Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи
Шрифт:
Срок отъезда в Москву оставался неясным. «Международный конгресс отложен до весны: вероятно, он соберётся в апреле или даже в мае, – сообщил Георгий Любе. – Советовался здесь со знающими товарищами. Решили отложить мой отъезд на февраль или март, до этого я успею побывать на итальянском съезде, который состоится 15 января в Ливорно, потом вернусь в Вену на австрийский съезд, который начнётся 24 января с. г.»55.
Упомянутым в письме съездам предстояло определить отношение той и другой партии к условиям вступления в Коминтерн.
В Ливорно Димитров неожиданно встретил Христо Кабакчиева – его направили из Москвы на съезд итальянских социалистов в качестве представителя Исполкома Коминтерна. В первый же вечер они рассказали друг другу о событиях, произошедших после прошлогоднего путешествия по Чёрному морю. Оказалось, что Кабакчиев и Максимов успели
Димитров слушал рассказ с двойственным чувством. Ему снова стало обидно оттого, что ЦК в критический момент оказался не на высоте.
На съезде итальянских социалистов разгорелся ожесточённый спор трёх фракций – коммунистов, реформистов и центристов. «На словах все принимают условия Интернационала, – сообщил Димитров Любе 18 января. – Этим утром оратор от реформистов заявил, что они поддерживают 21 условие Москвы. Однако по существу они неисправимые оппортунисты, которые приспосабливаются к настроениям масс. Раскол неизбежен и, вероятно, о нём станет известно завтра. Коммунисты составляют третью часть 2500 делегатов, но в самой партии они имеют твёрдое большинство»57.
Так и случилось: оказавшись при голосовании в меньшинстве, коммунисты вышли из Социалистической партии. Возникла Итальянская компартия, с деятельностью которой Димитров будет связан долгие годы.
А Италия… Италия промелькнула перед ним, как прекрасный сон, длинной вереницей меняющихся за вагонным окном картин. Долины с уютными селениями, одинокие замки на холмах, горные цепи, уходящие вдаль, альпийские озёра с заснеженными берегами, старинные города с полукружьями театров римского времени и средневековыми палаццо настраивали на лирический лад. «Этой ночью покидаю Флоренцию и через Милан – Инсбрук (самый короткий путь) возвращаюсь в Вену. Как был бы я счастлив застать тебя там, или, по крайней мере, вскоре увидеть тебя в Вене!.. – пишет он Любе 20 января. – То немногое, что я увидел в Италии, вызывает у меня сожаление, что ты не со мной. Тебе непременно надо увидеть природные красоты и античную прелесть Италии». Через три дня он шлёт ей «миллион горячих поцелуев» с крыши Миланского собора – «грандиозного и величественного». «Это великолепие, милая Люба, ты непременно должна увидеть», – снова повторяет он58.
В Италии Любе побывать не удалось, но в Вену она приехала, и они провели вместе почти месяц. Международный профсоюзный съезд снова перенесли, приурочив его открытие к окончанию III конгресса Коминтерна. Тянулись дни ожидания: чтение партийных изданий и книжных новинок, встречи с австрийскими товарищами, посещение митингов, музеев и театров. Иногда он замечал неумелую работу организаторов митинга, хотелось вмешаться и показать, как это делается в Болгарии, что, разумеется, было невозможно. Ведь он был всего лишь гость из братской партии, наблюдатель.
Приехал из Софии Васил Коларов, вместе они участвовали в совещании Балканской коммунистической федерации [27] . Прощаясь с Василом на венском вокзале, Георгий вынул из жилетного кармана золотые часы и попросил передать их владельцу – доктору Иванову.
Наконец поступил сигнал к отъезду. В Москву он добирался единственно возможным в то время маршрутом – через Германию. Люба осталась в Вене. Жизнь в австрийской столице оказалась на удивление недорогой, и накоплений из депутатского жалованья оказалось достаточно, чтобы оплатить пребывание Любы в удобной и дешёвой квартире с пансионом до его возвращения из Москвы.
27
Балканская коммунистическая федерация (БКФ) стала наследницей Балканской социал-демократической федерации, основанной в 1910 г. Учредительная конференция БКФ состоялась 15 января 1920 г. в Софии. Здесь же впоследствии находилась её штаб-квартира. БКФ координировала совместные выступления компартий балканских стран. Существовала до начала 1930-х гг.
В
Берлине Димитров снова бродил по книжным развалам. Купил и отправил в Софию собрания сочинений Куприна, Лермонтова, Тургенева,Чехова. То ли в Вене, то ли в Берлине он приобрёл увесистый том в тёмносером переплете – «Болгарско-французский и французско-болгарский словарь» профессора Маркова. Для этой покупки существовала веская причина. Кабакчиев рассказал, что Ленин с интересом просмотрел подаренную ему болгарскую партийную литературу и проявил интерес к болгарскому языку. По просьбе Ленина Кабакчиев даже пытался достать для него словарь, но не сумел. И вот, увидев словарь, Георгий тут же вспомнил об этом.
Из Берлина в Росток, затем пароходом через Хельсинки в Петроград и поездом в Москву – таков дальнейший маршрут Димитрова. Сохранилась почтовая открытка, отправленная им из Хельсинки в Вену 23 марта 1921 года (возможно, так было условлено заранее). Это означает, что в Москву он прибыл в самом конце марта или в начале апреля.
В итоге путь от Софии до Москвы занял целых три месяца, включая промежуточные остановки, дополнительные поездки и пересадки. Этого времени вполне хватило для того, чтобы греческий коммерсант Соломон Йозеф бесследно исчез, а Димитров вернул себе свой прежний облик и статус.
«Отечество трудящихся всех стран»
После Вены и Милана холодная и тёмная Москва производила впечатление удручающее. Из окон бывшей гостиницы «Люкс», превращённой после революции в общежитие Коминтерна, виднелась Тверская с сугробами снега, заколоченные досками парадные подъезды, столбы с обрывками электрических проводов. С наступлением темноты жизнь столицы почти замирала. Обыватели, опасаясь грабителей, торопились запереться в своих домах.
А коридоры и лестницы общежития Коминтерна по вечерам оглашались хлопаньем дверей и громкими голосами разноязыких постояльцев. В комнатах при тусклом свете лампочек шли острые дискуссии. Каждый приехавший из-за границы подвергался перекрёстному допросу: жильцы «Люкса» надеялись обнаружить в их рассказах признаки близкого революционного взрыва. Но мировая революция запаздывала. Более того, и в судьбе русской революции наметился драматический надлом. То в одном, то в другом месте страны, продолжавшей жить по законам военного коммунизма, вспыхивали восстания крестьян, озлобленных постоянными реквизициями продуктов труда и действиями вооружённых продотрядов. На их подавление бросали армейские части. Мятеж случился даже в Кронштадте – цитадели революционной Балтики. На заводах стала популярной «волынка» – откровенный саботаж под видом непрерывных митингов. Инфляция достигла фантастических размеров. Взамен отменённых денег правительство выпускало новые и новые расчётные знаки с угрожающе растущим числом нулей. Однако и на них почти ничего нельзя было купить, поскольку предметы первой необходимости распределялись по строгим нормам.
Готовясь принять участников конгресса, ИККИ распорядился провести радикальную очистку «Люкса» от всех элементов, не имеющих непосредственного отношения к Коминтерну. В общежитии не хватало матрацев и умывальников, неясно было также, чем кормить гостей «Отечества трудящихся всех стран». Обеспечить сносные бытовые условия для делегатов конгресса Коминтерна правительство поручило лично председателю Реввоенсовета республики Льву Давидовичу Троцкому. В считаные дни с головотяпством и разгильдяйством было покончено. Привели в порядок комнаты и коридоры. Для бойцов мировой революции удалось обеспечить роскошный рацион: завтрак – хлеб, масло, чай и сахар; обед – суп с фасолью и салом, баранина с картофельным пюре, чай и сахар; ужин – колбаса с картофельным пюре, масло, чай, хлеб и сахар.
Обитатели «Люкса» с некоторым сомнением, если не разочарованием, отнеслись к решениям X съезда партии большевиков. Съезд, поддержав Ленина, высказался за введение натурального налога на крестьянские хозяйства, восстановление свободы торговли, оживление хозяйственного оборота, поощрение кооперации и развитие экономического сотрудничества с капиталистическими странами. Советская Россия, ядро будущего всепланетного союза советских республик, перешла от политики классовой войны к политике гражданского мира. Было о чём задуматься и Георгию Димитрову. Ведь ровно год назад во время дебатов о хлебной торговле в совете Софийской общины он яростно бичевал «частный капиталистический интерес», именно в нём усматривая причину нехватки продовольствия в городе. Ссылаясь на опыт большевиков, он требовал отмены свободной торговли и введения прямого распределения продуктов под общественным контролем. Теперь, ужаснувшись масштабу охвативших Россию бедствий, он оценил политический реализм Ленина, не побоявшегося крутых перемен.