Генеральный попаданец 3

Возвращаясь к нашему с Примаковым спору. Привожу ему примеры из истории СССР… Гражданская война заканчивается в 1922 году. Страна в разрухе. Через 7 лет начинается индустриализация, и уже к 1939 году, накануне Второй мировой войны, СССР встречает ее, имея промышленность, сельское хозяйство, политическую волю руководства и самое главное — было население. Моя бабушка по матери вспоминала, как они жили до Великой Отечественной войны: полки были заполнены товарами, продукты питания стоили дешево, социально обустроенная жизнь, был расцвет экономики. Это были красочные воспоминания. И об этом сегодня никто не говорит: официально вся информация искажается и уничтожается, а люди, которые это видели своими глазами, постепенно уходят из жизни. В 1941—1945 гг. полстраны эвакуировали в Сибирь. Я это помню, сам тогда жил в Сибири. А в 1945—1955 годах уже происходило развитие ракетной промышленности. Тогда в ходе дискуссии Евгений Македонович посмотрел на меня зверем.

Заместитель заведующего международным отделом Вадим Румянцев толкает меня ногой под столом: «Слава, пойдем покурим». Я выхожу с ним. «Ну-ка прекрати! Ты знаешь, с кем ты сцепился? Замолчи немедленно», — говорит мне Румянцев. То есть уже в 1974 году на уровне замзаведующего международным отделом люди пасовали перед носителями той точки зрения, которую представлял корреспондент «Правды» Примаков… Даже перед Примаковым. А уж что говорить об этаже повыше. Потом стало ясно, что наш начальник Пономарев и Андропов находились в одной команде. Механизм «перестройки» осуществлялся сторонниками Примакова вне КГБ, частично привлекая оттуда кадры, которые Андропов лично создавал. Ведь Андропов тоже пришел в КГБ и ЦК не с пустого места. И здесь интересно рассмотреть корни самого Андропова.

Шведская модель экономики кратко:

Оценивая специфику шведской модели экономики, чрезвычайно важным моментом является ее идентификация. Если в первые послевоенные годы пытались использовать основные арсеналы кейнсианской системы макроэкономического регулирования, то уже в начале 1950-х гг от них отказались прежде всего потому, что традиционная дилемма: «или высокая инфляция и низкая безработица или наоборот» — не имела в стране альтернативы из-за значительного недостатка трудовых ресурсов и жесткой позиции профсоюзов, которые умело манипулировали дефицитом трудовых ресурсов, возникшего в стране.

Неудачные попытки правительства по замораживанию зарплаты в 1940–50-х гг привели ведущих экономистов к мысли, что такие кейнсианские методы малоэффективны, а иногда даже вредны для Швеции.

Затем возникло новая система регулирования рынка труда, известная под названием «модель Рена-Мейднера» по фамилиям известных шведских аналитиков, которым была поставлена задача оптимизировать соответствующие отношения в экономике.

Основными инструментами реализации было использование налоговых и денежных ограничений, которые сдерживали цены на достаточно низком уровне, что вынуждало предпринимателей и профсоюзы отказаться от механизма инфляционного роста заработной платы. Меры, которые поддерживали совокупный спрос, оказались эффективными и относительно выборочной поддержки депрессивных регионов (чуть позже Швеция вместе с Финляндией отстояла свое право на получение системной помощи из структурных фондов ЕС для территории, имеющие низкую плотность населения), некоторых значимых для экономики отраслей и тех социальных групп населения, пострадавших в результате структурных изменений в экономике, которая была обусловлена изменением мировой конъюнктуры на товары и услуги.

Такие меры сделали рынок труда в стране гибким и таким, что четко ориентировался на реальные социальные гарантии.

Мировой кризис 1974–1975 гг болезненно отразилась на хозяйственном развитии Швеции, что привело сначала к замедлению темпов экономического роста, а затем и к их отрицательных показателей (так, в 1977 г. ВВП страны уменьшился на 2,5% относительно предыдущего). Одновременно уменьшался также процесс обновления производственных фондов, а большая зарплата рабочих и служащих и значительные размеры налогов способствовали оттоку капитала из страны. Так, за период 1975–1977 гг выпуск промышленной продукции сократился на 6%, а производственные мощности предприятий были загружены только на 75%.

Однако даже серьезные потрясения для шведской экономики не были причиной отказа от «модели Рена-Мейднера», которая применялась на всех фазах экономического цикла.

В 1970–80-е гг активно происходил процесс институциализации рынка труда, вследствие чего возникла государственная администрация рынка труда, которая состояла из управления рынком труда и специальных комитетов — ленов, отвечавшие за соответствующие биржи.

В 1980-е гг, наиболее успешные для экономики страны, широкое распространение получила система социальных льгот — явление социализации экономики, которое со временем стали называть «шведский моделью социализма».

Именно шведская модель экономики во многом была показательной для двух тогдашних сверхдержав мира СССР и США. В этот период большая часть трудовых ресурсов страны была занята в государственном секторе, что существенно увеличило налоговое бремя для предпринимательских структур, суммарные государственные расходы в это время уже превышали 60% ВВП страны, активно вводилось социальное страхование, главная цель которого заключалась в экономическом защите человека во всех критических случаях (безработица, болезни, старость, рождение ребенка). В 1975 г. по закону о пенсиях ее получатели получили исключительное право на специальную надбавку к ней, что вывело страну в число лидеров в мире по уровню пенсионного обеспечения.

Когда темпы экономического роста были достаточно высокими, повышения благосостояния имело довольно логичный и обоснованный вид, однако начиная с 1990 г. «шведское экономическое чудо» перестало быть образцом для воспроизведения в других странах.

Стремительно рос государственный долг, начался структурный кризис в промышленности, а дефицит бюджета достигал уже 14–15%. Государство оказалось неспособным поддерживать «полную занятость», налоговое бремя и высокий удельный вес трансфертных платежей отпугивала местных и иностранных инвесторов, капитал стремительно уходил из страны за границу. Постоянное увеличение зарплаты существенно отставало от роста производительности труда, что делало невозможным сдерживание инфляции традиционными методами. К этому добавлялась еще и банковский кризис середины 1990-х гг и неустойчивость национальной валюты — кроны.

Глава 9

30 октября 1965 года. Завидово. И отольются почки в камни

Надо же было так вчера нажраться! Соратнички еще и подзуживали, подливая коньяка. Какая же все-таки эта партийная элита пьянь! Хотя чему я удивляюсь после комсомольских оргий восьмидесятых. «Посчастливилось» как-то на одну попасть. Потом КВД на некоторое время стал привычным местом. И ведь в первый раз в истории уже этого мира я отжег намедни. Долго держался, но последние недели дались крайне тяжко. Лично мои загулы остались далеко в прошлом. Здоровье не то, да и нет давно друзей, с которыми выходила не обычная пьянка, а настоящая веселуха. Мы и в 65 зажигали, только держись и штаны не потеряй! Моей гоп-компании никогда массовики-затейники не требовались. Помню, в одном санатории нашу компанию за таковых и приняли. Затем утром администрация вежливо попросила вон. Так нечего было устраивать оргию в бассейне с минералкой. Кто ж виноват, что медперсонал нас поддержал.

Ох, как корежит! Пытаюсь встать, но твердая рука дежурного врача возвращает меня обратно. С тоской посматриваю на прозрачную трубку капельницы. С утра егеря пытались меня начать лечить «традиционными» методами, но вскоре раздался звучный рык товарища Чазова — «Все вон!». И за меня тут же взялись врачи из «Кремлевки». Видать, не впервой им выводить партийных бонз из запоя. Никаких медсестер, только серьезные мужчины в выглаженных белых халатах. Уколы, капельницы. И вязкие, нехорошие мысли.

А ведь мы по краю прошли! Нет, на самом деле советской власти всерьез ничего не угрожало, но репутации…. И что самое поганое: в какой-то момент я понял, что ништяки из будущего больше не работают. Как быстро началось меняться мое поле для экспериментов! А ведь обычно в романах о попаданцах их задумок хватает на много-много лет. Достаешь движением заправского фокусника новые сюрпризы из портфеля и раздаешь жаждущим. Ан нет! Темпоральная кривая явно поломалась, и в какой-то момент меня охватил ужас. Справлюсь ли я с грандиозными задачами по переформатированию советского мироустройства? Или облажаюсь хуже того Ильича? Власть она такая — не прощает ошибок. Пусть и чужих. Я же не Господь и не всесилен.