Германтов и унижение Палладио

– В Петербурге воет, как в Венеции, сирена – у-у-у-у, – когда вода поднимается?

– Мы защищены от наводнений, у нас дамбу построили.

– Правда? Построили и цемент не разворовали? Но всё равно не пойму, как вы там у себя в Петербурге живёте?

– А что там такого страшного?

– Питерские чекисты! А питерская мафия? А бандиты? Не изображайте удивления, Юрий Михайлович, лучше за новостями следите – позавчера у вас, в культурной столице, очередного бизнесмена пристрелили, с армянской фамилией.

– Перещеголяли Венецию?

– Конечно, на последнем карнавале криминал навёл шороху, но в основном здесь мелкие воришки орудуют. Они могут сумку стащить, а у вас-то нефть миллионами тонн воруют, конкурентов по воровству расстреливают, есть разница?

«…Не найти верней ответа: неизменны на земле две дороги, та и эта, та прекрасна, но напрасна, эта…» – послышалось тихое пение под гитару.

– Как думаете, Путин закрутит гайки?

– Резьба сорвана.

– И после Олимпиады не закрутит?

– Я же сказал, резьба сорвана.

– И…

– И гайки прокручиваются.

– Ваш креативный соотечественник, изобретатель Гугла, назвал Россию Нигерией под снегом.

– Наполовину верно.

– Почему – наполовину?

– Снега бывает много, Нигерии – нет.

– Но он ведь гений, изобретатель Гугла?

– Недальновидный гений.

– Почему же недальновидный?

– Судя по хлёсткому, но пустоватому высказыванию, его кругозор ограничен изобретённой им поисковой системой.

– У России в отличие от Нигерии есть великая культура?

– Хотя бы…

– Культура – гибнет?

– Гибнет, как издавна повелось, это её перманентное состояние, культуре пристало гибнуть. Сейчас, правда, кажется, что с особым мазохистским упоением гибнет, – время ускоряется.

– Русские чем-то похожи на итальянцев?

– Чем-то похожи.

– Чем?

– Необязательностью и бесшабашностью, завиральными фантазиями, любовью к крайностям.

– Русские приезжают в Италию на шопинг, с умным видом осматривают памятники, музеи, ну а совсем состоятельные на всё лето виллы с пляжами арендуют в Лигурии и Тоскане, нон-стоп гуляют под громкую свою музыку.

– И зачем же нам новая революция, когда, на ваш взгляд, всё так славно у русских с шопингами и гулянками? Заварушку устраивать, чтобы там очутиться, где вы барахтаетесь после своих духоподъёмных майданов?

– Зато китайцы духоподъёмностью вовсе не озабочены, за всякую работу берутся, и плевать им на то, что никто здесь язык их не понимает. Их здесь уже больше трёх с половиной тысяч, самые бойкие из них бары один за другим прихватывают, учтите, Юрий Михайлович, качество коктейлей в Венеции уже ниже плинтуса.

– Забегаловки китайцы тоже прихватывают, меню под себя меняют – вкусно в центре Венеции не поесть.

– Давно нельзя нормально поесть там, где туристы табунами бродят, задолго до наплыва китайцев нельзя было.

– Венеция – самый невкусный город в Италии, туристов всё больше, а коренное население убывает.

– Вкусно удаётся поесть только случайно, если повезёт ненароком свернуть с туристского маршрута и заблудиться.

– Но барменами-то в Венеции ведь традиционно должны быть только венецианцы, разве не так? – поддерживал, как мог, беседу Германтов.

– Так, но священные традиции – в прошлом; китайцы железно всё к рукам прибирают: сперва делаются теневыми владельцами баров…

– Или управляющими…

– А потом на свет из тени выходят, когда документы выправлены и ничего уже нельзя изменить: заглядываешь в бар, а за стойкой – китаец.

– Итальянцы-бармены для фасона только близ Сан-Марко остались.

– Слава богу! Представить себе не могу бармена-китайца во «Флориане»!

– И я не могу, никак.

– А в «Даниели» – можешь?

– Не могу представить, ну никак не могу, хотя знаю, что со дня на день и там появится китаец за стойкой.

– Развивайте воображение! – пожелал бизнес-дамам не плестись в хвосте прогресса Германтов. – А в гондольеры китайцы не прорываются?

– Пока ещё нет, гондольеры всё ещё закрытая каста.

– Оберегайте касту гондольеров как свой последний оплот.

– Почему это последний?

– С китайцами-гондольерами рухнул бы туристический бизнес.

– Точно, рухнул бы! – всплеснула ладонями Оксана. – Рухнул бы, даже если бы соломенные шляпы с цветными лентами китайцы напяливали.

– Впрочем, бизнес сможет спастись, если соблюдено будет одно совершенно обязательное условие.

– Какое?

– К тому времени, когда китайцы возьмутся за длинные вёсла, все туристы должны уже быть китайцами. Возможно такое?

– Легко.

– Пока ещё одна есть у венецианцев каста неприкасаемых, негласная, – усмехнулась Вера.

– Какая?

– Китайцы не могут пока заменить курчавых итальянских мальчиков по вызову, ради которых наезжают богатые американские старухи.

– Итальянских мальчиков заокеанские старухи теперь по Интернету выбирают-заказывают.

– Вам не позавидуешь, надо всё время головы ломать, чтобы поддерживать туристическую активность, – улыбался Германтов. – Учтите, в потребленческую моду, насколько я знаю, вошли образы смерти. В Сиене креативные отельеры недавно последствия средневековой эпидемии чумы превратили в зрелище-аттракцион: раскопали чумное кладбище пятнадцатого века и в холле-атриуме пятизвёздочного отеля, за стеклом, свалили кучу почерневших скелетов.

– Да, крутиться приходится, – кивала Оксана. – Приходится будить и использовать самые мрачные инстинкты… Все теперь даже в театре и кино хотят смотреть исключительно на потоки крови и горы трупов.

– Не только теперь – у Шекспира под конец пьесы на сцене обязательно вырастала гора трупов.

– Почему же?

– Шекспир сопрягал понимание человеческих инстинктов с искусством драмы. Он, истинный драматург, понимал, что финал драмы наступит тогда, когда не останется живых персонажей.

– Коротко и ясно.

– Вечером в этом можно будет убедиться: на Сан-Марко заезжая труппа обещает разыграть «Гамлета».

– Но мы отвлеклись. Как венецианцы к туристам относятся?

– С лёгким презрением, во всех неприятных ситуациях стараются делать вид, что туристов не замечают.