Генеральный попаданец 3

Голль что-то ощущает и благожелательно спрашивает:

— Леонид, помнится, у вас было некое культурное предложение?

— Конечно! Не так давно в 1960 году мы выпустили совместный фильм «Нормандия-Неман» про ваших летчиков, воевавших на стороне Советского Союза. Как вы смотрите на то, чтобы снять во Франции ленту о легендарном Русском экспедиционном корпусе, что помогал вам в Великой войне. Особо отличилась русская пехота под Реймсом, не допустив прорыва немецких дивизий в направлении Парижа.

Президент удивленно уставился на меня. Его помощник откровенно хлопал глазами. Похоже, что он и вовсе не в курсе тех событий. Как они быстро забывают нашу помощь! Зато претензий целый вагон. Но де Голль далеко не дурак, он моментально вцепился в идею. Боевое братство, что может быть лучше для пропаганды!

— Эта прекрасная история о нашем содружестве стоит того, чтобы ее экранизировали! Русские и французы вместо против общего врага!

А это уже толстый намек на тонкие обстоятельства. Пожалуй, лучше и не выбрать год для начала оживления наших отношений. Противостояние Америке и НАТО только разгорается. И тут мы, как нарочно, протягиваем руку помощи. Под наши долгоиграющие проекты, да залог в золотых слитках французские банки шикарные кредитные линии открыли. Видимо, надеются, как в прошлом веке опутать нас долгами.

— Со своей стороны обещаю всяческую помощь, лучших актеров и режиссера.

Шарль неподдельно удивился:

— Кого?

— Сергей Бондарчук. Он сейчас заканчивает эпическое полотно «Война и мир»!

— О!

Брови де Голля устремились вверх. Толстого во Франции знают и уважают.

— Обещаю прислать вам одну из первых копий его нового фильма.

— Буду премного благодарен.

Мы перешли в небольшой кабинет, где устроились вокруг изящного журнального столика из темного дерева. Кресла были невероятно удобны, но я не расслаблялся. И обратился в первую очередь к премьеру Жоржу Помпиду.

— А я ведь привез вам огромный сюрприз. Что может сдвинуть с места камень преткновения между нашими державами.

Французы туту же обратились во внимание.

— Мы решили, что возможно, пересмотрим отношение советского правительства к старым дореволюционным долгам. Но и вы должны пойти к нам навстречу.

Надо было видеть удивленные глаза французов.

На предварительных переговорах эту щекотливую тему старались обходить стороной. В конце января 1918 года председатель Всероссийского центрального исполнительного комитета Яков Свердлов подписал декрет об аннулировании займов царского и Временного правительств. На основании этого документа задним числом с 1 декабря 1917-го списывались внешние и внутренние государственные долги почти на 60 миллиардов рублей. Среди пострадавших оказались не только иностранные государства, до Октябрьской революции кредитовавшие Россию, но и частные инвесторы. Так, декрет ВЦИК в одночасье разорил десятки тысяч французов, которые со второй половины XIX века вложили в считавшиеся выгодными и надежными царские гособлигации до 15 миллиардов золотых франков. Учитывая итоги Гражданской войны в России, это стало важным прецедентом. В будущем.

Вопрос с долгами решится лишь в 1997 году, когда Москва заключит с Парижем договор о выплате 400 миллионов долларов в счет погашения царских долгов. Но и тогда осталасся казус с частными пайщиками, коих накопилось аж четыреста тысяч. И тут внезапно всплывает проблема царского золота. В 1918 году из Советской России в Берлин по условиям Брест-Литовского мирного договора было отправлено 93,5 тонны золота. Большая его часть в скором времени досталась Франции в качестве контрибуции от проигравшей в войне Германии. Таким образом, Париж век назад фактически присвоил часть золотого запаса своего бывшего союзника.

Я бы не затрагивал этот щекотливый вопрос именно сейчас, если бы Франция не нужна была мне в качестве «Троянского коня» в Европе, и мне остро необходима поддержка не только левых партий, но и французских рантье. Хотя в будущем даже Европейский суд по правам человека подтвердил, что межправительственное соглашение не нарушает право заявителей на уважение частной собственности. Отдельно было отмечено, что приобретение царских займов представляло собой рискованную финансовую операцию, и держатели облигаций должны принять последствия данных рисков.

— Это щедрое предложение.

Президент и премьер переглянулись. Видимо, проблемы с обладателями облигаций все-таки существовали. Но они рано радовались. К долгам я привяжу и ущерб, который был нанесен в результате интервенции 1918–1920 годов. Так что переговоры будут долгими. Но мы выполним условия соглашения. Чтобы никто не ушел обиженным.

— Тогда в следующем месяце можно будет вернуться к нему. Когда начнут работать наши завтрашние договоры.

Де Голль еле удержался от усмешки. Хитроумный русский вождь тут же связал вместе обе проблемы.

— Как скажете, Леонид, — он посмотрел на часы. — Тогда, может, поедем пораньше на встречу с нашими деловыми кругами. Пообщаемся с прессой?

— Это я завсегда готов. Особенно, если ваши корреспондентки будут хороши, как Брижит Бордо.

Французы смеются, наши удивлены. Но как можно не дышать Парижским воздухом.

То ли организаторы постарались, или во Франции феминизм так силен, но женщин журналистов собралось немало. И я их вежливо привечал, объяснив мужчинам, что в Париже нельзя не быть галантным. Шутку милостиво приняли. Вообще, я много балагурил и улыбался. Журналистам это нравится, когда с ними легко общаются, а не строят унылые рожи. Даже тем, кто был первоначально настроен против лидера русских коммунистов. В благожелательной атмосфере задавать провокационные вопросы намного сложнее. Это тут же ощутил на себе англичанин, что попытался узнать у меня про наше участие в Индо-Пакистанском конфликте, но его тут же со всех сторон зашикали. Французам в первую очередь интересна Франция!

Я мило улыбнулся приглянувшейся моложавой брюнетке с высокой прической на голове, и та тут же затараторила. Все-таки есть во французском языке нечто такое, что заставляет сильнее биться сердце. Не зря наши дворяне после навязанного Петром немецкого перешли на «парле франсе» и говорили до самой революции. Зачем грубый язык англосаксонских торгашей стал общемировым?

— Господин…товарищ…

— Если вам так сложно, то зовите меня просто mon empereur.

Секунду девушка хлопала длинными ресницами, а потом заливисто захохотала. Она кокетливо с прононсом протянула:

— Ну…. Если вы так просите…

Я хохотал вместе со всеми. Даже строгий де Голль спрятал ухмылку в платке. Обстановка в небольшом зале, где плотно разместились представители популярных изданий, сразу разрядилась. Западные журналисты уже были наслышаны о моей неординарности и сейчас увидели её воочию. Лучшую версию коммунистического вождя в мире!

— Проще обратиться, господин секретарь. — снова улыбаюсь, уставившись прямо в темные глаза корреспондентки. — Извините, так сложилось, что мы любим сложные именования.