кроме довольно обширного пятачка, обнесенного железной сеткой и брезентом, где, очевидно, шли строительные работы.

— Отопительные трубы, говорите, меняют? — поинтересовался я у Пастухова.

— Трубы, — кивнул тот.

— В мороз?

У генпса даже рот приоткрылся: такое простое соображение даже в голову ему не пришло.

— А ведь верно! — дошло до него. — Зима ведь, отопление же работает! Да и земля промерзла, копать тяжело. Но в бумагах так и написано…

— Сами рабочие считают, что делают дренажную систему, — сказал женский голос откуда-то сверху.

Мы с Пастуховым дружно запрокинули голову.

Наша незнакомая собеседница сидела — или, лучше сказать, восседала — на декоративном парковом фонаре. То была сова-генмод — точнее, судя по размеру, филин, — серовато-бежевая, с черными подпалинами, словно горностаевые хвостики на королевской мантии. Особое впечатление на меня произвели ее великолепные кисточки на ушах — оттопыренные и чуть загнутые вверх перья, которые шли ей куда больше, чем человеческим красоткам идут их разнообразные шляпки.

А еще меня зацепил поразительный взгляд этой совы: пристальный, немигающий, в упор. Для хищника такой взгляд — сам по себе угроза, а большинство генмодов произошли от хищников; мы не любим смотреть в глаза. Однако генмоды, живущие в человеческом обществе, так или иначе перенимают человеческие нормы поведения. Иными словами: пристальный взгляд совы показался мне необычным, оригинальным, но отнюдь не признаком антипатии или агрессии, как, пожалуй, расценил бы его настоящий зверь.

— Прошу прощения? — поинтересовался я.

— Дренажную систему, — сообщила сова. — А про трубы всем говорят якобы для того, чтобы не волновать.

— Кого не волновать? — гаркнул Пастухов.

— Из-за слухов, что Ратуша якобы стоит на грунтовых водах и может обрушиться в любой момент, — охотно пояснила сова. — Но на самом деле это не так, конечно. В Ратуше, кстати, считают, что это проект обновления парка и что решили делать зимой, потому что сроки сорвали и не хотят неустойку платить.

— А вы откуда знаете? — спросил я. — Про Ратушу? Вы там работаете?

— Практически, — усмехнулась сова. — Вы не представляете, сколько всего можно услышать в коридорах, если сидеть тихо. Да, будем знакомы. Меня зовут Елена Филина. А вас?

— Василий Васильевич Мурчалов, — отрекомендовался я. — А вас как по отчеству?

— Просто Елена, — отрезала она. — Ну а вы, бравый защитник наших свобод?

Она имела в виду Пастухова: полицейский в нем легко опознавался по бляхе, висящей на груди не цепочке.

— Пастухов Дмитрий Николаевич, — ответил тот мрачно. — А вам какой интерес к этой стройке?

— Такой, — сказала Елена, — что сперва я подозревала в ней растрату государственных фондов… А теперь подозреваю заговор.

Последние слова она проговорила тоже вполне заговорщицким шепотом. Бесполезная предосторожность: сова так и не соизволила слететь к нам с фонаря, и этот шепот далеко разнесся по зимнему парку.

— Какой заговор? — явно сбитым с толку тоном спросил Пастухов.

— У-ху-ху! Ну, обыкновенный, какие бывают заговоры! — сова встопорщилась, превратившись в большой мохнатый шар. — С переворотом, разумеется, и захватом власти. Иначе зачем им расширять пневмосистему, чтобы она прошла рядом с Ратушей?

— Что? — Пастухов продолжил все тем же абсолютно удивленным тоном, и я понял, что он о пневмосистеме для перемещения генмодов под городом ничего не знает. Не так уж и странно, как может показаться: хотя в секрет ее существования посвящены почти все генмоды и многие люди, находятся все же те, кто о ней ничего не слышал. Необходимск — большой город, невозможно знать в нем все. Особенно если ты «мокрый за ушами» полицейский.

— О, а вот ваш товарищ-котик, кажется, все понял, — насмешливо проговорила сова. — Да, они расширяют систему нашего тайного транспорта: сверху это видно отчетливо, особенно если понаблюдать несколько дней!

— И почему вы уверены, что они делают это нелегально? — попытался прощупать ее я.

— Ну, я вам дала намек, а дальше уж вы сами.

С этими словами она распахнула крылья — громадные, чуть ли не метр в размахе, как мне показалось — спрыгнула с фонаря и полетела в сторону Ратуши. Даже не подумала снизойти к нам.

— И что это было? — удивленно спросил Пастухов.

«Это, — мелькнуло у меня в голове, — была таинственная и прекрасная незнакомка, как положено в настоящем расследовании века!» Но даже в юности я был не настолько наивен и романтичен, чтобы излагать эту мысль вслух.