Гера
Шрифт:
Отпихивает ее ногой.
– Ладно, одевайся и проваливай. Вот твоя сотня!
– Я не проститутка!
– А кто ты?
– Я модель.
– Ты идиотка. Бери деньги и проваливай!
– Я не знаю, как выбраться, – ноет она.
Сашка застегивает штаны.
– Вали отсюда!
Она заглядывает ему в лицо.
– Почему ты меня не хочешь, Гера?
Сашка, закрыв глаза, падает на диван. Она молча ложится рядом. Так оба засыпают. Во сне она обнимает его и прижимается к его телу.
– Пора, девочка. Нам пора. Я тебе заплатил вчера?
– Ты не помнишь?
– Заплатил?
– Нет.
– Врешь. Я помню, что заплатил.
Он высаживает ее в центре, а сам несется в «Манго» на встречу с Ромкой. Издали видит его и проходит к столику. На столе перед Ромкой, рядом со стаканом кока-колы белеет привычная папка с тесемками...
Сашка на миг останавливается. Ее адрес уже зафиксирован. Она уже почти найдена. Совсем скоро он ее увидит.
Зачем? Захочет ли она говорить с ним? Захочет ли вспоминать все, что было? И нужно ли это ему самому или просто влечет как невозможное?
Никто не может гарантировать, это правда... Особенно после сегодняшней ночи.
Он подходит к Ромке и кивает. Тот улыбается спокойно, так, будто ответы на все вопросы известны сегодня только ему одному.
12. СЕМЕЙНАЯ СТОМАТОЛОГИЯ
Не войти же так просто, оттеснив очередного пациента с больным зубом? Сашка присаживается в кресло и терпеливо ждет, пока его пригласят в кабинет. Медсестра несколько раз предлагает ему обратиться к другим докторам, которые уже освободились, но он мотает головой.
– Вы именно к Анне Михайловне хотите? – уточняет та, пытаясь оказать ему экстренную помощь.
– Да, я... ее хочу.
Очередь, наконец, доходит до Сашки, и он перешагивает порог кабинета. Закрывает за собой дверь...
Она бросает обычный рассеянный взгляд и замирает. Молчит... Входит медсестра и начинает наводить порядок на столике с препаратами перед приемом нового пациента. Оглядывается на молчащую Анну. Выходит...
– Я здесь работаю, – говорит, наконец, Аня. – Я не хочу здесь ничего обсуждать.
– Я заплачу за прием.
– Нам не о чем говорить!
– Ты говорила, что любишь меня...
– В Багдаде?
– Ты с Шубиным?
Она не в белом, а в бежевом халате и в бежевом чепчике в волосах. Все в ее клинике носят такую форму, но ни у кого Сашка не заметил таких усталых глаз и жестов.
– Да, я с Шубиным. Временами. А временами одна.
Сашка садится в кресло под бормашиной.
– Не хочешь мне зуб вылечить?
– Нет.
– А душу?
– Это... не ко мне, Саша.
– К психиатру?
– Нет, это к жене... Пусть она тебе душу лечит.
– Я никогда не любил ее. Просто она спасла меня в одном безнадежном деле. И сейчас ее отец – моя хорошая крыша. Я не очень
боюсь судебных процессов, но лишний шум в моем деле – хуже суда. А ее отец нейтрализует любой шум. Это громоотвод. И он не лезет глубоко в мои дела, не копает. Не интересуется, спортивными дробовиками я торгую или штурмовыми вертолетами. И без него есть, кому копать.– Есть Шубин?
– Да, есть и Шубин. Но легко он меня не вычеркнет. Когда я стал с ним сотрудничать, у меня не было выбора. Но теперь я тверже стою на ногах.
– Неужели?
– Я завяжу – сто процентов. Рано или поздно я завяжу.
Говорит то, во что ему самому хочется верить. А потом обрывает сам себя:
– Хорошо тебе с ним?
– Хорошо иногда. Когда он весел. И когда тебя не вспоминает.
– А он меня вспоминает? – удивляется Сашка.
– Ты его беспокоишь. И он привязан к тебе как-то. По-своему... А тебе с женой хорошо?
– Нет, – Сашка закрывает глаза. – Нехорошо. Вообще не могу заниматься с ней сексом. Не хочу ее. Сначала хоть как-то получалось, а теперь вообще никак.
– Тебе точно не в стоматологию надо! – усмехается Аня.
Всматривается в него, и в глазах зажигаются озорные искорки.
– А ты не изменился, Герасимов... То есть, очень мало изменился. Не повзрослел даже. Только хмуришься. И очки те же?
– Не, другие.
– А выглядят, как те, что и в школе.
Сашка открывает глаза.
– Чему ты смеешься? Я серьезно поговорить пришел. Нужно решить, что делать...
– А что тут можно решить? – она снова усмехается. – Так и будем жить дальше. Ты – с женой, я – сама по себе...
– Ты с Шубиным.
– Ну, и ты тоже с Шубиным.
Она продолжает смеяться. Закидывает ногу на ногу, стаскивает с головы чепчик, и светлые, золотистые волосы рассыпаются по плечам.
Сашка смотрит на нее во все глаза, не в силах поверить, что она так близко.
– Я чуть с ума не сошел, когда оставил тебя в том госпитале, – вспоминает вдруг.
– Я знаю, что ты звонил. Весна говорила. Я стала выздоравливать, она решила забрать меня из госпиталя. А в самолете я потеряла сознание – надолго. Очнулась только в Измите, в доме ее брата.
Она еще усмехается – вспоминает белоснежную, смущенную улыбку Дарко.
– Я тогда не мог найти себе места...
– Иногда мне кажется, что мы обломки какой-то льдины, которые никак не растают, – говорит Аня.
– Может. Но мы – одна льдина. И мы не растаем. Никогда!
Она кивает.
– И если есть Вечность, то она в нас, – продолжает Сашка убежденно.
– И что с ней делать, Саша? – ее веселый тон исчезает, словно его и не было. – Что делать с этой Вечностью? Рвать из-за нее с Шубиным? Разводиться с женой? Терять крышу с громоотводом? Подвергать себя новым опасностям?