Герцогиня и "конюх"
Шрифт:
– - Ваша светлость... Анна... зачем вы про это говорите? Оставьте... не надо... не тревожьте меня!.. Ведь все это -- кончено, быльем поросло...
Анна Иоанновна склонилась к голове Бестужева и, поцеловав его в лоб, промолвила:
– - Так, так, мой хороший, мой милый Петр Михайлович... Я знала, я чувствовала, что ты -- не такой, как другие. А говорю я про это потому, что хочется видеть мне в тебе друга моего настоящего. Ты правду молвил: то, что было между нами, окончено. Наваждение ли то было по младости вдовьего положения или что иное -- не все ли равно? А теперь...
– -
И она в каком-то тревожном ожидании уставилась взором на своего бывшего интимного друга -- гофмаршала и резидента Бестужева.
– - Никогда!
– - вырвалось у него.
– - Ах, Анна, Анна, если бы вы знали, какого преданного друга вы имеете во мне! Клянусь вам, что ни кнут, ни Сибирь, ни даже плаха не заставили бы меня изменить вам. И это я вам докажу сегодня же!
– - Он вынул из кармана золотую "луковицу" и, посмотрев, который час, продолжал: -- Сейчас, ваша светлость, я побеседую с вами подробно о том, что живо волнует ваше доброе сердце.
– - О нем? О Морице?
– - живо воскликнула Анна Иоанновна.
– - Да, да... Но пока нам необходимо сделать маленькое приготовление.
– - Какое?
– - Нам необходимо сервировать стол на два лица, при этом надо сделать так, чтобы обойтись без ваших придворных служащих.
– - Что это значит, Петр Михайлович?
– - с удивлением спросила герцогиня.
– - Ничего особенного, ваша светлость... Быть может, сегодня вечером, вот сейчас, скоро, явится один нужный для нас человек... Так необходимо по русскому обычаю угостить его хлебом-солью. Кстати, ваша свет-, лость, в ваших погребах имеется добрый, старый польский мед?
– - Ты же, голубчик, доставил мне его, -- улыбнулась Анна Иоанновна веселой, довольной улыбкой.
– - Ну вот и отлично!
– - весело потер руки Бестужев.
– - Итак, ваша светлость, не угодно ли вам помочь своему гофмаршалу в чисто хозяйственных приготовлениях?
– - А кто прибудет, Петр Михайлович?
– - спросила заинтригованная Анна Иоанновна.
– - Один важный посетитель от него, -- уклончиво ответил Бестужев.
Анна Иоанновна, стоявшая у окна, тревожно проговорила:
– - Судя по той таинственности, которой ты, Петр Михайлович, облекаешь посещение твоего гостя, я заключаю, что оно должно быть секретным. Но как же этот человек проникнет в замок? Смотри: подъемный мост уже поднят.
Бестужев, улыбнувшись, ответил:
– - Не беспокойтесь, Анна: тому человеку дан пароль, и мост спустят для него. Примемся за работу, ваша светлость.
Рядом с "бодоаром" герцогини Курляндской находилась небольшая уютная гостиная. Анна Иоанновна перешла в нее.
Бестужев скрылся и вскоре вернулся с белоснежной скатертью и несколькими бутылками. Он поставил посреди гостиной стол и кратко бросил герцогине:
– - Накрывайте, ваша светлость.
И герцогиня и будущая российская императрица, слегка засучив рукава своего богатого бархатного туалета, стала накрывать на стол, как простая камер-фрау.
– - Работайте,
работайте, ваша светлость, а я пока озабочусь закусками и иными деликатесами, -- оживленно продолжал Бестужев.Вскоре стол был сервирован.
Анна Иоанновна поставила посреди него вазу с ярко-пунцовыми розами.
– - Ну а теперь, ваша светлость, давайте побеседуем немного...
– - начал Бестужев.
– - Садитесь!
Анна Иоанновна покорно села в вычурное золотое кресло.
– - Итак, вы упорно желаете, чтобы принц Мориц Саксонский сделался, вашим супругом, приняв курляндскую герцогскую корону?
– - спросил Бестужев.
– - Да, -- еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.
– - Вы полюбили его, Анна? Но как могло это случиться? Вы видели его мельком у меня.
Герцогиня, передернув плечами, возразила:
– - Ну и что ж из того, Петр Михайлович, что только мельком? Он -- ты прости меня за откровенность!
– - сразу завладел моим сердцем, лишь только я увидела его... Такой красивый, смелый, решительный. И потом, истомилась я во вдовстве моем. Посуди ты сам: каково сладко мне живется?.. Что такое я? Жена без мужа, герцогиня без настоящей короны, без власти, без силы. А годы идут, мой старый друг, идут неумолимой чередой... И какие годы! Лучшие, молодые уже прошли.
Бестужев, сострадательно поглядев на Анну Иоанновну, произнес:
– - Вы, ваша светлость, все говорите, как женщина, а не как лицо из царственного дома... Но мы, дипломаты, царедворцы, должны глядеть несколько глубже, соображаясь с массой побочных обстоятельств.
Анна Иоанновна сделала нетерпеливый жест рукой.
– - Одну минуту внимания, ваша светлость!
– - остановил ее Бестужев.
– - Дело в том, что лично я сильно сомневаюсь, чтобы ваше пламенное желание могло осуществиться. И, если это дело провалится, вините только свое рождение: все, имеющие право носить горностаевые мантии, -- несчастнейшие из всех смертных, так как все их желания зависят не от их воли, а обязаны согласовываться с известными конъюнктурами...
– - Я не понимаю тебя, Петр Михайлович!
– - слегка побледнев, сказала герцогиня.
– - Сейчас вы поймете, ваша светлость.
– - Бестужев налил в стакан золотистого токайского и стал мелкими глотками прихлебывать ароматную, крепкую влагу, продолжая: -- Вам, Ан... ваша светлость, отлично известно, что такое представляет собой Курляндия. Это -- тот лакомый кусок, на который точат зубы и Речь Посполитая, и Пруссия, и мы -- русские. Весь вопрос заключается в том, кто окажется хитрее и за кем этот лакомый кусочек останется.
– - Но я-то тут при чем?
– - негодующе вырвалось у Анны Иоанновны.
Старый царедворец проснулся в Бестужеве. Он вынул золотую, осыпанную бриллиантами, табакерку и, запустив в нос изрядную понюшку душистого табака, продолжал:
– - Как "при чем" вы, ваша светлость? Разве вы не знаете, что вы -- законный придаток к сему герцогству?
Бешенство исказило грубое, не особенно красивое лицо Анны Иоанновны.
О, эти молнии гнева, бороздившие ее лицо! Как часто потом, когда она сделалась императрицей, устрашали они толпившихся у ее трона.