Генеральный попаданец
Шрифт:
Автором памятника на могиле Хрущева стал Эрнст Неизвестный.
На выставке в Манеже, посвященной тридцатилетию МОСХа, пояснения Хрущеву давал президент Академии художеств Серов. Я шел в толпе, окружавшей Никиту Сергеевича, слышал, с какими намеренно негативными акцентами говорил Серов о Фальке и некоторых других художниках, впервые за многие годы выставленных явно «для объективности» (а точнее, чтобы «раздразнить», разъярить Хрущева). Так вот, удостоверяю, что, разглядывая картины, Хрущев никаких грубых оценок не давал. Тогда его повели на второй этаж, где в углу небольшого зала сбилась группа абстракционистов. Здесь он не сдержался.
Именно теперь немало желающих вспомнить Хрущева в минуты его раздраженных объяснений с поэтами, писателями,
Иногда мне хочется спросить: была бы у нас возможность самых разных воспоминаний, если бы не десятилетие Хрущева? И, с другой стороны, правомерно ли связывать всю сложность, неоднозначность, непоследовательность процессов, начинавшихся в стране после XX съезда, только с теми или иными чертами характера Хрущева? Зададимся и другим вопросом. А может ли любой человек в том положении, какое дает подобная власть, вовсе избежать ошибок? Когда вам каждый день и каждый час говорят, что любые ваши замечания точны и глубоки, анализ событий верен и научно взвешен, советы дали необычайно быстрый эффект, когда вы засыпаете с мыслью, что высокий пост вечен, а сроки жизни вам постараются продлить всеми способами, — легко ли сохранить чувство самоконтроля? Административная система власти, созданная Сталиным, как раз и была рассчитана на непререкаемость мнений одного человека, вождя. Ушел из жизни Сталин, но Система не сдавалась. Эта Система — самое великое изобретение Сталина. Она пережила потрясения XX съезда. Сломать ее в те годы не удалось. И кое-кто будет стоять за ее сохранение до последнего и сегодня.
На Пицунде отпуск Хрущева носил условный характер. Он сразу же побывал в птицеводческом совхозе, принял японских, а затем пакистанских парламентариев, послал приветствие участникам XVIII Олимпийских игр в Японии, разговаривал по телефону с космонавтами В. Комаровым, К Феоктистовым, Б. Егоровым. Меня часто спрашивают: неужели Хрущев не знал, что идет подготовка к его смещению? Отвечаю: знал. Знал, что один руководящий товарищ, разъезжая по областям, прямо заявляет: надо снимать Хрущева. Улетая на Пицунду, сказал провожавшему его Подгорному: «Вызовите Игнатова, что он там болтает? Что это за интриги? Когда вернусь, надо будет все это выяснить». С тем и уехал. Не такой была его натура, чтобы принять всерьез странные вояжи и разговоры Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Н. Г. Игнатова и тем более думать о том, что ведет их Игнатов не по своей инициативе.
А затем 13 октября последовал телефонный звонок, который сам Хрущев позже назвал «прямо истерическим». Требовали его немедленного возвращения в Москву в связи с острейшими разногласиями в руководстве. Насколько я знаю, звонил Суслов. Догадался ли Хрущев, в чем истинная причина вызова? Сын Никиты Сергеевича отдыхал вместе с отцом. Еще до отлета на Пицунду он рассказал отцу о разговоре с охранником Игнатова — Галюковым, который с высокой степенью ответственности раскрыл весь механизм заговора против Хрущева, назвал фамилии его активных участников. Этот человек шел на большой риск, но честность, уважение к Хрущеву превысили чувство страха. Микоян в Москве встречался с Галюковым. Сергей по поручению Анастаса Ивановича сделал запись этой беседы, но так и осталось неизвестным, заострил ли Микоян внимание Хрущева на всех этих странных событиях, придал ли им сам роковое значение?
Ни отец, ни Микоян не посвящали его в свои беседы на Пицунде. Когда Хрущеву позвонили из Москвы, ему стало ясно, что сговор идет к финалу. Он выглядел, как рассказывал сын, усталым и безразличным. Произнес: «Я бороться не буду». А Микоян? Он вылетел в Москву вместе с Хрущевым. Быть может, он тоже не собирался бороться, понял, что это безнадежно? Анастас Иванович защищал Никиту Сергеевича на заседании Президиума ЦК как мог и до конца. Оба они, Хрущев и Микоян, были уже старыми людьми, и как знать, не иссяк ли запас пороха в их пороховницах.
Микоян недолго продержался на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР, в 1965 году сам ушел в отставку. Какое-то время его терпели еще в качестве члена Президиума Верховного Совета, оставили кабинет в Кремле, приглашали на трибуну Мавзолея в дни праздников, а потом перестали заботиться о «декоруме». В юбилей 60-летия Октябрьской революции его даже не пригласили на торжественное заседание.
…На аэродроме в Москве Хрущева и Микояна встречал только председатель КГБ В. Е. Семичастный. Они сразу же направились на заседание Президиума ЦК.
Глава 21
8 марта 1965 года. Зарядье. Семья. Судьба Галины
Честно, я был рад отдохнуть, пусть и праздник может выйти непростой. Еще неизвестно, что пугало больше: интриги среди «соратников» или семейное торжество. И там, и там мою персону ожидала засада. При всем послезнании мои кардинальные шаги уже изрядно поменяли грядущий расклад сил. И большую часть дальнейших решений придется принимать, оглядываясь на последствия. А они точно будут, как и ошибки. По факту эпоха выглядела в ошеломительно иначе, и сколько подводных камней спрятано в здешнем паноптикуме, пока мне неясно. Поэтому как можно быстрее надо искать верных помощников и создавать аналитические центры. Устинович крепко копает в профильных институтах, Заславскую я обнаружил, осталось найти время для встречи.
По этим причинам вчера провел целый день за телефоном. Аж ухо заболело. В первую очередь надо готовиться к пленуму. И Черненко, и Цуканов с прочими работничками «ножа и топора» который день достают просьбами ответить или позвонить. Письма я уже откровенно игнорирую. Если Цуканов обижается, то Устинович кого-то подключил и с утра передо мной выжимка из самой важной корреспонденции. И в Зарядье посылает только до предела срочное. Хоть заводи «дачного» секретаря! Но все в помощь!
Внезапно память реципиента во время разговоров оживает и дает немало подсказок. Я невольно начинаю сыпать поговорками и прибаутками. Наматываю на ус высказанные в уме характеристики персонажей, пожелания и довольно точные указания. С кем и как себя вести. Нет, все-таки путь наверх дается далеко не каждому! Необходима острая память, умение держать нить разговора, не затягивать его не по делу. И в то же время не забыть спросить у собеседника, как его здоровье. Как обстоят дела в области или в отрасли. Ильич и сам по себе паук, столько у него связей по стране за все годы накопилось! И никого не забывает, шутит, улыбается каждому. А людей это откровенно подкупает. Кому охота иметь дело с дундуком неразговорчивым? Им одного усатого хватило.
Не за это ли качество его заприметил товарищ Сталин.
Честно признаюсь, попав в тело Ильича, я уже несколько раз поменял свое мнение о нем. Как и каждый правитель сверхдержавы он имел как полезные для лидера качества, так и кучу недостатков. Если первые он много лет пестовал и шлифовал, то со вторыми никак не боролся. Вот они и стали отличительными особенностями, показанными в народных анекдотах. И в итоге страну затащили далеко не в тихую гавань. Но тут, опять же, смотрим на окружение. Брежнев еще после XXV съезда КПСС просил отставку. И здоровье пошатнулось, да и старость приблизилась. Уважили бы человека и прожил больше.
Точно стоит ввести в обиход звание Председателя партии. Пусть новый Генсек рулит, но не забывает, что за ним присматривают. Тогда сколько мне осталось лет рулить? Две пятилетки. Что же, хватит для решительного поворота и назначения на посты своих людей. Даже если присматривать за здоровьем не так, как тот Ильич, то все равно старость неизбежна. А это падение работоспособности, болезни со всеми сопутствующими. А то и вовсе маразм! Нет, пусть лучше меня в этом теле запомнят бодрым и мудрым. Буду появляться на публике как почетный гость и жить где-нибудь в Крыму или под Москвой. В крайнем случае авторитет хватит кулаком по столу стукнуть. Кстати, Брежнев ведь проследил, чтобы Хрущева не трогали и всем обеспечили.
Больше всех республик меня в настоящий момент беспокоила Украина. Если в других ССР национализм нам не так был страшен, то подрыв славянского братства грозен обрушением державы. Уже проходили, ни к чему хорошему это не привело. Подставил нас товарищ Ленин с национальными республиками. Я еще могу понять его решения в начале двадцатых, но почему затем не были произведены коррективы? А уж насильственная украинизация русских областей и городов вообще ни в какие ворота не лезет. Кто её продвигал, и главное — зачем? Так или иначе, уже в шестидесятых мы имеем существенные проблемы. И номенклатурными перестановками ситуацию не разрулить. Но Шелеста надо снимать немедленно!