Гера
Шрифт:
В Софии солнечно и сухо. Кафе изысканны, цены приемлемы. Но прежняя тоска продолжает кусать сердце изнутри, и Аня довольна только тем, что не поехала с этой тоской в сердце за тридевять земель, чтобы чувствовать на краю света, как ее обкусанное по краям сердце сочится кровью.
Через неделю она уже сидит с ногами в кресле перед телевизором в своей квартире, словно и не бродила по болгарским тротуарам. Рассказывает приятельницам по телефону, что Болгария великолепна и не зря наши бизнесмены
– Может тебе стоит еще куда-нибудь съездить? – находчиво предлагает Света. – Путешествия бодрят.
– Все страны одинаково чудесны. Но мне от этого не легче.
– А от чего легче?
– Не знаю.
– Нужно как-то развеяться!
– А что мне развеивать? У меня ни одной мысли в голове. Пусто…
По телевизору показывают цунами и тайфуны, которые иногда случаются в чудесных странах. А у Ани в квартире тихо-тихо. И в эту тишину звонит бизнесмен Приходько.
– Анна, мне в бюро путешествий дали ваш номер.
– Вот сволочи!
Он звонит снова.
– Не бросайте трубку, Анна. Я хочу всего лишь увидеться с вами…
Это неприятно. Он надоедает Ане своими вежливыми звонками еще с неделю. Она звонит в бюро, грозит подать на них в суд за разглашение конфиденциальной информации, и уже сожалеет, что ее вообще понесло в эту Болгарию – вместе с бизнесменом Приходько.
Знакомиться зарекается – с кем бы то ни было.
Наконец, Приходько оставляет ее в покое. Аня так рада этому покою, что начинает казаться, что путешествие пошло-таки на пользу. Она поняла, что может быть еще хуже, чем есть, и еще неспокойнее. И тишину нужно ценить.
Впрочем, рыдания ночами продолжаются. Соседи продолжают коситься подозрительно. Бабушки у подъезда уже указывают своим капризным внукам на Аню: мол, вот девочка не хотела кушать кашу, поэтому и выросла худой, бледной и все время плачет.
Ане не стыдно за себя. Плачет она – даже не от жалости к себе любимой. А оттого, что дни бегут, что уже лето, что жизнь идет впустую, что ничего не изменится, потому что только один человек мог ее изменить. Но она этого всегда так боялась… А теперь – нечего бояться за свои будни, потому что нет больше на земле этого человека. А ее будни остались. И сама она осталась – не умерла вместе с ним. Значит, и не любила.
Любила! И снова слезы застилают все вокруг…
Любила!
Соседка принесла ей картошки с дачного участка.
– Зачем? – не может понять Аня.
– У нас много. А тебе пригодится.
– Мне не нужно.
Аня хочет сказать, что у нее достаточно денег, чтобы купить всю картошку на рынках города.
– Я не могу есть, – говорит вместо этого.
– Ты мужа похоронила?
– Откуда вы знаете?
– Все говорят.
– Похоронила…
– Это ничего. Ты молодая.
Будет другой, – утешает соседка. – Еще лучший будет.– Не знаю.
– Будет. Еще и детишек народишь. Только поправляться тебе надо!
Аня берет пакет с картошкой.
– Спасибо.
Тетя Люба уходит с чувством выполненного долга. Может, даже уверена, что спасла Аню от голодной смерти.
22. ПРЕДЧУВСТВИЕ
Больше никогда не будет такого дня. Любого из дней – больше никогда не будет. Нужно наслаждаться этим днем, ценить его и любить себя в нем.
Другая считала бы себя счастливой на ее месте: она обеспечена, имеет собственную квартиру в столице, любимое дело. Живет на Родине. Период мытарств закончился. А здесь, какой бы ни была политическая ситуация, люди все равно будут лечить зубы.
Но она никак не приживается в Киеве. Словно жмется к стенам домов и не чувствует их защиты.
Помнит, что бывало в тысячу раз хуже. В Турции с Орханом было хуже, и без него, и потом, а сейчас – спокойно, стабильно и уравновешенно. Но все равно нехорошо. И даже если бы она знала, где похоронен Герасимов, легче бы не стало.
Нет вещей, которые радуют. Аня ходит в театр и не сочувствует героям, смотрит кино и не восхищается спецэффектами, ужинает в ресторанах и не ощущает вкуса. И даже страстное желание завести семью и детей сошло на нет. Это все… серьезные вопросы, которые лучше не поднимать.
Бабушка спрашивает по телефону:
– Может, ты бы, Анечка, домой вернулась?
Бабушка упорно продолжает считать, что Анечка не дома, а где-то в странствиях.
– Мне здесь хорошо, – говорит Аня веско. – Я здесь работаю. Здесь мой дом.
– А Толик вот… с женой развелся.
– Какой Толик?
– Сосед наш, Гали сын старший. Такой хороший мальчик. Про тебя спрашивал.
– Не помню его вообще.
– А он тебя помнит.
Аня спешит попрощаться.
В мире что-то меняется. Толик развелся с женой, произошла оранжевая революция, пришла новая власть, в начале сентября снова поменялось правительство. Прошло лето. Снова осень. Но в сущности, для отдельно взятого человека, поглощенного своей тоской, – все то же.
Обыватели спорят о политических переменах, а Аня чувствует, что никаких перемен нет. Снова ей кажется, что она в пластилиновом городе, где не бывает резких линий. Плавно все. И разрывы какие-то вялые, уже не так болят. Притупилось…
В сентябре стоят очень теплые дни. Все еще носят летнюю одежду, хотя в бутиках уже объявлены сезоны «Осень-зима-2005». Шопинг тоже не очень привлекает Аню, но она в компании со Светой смиренно ходит по магазинам и примеряет вслед за ней дубленки и ботинки.