Ген поиска
Шрифт:
— Вот именно! Откуда вы знаете, что там не спальня Кахетьева?
— Видите эти цветущие фиалки в горшочках на третьем этаже? — признаться, сам я смутно видел только некие фиолетовые пятна и предположил, что это фиалки, лишь исходя из жизненного опыта. — Чувствуется женская рука.
На самом деле, конечно, цветы мог разводить и купец — иногда у самых неожиданных людей обнаруживаются самые неожиданные увлечения — но я почему-то предчувствовал, что мне повезет. Уж такой был сегодня день. Если Василий Мурчалов твердо вознамерился раскрыть дело, имеющее до него личное касательство, как можно быстрее, все будет этому благоприятствовать!
И в самом деле, мне повезло,
А самая главная удача — что этот разговор велся как раз о том, что нам было нужно!
Такое, должен сказать, очень редко выпадает на долю настоящих сыщиков, не тех, про кого пишут книги или пьесы. Обычно приходится либо ждать много часов, прежде чем услышишь что-то стоящее, либо и вовсе не удается ничего услышать: преступники с упорством, достойным лучшего применения, обсуждают цены на чай и семейные дела. А тут пожалуйста, как по заказу.
— … не понимаю, почему ты непременно хочешь оставить ее себе! — говорил обиженный мужской голос. — Уж, кажется, я в точности все скопировал, ничем не хуже!
— Ну конечно ты не поймешь! — женщина тоже говорила раздраженно, но слегка насмешливо. — Ты всю жизнь был красавчиком, а я — только на этом портрете. Ты хоть десять копий сделай, а все не то.
— Я, вообще-то, сделал восемь, — проговорил мужчина, тоже раздраженно. Если бы у меня оставались сомнения в том, что это был Хохлов, сейчас бы они развеялись. — И ты красивая, Люба, не надо.
— Да, особенно привлекательна моя способность делать деньги из воздуха, — с иронией ответила женщина. — Не волнуйся, я не строю иллюзий. Я отлично понимаю, зачем ты за мной решил ухаживать, дорогой! — последнее слово она проговорила с явным намеком.
— Так вот что ты обо мне думаешь! — воскликнул мужчина. — Ты… ты… ты правда не понимаешь, что ли?! Думаешь, я бы из-за этих чертовых тысяч пошел на риск?! Я и так неплохо зарабатывал, знаешь ли! Думаешь, я в багетной мастерской от безысходности ишачу? Мне там правда нравится!
— Н-ну… может быть, — проговорила женщина с сомнением. — Извини, если так.
— Погоди, ты правда… ты все это время думала, что я с тобой только из-за плана продать картины? — теперь в голосе Хохлова звучали чуть ли не слезы.
Да нет, не чуть ли! Он натуральным образом всхлипнул! Вот уж чего не ожидал.
Кажется, Любовь Егоровна растерялась не меньше моего.
— Игорь, ну что ты… Ну… Игорь! Ну а что я могла подумать? Я же… мне же никогда… я же папенькины дела вела, и то ко мне даже его служащие не подбивали клинья, потому что дела у папеньки плохи… Ну! Водички хочешь? Я сейчас налью!
— Ты… ты меня совсем не любишь, значит? — раздался трагический шепот.
— Люблю! Люблю! Я ведь уже согласилась уплыть с тобой в Юландию, разве нет? Вот и билеты уже куплены… Ну, ну плачь, что ты… Ну ошиблась, извини, хороший мой, родной…
На этом месте мое чувство драмы не выдержало. Разумеется, нужно было прекращать эту трагикомедию с любовным окрасом. Однако брать воркующих голубков силами одного младшего инспектора Травушкина мне совсем не улыбалось. Они не казались опасными, но по своего опыту я знал, что люди, которые считают себя загнанными в угол, могут совершать истинные глупости, усугубляя тем самым грозящее им наказание. Которое, кстати, для влюбленных было невелико: ну
что им там грозило за мошенничество, года два-три? Причем кто-то один мог и вовсе выйти сухим из воды, если свалит все на второго.— Знаете что, стерегите их тут на всякий случай, — шепотом сказал я, спрыгивая с наружного подоконника. — А я пойду протелефонирую в ЦГУП, чтобы они прислали еще двоих-троих для ареста.
Я как раз вспомнил, что видел на углу телефонную будку, идти до которой быстрее, чем возвращаться в гостиную Кахетьева.
— А если они через парадную дверь?..
— Не волнуйтесь, мимо Прохора не пройдут!
С этими словами я начал спускаться вниз по лестнице.
Нет, может быть, телефон и не такое плохое изобретение. Если бы не он, пришлось бы все-таки рискнуть проводить арест с Травушкиным… А зачем мне скинутый в запале с лестницы инспектор?
Глава 26
Как красть картины — 9
Я все думал — как это крысы покажут и расскажут нам перемещения матушки? Не могут же они объяснить словами. Или написать докладную записку. Или отчет. Однако наша с Пастуховым пернатая союзница заверила нас, что волноваться не о чем.
— Приходите завтра на то же место, приносите для крыс угощение — и все будет в лучшем виде. Они любят пироги с мясом.
— Точно все будет? — спросил недоверчивый Дмитрий.
— А то как же! — с гордостью ответила сова. Потом подумала немного, щелкнула клювом и сказала: — Иногда может больше времени потребоваться, чем один день. Но все равно что-то они да доложат.
Мы условились о завтрашней встрече и расстались.
За стенами склада к тому времени совсем стемнело. Из-за низкой облачности небо светилось розовым, как это часто бывает в Необходимске с тех пор, как на всех улицах сделали электрическое освещение. Я еще помню, что, когда я был ребенком, можно было увидеть звезды, не выезжая в пригород. Дед пару раз брал меня на крышу летними ночами, где Александр устанавливал для нас телескоп…
Елена коротко попрощалась с нами и улетела, растаяв в этом розовом тумане бесшумным призраком: так уж летают филины, никакого тебе хлопанья крыльев. Нам с Пастуховым выпало добираться более прозаическим способом, одновременно молясь, чтобы не наткнуться ни на какую банду из тех, что заправляют разными уголками складской территории.
— Ты как, Мурчалов? — неожиданно спросил Пастухов.
Наверное, я выглядел совсем в воду опущенным, раз уж даже суровый пес решил меня поддержать!
— Превосходно, — заверил я. — Волнуюсь за успех нашего предприятия, только и всего.
— Ну смотри… — протянул Пастухов. Затем у него хватило такту добавить: — Да, знаешь, для меня эти крысюки тоже сомнительны.
Тут я мог только согласиться. Методы общения с ними, разработанные Еленой, не вызывали у меня особого доверия. Чем дальше, тем больше я начинал подозревать, что для нашей новой знакомой это расследование было не более чем интересной игрой. По крайней мере, так я читал по азарту в ее глазах, по едва заметному пощелкиванию клюва…
Нет, в игре не было ничего плохого. Как-то Вильгельмина, хлопнув коньяку после особенно головоломного дела, обвинила в том же самом и меня.
«Беда с тобой, Мурчалов, — сказала она тогда. — Ты и умница, и молодец, и в психологии понимаешь хорошо. Вот только для тебя все наши дела — развлечение, не более. Не нужно оно тебе на самом деле».
Мне тогда захотелось обидеться на партнершу и наставницу, да что-то не очень получалось. «Зря ты так, — сказал я ей. — Если я в деньгах не нуждаюсь, так это не значит, что я не воспринимаю беды наших клиентов серьезно!»