Ген поиска

Анна с любопытством крутила головой по сторонам: очевидно, впервые столкнулась с таким роскошным местом скупки краденого.

— А, Ходокова! — поприветствовала ее Иванова так, словно знала давно. Может быть, так оно и было: в конце концов, познакомились они еще во время расследования убийства Стряпухина почти два года назад. — Хорошо, что пришли! Поглядите на свою картину. Мне нужно, чтобы вы подтвердили, что она настоящая, а то заключения экспертов долго ждать.

— Да и кто лучший эксперт, чем автор, — заметил я, запрыгивая на диван, где лежала картина.

Нет, увы, от ее близости я не стал воспринимать картину лучше. Все равно она осталась для меня мешаниной странных цветов и полуразличимых форм. Разве что астарелый запах акварельной краски сделался четче. Вольно же людям рисовать что-то настолько размытое!

Аня поглядела на картину и нахмурилась.

— Это не моя.

— Да? — Иванова поглядела на картину с сомнением. — Ну, может, я спутала? Вроде, вот девушка, вот розовый сад…

— Сюжет мой, — терпеливо пояснила Анна. — И похоже на мою. Очень похоже. Но это не моя картина. Это подделка.

— Вот тебе здрасьте! — фыркнула Иванова. — А у Кахетьева в дому тогда что висит?

И действительно, что?

* * *

Наше с Пастуховым знакомство продолжилось в одном из городских трактиров средней руки, куда мы отправились обогреться и заодно обсудить свалившееся на нас дело. Точнее, дело, которое мы собственной волей решили на себя взять, хотя никто нас об этом не просил.

Тогда кофеен еще не было, поскольку кофе не вошло в Необходимске в такую моду. Но, право слово, трактиры от этих новомодных заведений ничем не отличались! Разве что вместо «аппетитного» запаха кофе рестораторы старались пропитать обеденные залы запахами сдобы и ванили ради повышения аппетита, да граммофоны еще не играли в каждом углу — то есть можно было слышать звон столовых приборов и разговоры за соседними столиками.

Памятуя об этом, я повел Пастухова в дальний угол, в отгороженную уютными диванами клетушку. То было одно из многих заведений, благоволящих к генмодам (по закону, все общественные едальни обязаны облегчать нам доступ, но на деле многие отмахиваются чисто проформенными мерами), а потому меню было выполнено на тонких фанерных листах, которые легко было переворачивать.

Пастухов пролистал его без всякого энтузиазма.

— Ну чаю, пожалуй, возьму, — проговорил он. — С бубликом.

— Позвольте вас угостить в честь начала сотрудничества, — широким жестом предложил я.

В самом деле широким: а то я не знаю, сколько способна потребить овчарка!

Пастухов поглядел на меня с нескрываемой иронией.

— Ну, можете заплатить за чай. Бублик я себе уж как-нибудь позволю.

Положительно, этот молодой служака нравился мне все больше и больше!

Когда нам принесли заказ — те самые чай с бубликом для полицейского и отварную рыбу со сливками для меня, — Пастухов сказал:

— Ну ладно, рассказывайте. Что там за система пневмотранспорта для генмодов?

Я вздохнул.

— Тут мне придется сделать экскурс в историю. Вы ведь знаете, что Большая война длилась долго, больше десяти лет?

— В гимназии учился, — буркнул Пастухов.

— Не обижайтесь, вы не представляете, с какими пробелами в образовании у клиентов мне приходится иметь дело! — взмахнул я хвостом. — А тоже вроде бы все гимназии кончали… Ну так вот. Необходимск, город маленький, оказался зажат между молотом и наковальней. Тогда-то и возникла у тогдашних отцов города счастливая идея уравнять генмодов в правах с обычным населением, чтобы пополнить ими флот и иррегулярные войска…

— Нет, это уже после войны было, — поправил меня Пастухов. — Я даты помню.

— Официально после войны сделали, а неофициально представителей сильнейших объединений генмодов зазывали в город еще во время, — снисходительно проговорил я. — Дед мне рассказывал. Он был тогда еще мальчишкой, но все же… Думаете, откуда после войны в нашем городе оказалось столько генмодных профсоюзов? Причем это никакая не тайна, об этом написано в книгах по истории… просто не тех, которые изучают в гимназиях.

— Ясно.

— Ну и хорошо, что вам ясно. Заодно тогдашние отцы города — и матери, потому что движение суфража тоже именно тогда впервые проявило себя — начали готовиться к возможной оккупации. Предполагалось, что новые генмоды-иммигранты станут этакими запасными силами, подпольными войсками, которые помогут не сдать город окончательно. И какому-то инженеру, без преувеличения гениальному, пришло в голову, что для этого генмодам необходимо собственное средство передвижения, тайное. Тогда и была создана система пневмотоннелей. Естественно, за все эти годы с Большой войны сохранить их в полной тайне не получилось. Все те, кому надо о них знать, знают. Но многие считают пустыми слухами…

— Да, я тоже слышал о тайных ходах под городом, набитых сокровищами, — перебил меня Пастухов. — Считал чушью. Тут по работе со столькими байками сталкиваешься!

Я укоризненно посмотрел на него, но вслух решил грубияна не окорачивать. Не стоит это моего достоинства. Тем более, он и так смотрел, как я ем мою вкусную рыбку (речной окунь! судя по вкусу, действительно свежий!), покусывая свой бублик. Булка была большой, но для овчарки со здоровым аппетитом едва ли удовлетворительной.

— Ну вот сейчас получите возможность увидеть эту байку, если захотите, — сообщил я. — Мне все равно надо как-то возвращаться домой без слуги. А здесь хорошо то, что все расходы могут просто записать на мой счет.

— Постойте, этот трактир что — одна из станций пневмотоннелей? — удивился Пастухов.

— Да, и держит его генмод: некто Афанасий Курочкин. Один из немногих генмодов-лис в нашем городе, редчайший вид.

— Знаю такого! Его все время в уклонении от налогов подозревают! Вот только я не в курсе был, что и этот трактир тоже его.

— И совершенно зря подозревают, — проговорил я менторским тоном. — Вы в плену предубеждений, мой друг. Мол, если лис, то обязательно жулит… Афанасий платит налоги сполна… — тут я не удержался и после картинной паузы продолжил: — он обманывает государство другим способом.

Пастухов фыркнул.

— И вы мне, конечно, не скажете, каким?

— Сказать — и потерять скидку в таком великолепном трактире? Ни за что на свете!

Пастухов только глаза закатил: мол, не очень-то и надеялся.

— Ладно, — сказал он, — выходит, если кто-то тайком от сотрудников Ратуши или Городского совета строит станцию пневмосистемы прямо у них под стенами, это действительно может означать заговор?

— Может быть, заговор, — кивнул я. — А может быть, наше своеобычное раздолбайство, когда правая рука не знает, что делает левая. В любом случае, это нужно выяснить. Вы со мной?