Гера
Шрифт:
Неотложные дела снова призывают Шубина на службу, но это и к лучшему. Аня сидит до самого утра у окна отеля, смотрит в ночь и думает о том, что ее жизнь окончательно утратила всякий смысл. Даже в Ираке в ней было больше смысла. А теперь – перелеты Киев-Москва, Москва-Киев, ночи в отелях с Шубиным, мысли о Сашке, о том, хочет она быть с ним или не хочет. Если хочет, то почему сомневается? Если не хочет, то почему не может его забыть?
Ночь шуршит дождем за окнами. Московская осень из «сдержанной» становится откровенно безрадостной. Аня думает
Пытается представить, что Герасимов спасся и они встретились. Когда это может произойти? Через сколько лет? Аня не молодеет. И Герасимов к тому времени вполне сможет найти себе молодую полячку с длинными ногами и мелодичным голосом... Все считают, что свой голос Аня сорвала рыданиями, пропила или прокурила. Бабушка говорила, что у ее отца был такой же – глухой и с хрипотцой. Но не будет же Аня рассказывать эту историю каждому встречному?
Может, потому что ее родители так рано погибли и у нее не было настоящей семьи, она не в силах представить свою семью с Герасимовым. Это кажется ей маловероятным. О чем же тогда мечтать, если он будет все время рядом?
Дождь продолжает течь по стеклам. Но она уже не плачет. Пусть эта осень рыдает всеми дождями мира. Сашка спасется!
Под утро появляется Шубин.
– Ничего, несколько срочных распоряжений...
Ложится в постель и впервые не притрагивается к ее телу. Она молчит. Кажется, с ним еще холоднее, чем было без него.
Аня засыпает рядом, словно проваливается в холод. Снится Герасимов. Будто смотрит на нее издали, а потом уходит...
– Саша! Саша! – кричит она. – Саша!
Ощущение утраты разрывает сердце.
– Саша! Не бросай меня!
Просыпается в слезах. Облизывает пересохшие от его имени губы. Наяву – ни за что бы не сказала такого, не молила бы так униженно. Косится на Шубина, но он дышит ровно, и похоже, спит.
Аня встает с постели и подходит к окну. Небо уже сереет, но дождь продолжает царапаться снаружи. Она смотрит в серое, заплаканное небо – серыми, заплаканными глазами.
– Куда ночь, туда и сон...
Снова ложится и прижимается к Шубину, пытаясь согреться. И он во сне обнимает ее и проводит рукой по волосам...
Она так и не засыпает, боясь снова захлебнуться кошмарами. Проснувшись утром, Игорь целует ее нежно, но – не более того. Не хочет секса.
Потом завтракают в номере. Шубин пьет свой черный кофе и почему-то молчит. У нее возникает ощущение, что он собирается сказать ей что-то очень важное и просто ждет подходящего момента. И ночью, возможно, тоже ждал. Может, даже слышал, как она рыдала и звала Герасимова... Она смотрит в его совершенно спокойное, бесстрастное лицо и почему-то думает о том, что по-прежнему очень плохо его знает. На миг Ане становится страшно рядом с Шубиным. Но... не страшнее, чем в очереди к русскому гинекологу в Турции, не страшнее, чем в иракском госпитале, не страшнее...
Она улыбается этой относительности бытия. Шубин смотрит на нее
и тоже улыбается. И теперь Аня ясно видит, что он выжидает. Только чего? Окончания дождя? Окончания осени? Или просто пока она допьет кофе?17. МАТА ХАРИ
Или – еще проще – телефонного звонка.
– Да, я слушаю. Да... Как нет? А вещи? Вещи есть? Вы все проверили? И что?
Шубин не удивлен и не в бешенстве. Но Аня понимает, что ожидание закончилось. Истекло. Исчерпало себя.
Он смотрит прямо Ане в глаза и пожимает плечами.
– Этот Герасимов улизнул. Но он еще не знает, чем ему это грозит. Европа, куда, скорее всего, он подался, уже не спасет его. Международная амнистия внесла его имя в списки торговцев оружием и разыскивает больше, чем мы. Его европейские связи начнут неминуемо рассыпаться, а его друзья – отказываться от него, выгораживая себя и спасая собственную шкуру. В то время, как здесь, со временем, он откупился бы от всех судов – как мне ни стыдно за мою Родину.
Аня молчит.
– Знаешь, зачем я говорю тебе об этом?
– Зачем?
– Хватает совести спрашивать? Затем, чтобы ты понимала, что оказала Герасимову медвежью услугу. Не вышло из тебя Маты Хари, моя прелесть. Только поначалу я хотел, чтобы ты оставалась для меня женщиной-загадкой. Но когда ты увидела Герасимова в «Али Бабе», все загадки для меня сразу закончились... Может быть, тебе кажется, что ты любишь его и должна чем-то жертвовать ради него, рисковать собой, чтобы спасти его дрянную жизнь. Женские фантазии вообще необъяснимы и абсолютно беспочвенны, – Шубин усмехается. – Но пока ты в них веришь, они существуют. Я знаю, что это ты предупредила его вчера...
Его тон становится ледяным.
– Зачем же тогда ты... ты рассказывал мне все это? О нем... О его работе...
Аня выглядит растерянной. Ее по обыкновению наивное выражение лица становится еще наивнее. Глаза влажнеют.
– Ты не спасла его, – продолжает Шубин вместо ответа. – Куда бы он ни уехал, его будут искать и найдут, достанут из любой щели.
И вдруг ее наивное, растерянное лицо тоже становится жестким.
– По крайней мере, он не будет унижен тобой. Тобой лично.
Шубин пожимает плечами.
– Может. У вас, хохлов, свои понятия – я не спорю. Пусть лучше он получит пожизненный срок в Брюсселе. Не знаю, на что ты обрекла своего «коханого», но для него эта история закончится нескоро, если вообще закончится. И скорее всего – больше ты его не увидишь.
Он поднимается и идет к двери.
– Мы тоже прощаемся, как ты поняла.
И выходит. Аня даже не успевает ничего ответить. Кажется, что-то осталось недосказанным, но уже не понять, что и о чем...
Аня вдруг понимает, что Шубин умышленно вовлек ее в какую-то игру, правил которой она так и не узнала. По ее мнению – он проиграл. Но в таком случае он не был бы так спокоен.
Ей больше ничего не остается, как вернуться в Киев, работать и верить, что Сашка спасся.