Герцогиня и "конюх"

На секунду в кабинете воцарилось молчание.

– - Хорошо, я вам отвечу прямо и откровенно,-- произнес наконец Бирон.
– - Я потому против всего этого, что не хочу никому -- понимаете, никому!-- отдать Анну.

Это признание было до такой степени неожиданным и дико-странным, что Бестужев буквально замер в немом изумлении.

– - Что? Что вы сказали, Бирон?
– - не веря своим ушам, пролепетал пораженный резидент.
– - Вы здоровы? В своем уме?

Бирон расхохотался:

– - Совершенно здоров! А если бы и был болен, то во всяком случае не обратился бы к тому доктору, которого вы изволили вчера привести к ее светлости. Я ведь знаю, что это за лечитель телесных недугов, ха-ха-ха! С ним я сведу счеты, будьте уверены!..

– - Ах, вы знаете? Это делает честь вашей проницательности и исключает всякую возможность сведения между вами каких-либо счетов, -- пробормотал совсем сбитый с толку Бестужев.

– - Это- почему же?
– - надменно выпрямился "конюх" .
– - Не потому ли, что он -- не то граф, не то принц? Но, дорогой Петр Михайлович, не забывайте, что этот граф-принц не настоящей крови и что таких господ величают...

Резкое, отвратительное слово прозвучало в кабинете русского вельможи.

– - Вы забываетесь, Бирон!
– - вспыхнул Бестужев.
– - Всему есть предел.

– - Совершенно верно, ваше превосходительство, -- невозмутимо продолжал- Бирон.
– - И первое, чему должен быть положен немедленно предел, -- это неуместному

и чрезмерному ликованию Митавы по поводу кукольного избрания этого авантюриста Морица герцогом. Смотрите, Петр Михайлович, как бы для вас это не явилось равносильным смертному приговору.

– - Как так?
– - привскочил на кресле Бестужев.

– - Очень просто. В то время как в Митаве происходит ликование, возжигаются иллюминации, к Митаве приближаются два неожиданных гостя. Из Варшавы едет Василий Лукич Долгорукий, а к курляндской границе подъезжает сам светлейший Александр Данилович Меншиков.

Бестужев вскочил так порывисто, что кресло отлетело в сторону.

– - А вы... вы откуда же это знаете?
– - дрогнувшим голосом спросил он.

Бирон, насмешливо поведя плечами, ответил:

– - У меня, ваше высокопревосходительство, есть друзья, которые сообщают мне интересные новости. Ну-с, теперь вы сообразите сами: для чего сюда едут два посланца ее величества Екатерины Алексеевны, один из которых -- сам всесильный Меншиков? Для того, вы полагаете, чтобы приветствовать избрание Морица Саксонского? Так вот я и спешил к вам, чтобы предупредить вас о тех черных тучах, которые сгущаются над Митавой и отчасти над вашей головой.

– - И это... это верно?

– - Вы можете ждать появления Долгорукого или извещения от светлейшего каждую секунду, -- резко произнес Бирон.
– - Мой совет вам: немедленно отдайте распоряжение о прекращении иллюминации и народного ликования; помните, что все это учтется вам!

Бестужев позвонил и отдал краткий приказ:

– - Тушите огни! Чтоб ни одна плошка не освещала моего дворца...

И вскоре дворец русского резидента стоял большой черной массой.

– - Если все это подтвердится, Эрнст Иванович, я буду считать себя вашим должником, -- взволнованно проговорил Бестужев.

– - Мы еще сочтемся, Петр Михайлович... Я просил бы вас только об одном: не становиться на моем пути.

Наступило молчание.

– - Вы, вот, Эрнст Иванович, -- заговорил Бестужев, -- только что сказали одну фразу, смысл которой для меня не ясен, туманен: "Я не хочу никому отдать Анну". Так?

– - Так!

– - Что должна означать эта фраза? Сейчас мы наедине, мы можем говорить откровенно, -- продолжал Бестужев.

– - Извольте, я сам не люблю играть в прятки. Для вас, Петр Михайлович, кажется, не должно бы быть секретом, что ее светлость, Анна Иоанновна, подарила меня своею благосклонностью... Припишите это чему угодно: моей ловкости или ее скуке -- но факт остается фактом.

Бестужев изменился в лице и закусил губу. Бирон заметил это.

– - Вы, может быть, осуждаете меня за то, что я оглашаю тайну, какую обыкновенно не принято говорить даже на исповеди священнику?
– - спросил он.
– - Но, во-первых, вы сами настаивали на полной откровенности, а во-вторых, мы -- не просто мужчины, а люди придворные, которым разрешено делать такие ходы, какие не дозволяются простым смертным.

"Ловкий он, ох ловкий!" -- проносилось в голове Бестужева.

– - Итак, это совершилось, -- продолжал между тем Бирон.
– - В том, что вы знаете это, не может быть сомнения. Лучшим доказательством служит ваше письмо к вашей дочери Аграфене Петровне Волконской.

– - Как?! Вы и это знаете?

– - Знаю. Хотите, я вам на память скажу начало его? "Я в несносной печали; едва во мне дух держится, потому что через злых людей друг мой сердечный от меня отменился, а ваш недруг (Бирон) более в кредит остался".

– - Как вы узнали содержание этого письма?
– - глухо спросил Бестужев.

– - А не все ли это вам равно, Петр Михайлович? Только вы одну ошибку допустили: я -- вовсе не ваш недруг, а друг, а вот по отношению ко мне-то вы разные интриги пробуете подпускать.

Бестужева передернуло.

– - Итак, я не хочу отдавать то, что мне принадлежит!
– - опять надменно выпрямился Бирон.
– - Вы извините меня, но это только русские дур... глупые люди глядят спокойно и хладнокровно, как мимо их рта проносят ложку.

– - И конечная цель вашего домогательства?
– - прищурился Бестужев, играя лорнетом.

– - Она так высока, что вы, donner-wetter, даже не поверите мне!
– - потер руки Бирон.

Бестужев с нескрываемым удивлением глядел на тайного фаворита ее светлости.

Бирон подошел и заглянул во все двери кабинета.

– - Что это вы делаете, Бирон?
– - спросил резидент.

– - Иногда и двери имеют уши, ваше превосходительство, -- прошептал "конюх", а затем, подойдя вплотную к Бестужеву и в упор глядя на него, продолжал: -- Скажите, Петр Михайлович, вы верите в тайные науки магов и чародеев?

Бестужев усмехнулся:

– - Вы положительно решили сегодня изводить меня загадками, любезный Эрнст Иванович.

– - Однако вы не пожалеете о сегодняшнем вечере... Итак, верите вы или нет?

– - Нет!
– - решительно ответил Бестужев.

– - Напрасно! Смотрите на мою руку. Этой руке было предсказано, что она будет поддерживать корону. Что вы скажете на это, Петр Михайлович?

Ироническая улыбка тронула губы Бестужева.

– - Скажу, что это предсказание в некотором отношении исполнилось, -- ответил он.
– - Вы очень близко стоите к особе, на голове которой находится герцогская корона.