Генерал Коммуны

А в это время Совет Коммуны заслушивал сообщение Арно о посредничестве Уошберна. Мнения разделились. Делеклюз и Верморель призывали к осторожности. Не имея доказательств, они руководствовались только чутьем революционеров. Тейс, Арно и еще несколько человек поддерживали их. Однако все остальные считали, что Коммуна ничем не рискует. Перед ними возникла надежда, и они тянулись к ней, думая не о себе, а только о защитниках Коммуны. Кто-то предложил допустить на заседание американца. Уошберн подтвердил вчерашнее предложение. По мере того как он говорил, лица людей прояснялись. Коммуну можно спасти! Коммуна будет жить!

Американец говорил с достоинством, чуть излишне размахивая сухими палками рук. Его глаза, тонкий длинный нос, извилистые губы все время вели между собою какую-то непонятную игру: когда глаза усмехались, крылья ноздрей вздрагивали, принюхиваясь, а губы обтягивали сильную челюсть. Он возбуждал у Делеклюза инстинктивное опасение.

— Откуда такая участливость к Коммуне, господин посланник? — вырвалось у Делеклюза.

— Моя страна всегда была человеколюбивой. Демократизм Штатов известен всему миру, — отвечал Уошберн. — Я понимаю ваши опасения, господин Делеклюз. Но ведь Домбровский, например, был тоже иностранец?

— Домбровский не был иностранцем, — строго сказал Делеклюз. — Домбровский был коммунаром.

Быстрая, как взмах ресниц, усмешка скользнула по лицу американца. Он обернулся к членам Коммуны, как бы говоря: «Стоит ли обижаться на этого вздорного старика? В конце концов все зависит от вас. Я, простой малый, пришел сам, без всяких хитростей, не считаясь ни с чем, потому что хочу вам помочь, неужели вы оттолкнете мою честную руку?»

— Коммуне стоит только послать своих комиссаров в Венсен, чтобы установить условия перемирия и убедиться в моей правоте, — сказал он. — Я сам пойду с ними.

«Вот видите, разве можно после этого сомневаться в моем благородстве?» — говорило его лицо.

Коммуна уполномочила вести переговоры Делеклюза, Вермореля и Вайляна. Они сами настояли на своих кандидатурах, исполненные смутной тревоги, пренебрегая опасностью западни.

Солнце сожгло все тени. Делеклюз задыхался. Верморель бережно поддерживал его под руку. На перекинутых через плечо алых шарфах членов Коммуны горели под солнцем золотые кисти. Встречные гвардейцы застывали в молчаливом приветствии, провожая суровую процессию взглядами, согретыми надеждой.

Ближе к Венсену воздух стал чище. Дым пожаров не доходил сюда. За городской стеной перед ними открылось небо, чистое и огромное, радостно голубое, какое бывает только ранним летом.

«Как может небо оставаться таким безмятежно голубым?» — думал Верморель. Он был полон скрытой раздражительности и ненавидел сейчас ленивое спокойствие природы.

— Эта красота подступает к сердцу как предательство, — сказал он Делеклюзу. Делеклюз закашлялся, вытер кровь на губах.

— А все же приятно защищать такую славную землю, — заметил он. — Нигде ты не увидишь таких дубов, как у нас, в Венсенском лесу.

Они глянули в сторону зеленого высокого леса, и Верморелю стало спокойно и грустно.

Уошберн, шедший впереди, обернулся.

— Вас ждут как раз в Венсенском лесу, господа, — сказал он, непонятно смеясь.

Артур пришел в мэрию слишком поздно: делегация ушла. Антуан Арно помог ему собрать свободных гвардейцев, отдыхавших во дворе мэрии. Сбросив пропотевший сюртук, Артур побежал вместе с ними по направлению к Венсену.

Дьявольский замысел Уошберна был ясен — сперва ослабить волю защитников Коммуны, посеять слухи, парализовать оборону и, наконец, выдать в руки пруссаков делегацию Коммуны. Артур не сомневался теперь, что пруссаки, версальцы и Уошберн действуют заодно. Только бы успеть!

У него не хватало сил. Беготня в течение целого дня истомила его. Ноги были тяжелыми. Артур с трудом отрывал их от земли. Кто-то из федератов взял у него ружье. Это Рульяк. Откуда он появился? Луи что-то рассказывал про Врублевского. С тысячью бойцов Врублевский до полудня выдерживал натиск трех дивизий. Версальцы стали обходить с юга. Тогда он принял решение отойти на правый берег Сены. Под прикрытием батарей Аустерлицкого моста, Врублевский в полном порядке перешел Сену, взяв с собою всю артиллерию, чтобы сражаться на кладбище Пер-Лашез.

Но Артуру не до рассказов Рульяка. Он чувствует, что сейчас упадет. Задыхаясь, он переходит на шаг и посылает Луи вперед. Сквозь его хриплое свистящее дыхание Луи успевает понять одно: надо любым способом задержать Делеклюза и остальных делегатов.

Гвардейцы нагнали делегацию у ворот форта. Полицейский комиссар задержал членов Коммуны, требуя пропуск: вся эта история с переговорами казалась ему подозрительной. Он не знал никого из делегатов в лицо, и ни красные шарфы, ни удостоверения не могли убедить его. Он категорически отказался спустить подъемный мост. Вайлян пошел за пропусками.

Как раз в это время подоспел Рульяк. Он еще издали махал руками и кричал:

— Стойте, стойте!

Делеклюз с трудом разобрался в его сбивчивом, взволнованном рассказе. Гвардейцы обступили членов Коммуны, уговаривая их вернуться. Делеклюз колебался. Он считал своим долгом выполнить приказ Совета Коммуны.

Уошберн нервно потребовал: или они сейчас же войдут в форт, или он уезжает.

Среди шума и препирательств никто не заметил, как Артур Демэ отозвал Делеклюза и что-то тихо сказал ему. Легкий румянец проступил на щеках Делеклюза. Молодым твердым шагом он подошел вплотную к Уошберну. Внимательная тишина окружила их.

Делеклюз выпрямился. Это уже не был дряхлый, больной старик. Он стоял, подняв седую голову, воплощая собой Коммуну, пусть умирающую, обессиленную, но как никогда исполненную достоинства и веры в свою правоту.

Не позор разоблаченного предательства, не опасение за свою жизнь испытывал в эти минуты Уошберн, он понял вдруг, что можно обмануть этих людей, засыпать их землей, залить кровью мостовые Парижа. Слабость Коммуны в ее благородстве, но в этом же и ее сила.

Это была победа побежденных и поражение победителей.

— Ступайте, господин Уошберн. Уходите, — сказал Делеклюз американцу. — Нет, не по земле Коммуны! Идите к пруссакам…

Вайлян протянул Уошберну пропуск. Поскрипывая, опускался подъемный мост. Все следили, как Уошберн вступил на дощатый настил и пошел, втянув голову в плечи, спина его в голубом мундире сгибалась, и петушиный плюмаж треуголки мелко вздрагивал над ней.

Верморель вытащил из-за пояса пистолет, с сожалением подкинул его на ладони. Луи Рульяк вдруг сунул два черных пальца в рот и пронзительно свистнул. Все рассмеялись, даже Делеклюз не мог удержаться от улыбки.