Генеральный попаданец 3

— Господин секретарь, почему все-таки Франция?

Хороший вопрос. Короткий и ёмкий. Животрепещущий. Публика тут же замерла в ожидании. Лишь микрофоны приблизились ко мне, заставляя напрягаться охрану.

— А почему нет? Между нашими странами в прошлом случалось разное. Мы крепко воевали, дружили до пьяной икоты, были крепкими товарищами. Вот и двадцать лет назад вместе остановили коричневую чуму. И мы в России никогда не забываем вашу великую революцию. И даже отчасти идем по обозначенному французами пути.

Все равно свинья грязи найдет, — в разговор тут же вклинился худой неприятный тип с топорщащимися усами:

— Во Франции не было Гулага!

Публика неодобрительная гудит. Но меня так просто не возьмешь.

— Зато была Вандея, казни на гильотине, революционные войны, что прожгли всю Европу. Сколько у вас после случилось революций? Со всеми кровавыми последствиями. Последним было, если не ошибаюсь, восстание коммунаров. Которое, кстати, также встретили далеком не цветами, а пушечными ядрами. Мы же строили первое в истории государство рабочих и крестьян. Непросто, неидеально, совершая ошибки. Не делает их только тот, кто ничего не делает. И что же? Нам теперь вечно посыпать голову пеплом и каяться? Не дождетесь! Мы первыми в мире начали воплощать в жизнь идеалы, которыми с нами поделилась чудесная Франция! Мы создали великую индустрию, дали трудящимся социальные права, всеобщее образование и медицину. Первыми в мире ввели женщин в представительные органы, дали им настоящее равноправие. Сокрушили немецкий Рейх, заслуженно поправ ногами его обломки, первыми отправили в космос человека. Неужели мы не имеем право гордиться своими свершениями? Спросите почему? Да потому это достижения советского человека. Его лучших представителей. Тех, кто будет строить будущее всего мира!

Я таки сорвал аплодисменты. Журналисты в любой стране, публика циничная, и скорее, они оценили правильность подачи аргументов. А также то, что я не испугался провокации и не стал оправдываться. Вечная беда российских правителей: «А что скажут в Европе?» Мы от нее даже в двадцать первом веке не избавились. Вечные оправдания перед «стратегическими партнерами» и «красные линии» из трусов. Вот и я сейчас вижу закатившиеся глаза МИДовца. Представляю, как полыхнули пердаки у кое-кого в ЦК. Но стоять буду на своем. У СССР есть собственные интересы, и никому не позволено на них разевать пасть!

Руку в этот раз тянет молоденькая блондинка с изящной фигуркой. Во Франции лица у женщин совсем иные, более ухоженные. Неплохо бы взять их подход на вооружение. Советские женщины должны быть самыми красивыми! Точно, Галке идею подкину.

— Господин секретарь, вы считаете, что социализм неизбежен?

— Конечно! Просто он разный, как и народы мира. У нас один, в Венгрии другой, в Китае свой азиатский вариант. Формация ведь накладывается на некий культурный код. Но все равно мы видим всеобщее наступление социалистических партий. Они традиционно сильны и в свободолюбивой Франции, горячей Италии. Или возьмем холодную Швецию. У них собственный «шведский вариант социализма». И представьте, это государство имеет монарха! И в то же время обществу не мешает проводить социальные эксперименты. Я считаю, что нам надо шире открываться друг другу. В перспективе сделать Европу общим домом без границ. Хватит с нас войн, которые не нужны трудящимся!

Снова аплодисменты. Ловлю удивленный взгляд французского президента. Не ожидал от рядовой пресс-конференции далеко идущих политических закидонов?

— Вы, молодой человек!

— Господин секретарь, вы согласны убрать 'Железный занавес?

Пошла жара!

— Если мы придем к консенсусу, то да. Но не забывайте, что не мы его сооружали, — поднимаю предупредительно руки. — Подождите, вопрос намного более сложный, чем кажется на первый взгляд. Можно обвинять Советский Союз и социалистический блок в размежевании Европы. Но все ли так в порядке в западной части континента? С кем нам вести диалог, мои дорогие друзья? Почему, думаете, мы выбрали именно вашу страну для прорыва? — публика снова замерла. Я постоянно ломаю общепринятые взгляды и прямо на глазах рушу догмы. Улыбаюсь и развожу руками. — Как я могу обойти страну, первой продекларировавшей: Liberte, Egalite, Fraternite? Это символично, что страна первой демократической революции и провозглашения свобод станет лучшим партнером в Европе для страны первой социалистической революции.

В зале прямо выдохнули и снова зааплодировали. Аплодисменты, переходящие в овации. А ведь сейчас они более искренние, чем в начале.

После «сталинской паузы» продолжаю:

— Но рядом с вами реваншистская Германия, на постах руководителей которой много бывших нацистов. Укрывающихся военных преступников, не понесших наказание. На юге лежит Испания с диктатурой кровавого палача Франко. В Греции неспокойно, ей также грозит реакция. Но это не помешает нам следовать лозунгу вашего президента: «Европа от Атлантики до Урала».

Кто-то неугомонный с места крикнул:

— А какие предложения вы сделали бизнесу?

Широко улыбаюсь:

— Об этом вы узнаете после подписания соглашений. Но их спектр довольно широк. Мы даже готовы пойти дальше. Например, сотрудничать с Францией в космосе. Ведь там СССР первый и непревзойдён пока ещё никем.

Тот же наглый щеголь с узкими усиками пытает меня:

— Каким образом вы собираетесь это делать? Отдадите нам секретные технологии ваших ракет?

Чую на себе несколько колких взглядов. Некоторым до коликов в печенках хочется сделать мне какую-нибудь гадость. Не стоит думать, что во Франции все любят Россию и уж тем более коммунистов. Правых здесь также хватает. Особенно в армии и в разведывательных структурах. Достаточно вспомнить, что на помощь афганским моджахедам первыми поспешили французские спецслужбы. И лишь после появилось ЦРУ.

— Обмен может быть взаимным. Нам интересны ваши великолепные вертолеты и двигатели. Франции же мы предложим полет их космонавта на нашем космическом корабле.

В зале послышалось «О-ля-ля!», и он тут же взорвался вопросами. Пришлось успокаивающе поднять руки:

— Мадам и месье, подробности будут позже. Нам уже пора, но я смогу ответить еще на один вопрос. Мадемуазель?

Указываю на юную особу с ярко-рыжей гривой и в предельно короткой мини-юбке. Глаза так и тянутся к ее чудесным ножкам. Она это замечает и бессовестно кокетничает.

— Господин секретарь, до нас доходят слухи, что недавно вы предложили советским студентам несколько иное трактование социализма. Мне как представителю молодежного социалистического движения интересно, что вы подразумеваете, что миром «Высокого солнца».

«Однако! А непроста деваха. Но перевод неправильный!»

И мини она надела, чтобы отвлечь внимание от своих умных глазок. Но публика явно разочарована. Им хочется скандалов и сенсаций. Несколько они уже получили. А здесь чистая философия.

— Вопрос на миллион! — и тут же меняю улыбку на серьезное выражение. Я этот переход перед зеркалом долго тренировал. Публика тотчас напряглась, ожидая нечто интересное. В зале затихли. — Наше поколение победителей нацизма желает знать, на кого мы оставим будущее человечества. Ведь именно от вас, молодого поколения зависит, какое оно станет. Будет ли наша цивилизация лучше и каково в ней жить человеку. Мы слишком сложные и непредсказуемые создания. На этом утверждении основана критика коммунизма. Мол, человека не переделать. Он грешен от рождения. Но мы, коммунисты, отвечаем, что это возможно! Создать нового человека, если понадобиться, то вмешаться в эволюцию, устроить наше общество на научных началах. Перестать отдавать на откуп продажным политикам и жадным богачам мироустройство. Как это сделать и какими методами, решать уже вам. Мы можем лишь помочь не потерять ориентиры. Я считаю, что власть должна повернуться к человеку труда. Не на словах, а на деле продемонстрировать «Социализм с человеческим лицом»!

Прощаюсь жестом под «бурные аплодисменты». Вместо тривиальной пресс-конференции выдал целый митинг.

Мы идем по длинному коридору на встречу с банкирами, владельцами корпорация, и де Голль, кося на меня глазом, тихо спрашивает на английском:

— Про космонавта была не шутка?

— Это зависит от вас. Космос крайне дорогое занятие, его лучше осваивать совместно.

Помпиду тут же вцепился в меня. Неужели он ставленник аэрокосмических компаний?

— У вас есть конкретные предложения, господин секретарь?