Герои Шипки
Шрифт:
После торжественного богослужения, совершенного болгарскими священниками, Гурко вновь отправился к войскам.
В полевой госпиталь несли несколько солдат, раненных в мелких стычках с засевшими в турецких кварталах башибузуками. Один из них привлек внимание генерала. Опрокинутая голова с закрытыми глазами, смертельная бледность лица и скорченное в судороге тело — все говорило о сильных страданиях. Вокруг шли солдаты, провожая своего унтера.
— Антон Матвеич, больно тебе, родимый?
— Да положите же его ловчее...
Гурко слез с коня и подошел к носилкам, узнав старого гренадера: «Я так и не отблагодарил его...»
— Куда ранен? — спросил командующий
Один из них поднял борт шинели: бок мундира был разодран, рубаха и тряпка, послужившая первою перевязкою, набухли кровью; с носилок тоже капала кровь. Пуля попала в нижние левые ребра.
— Солдат! — глухо и властно позвал Гурко.
Бобин застонал и открыл глаза, остановив взгляд на
генерале.
— Ты узнаешь меня? Помнишь маневры... под Петербургом...
Унтер-офицер силился что-то сказать, но только бессвязные хрипы вырывались у него из горла. Наконец он совладал на мгновение с собой:
— Козлов, ваше превосхо... Козлов...
— Это он своего дружка поминает, — хмуро пояснил командующему один из гренадер. — Замерз дружок-то его на перевале.
— Ты видишь меня, солдат? — снова спросил Гурко.
Бобин молчал.
— Нас он не видит, — продолжал носильщик. — Небось, Козлов его уже там встречает... Вот он с ним и разговаривает...
Да, переход через Балканы был завершен, а смерть продолжала косить людей. В случайной стычке с башибузуками был убит командир 3-й гвардейской дивизии добрый старик Каталей и тяжело ранен в позвоночник генерал Философов. Погиб и командир лейб-гвардии Волынского полка генерал Миркович, на редуте у которого под Плевной Гурко со Скобелевым соревновались в отваге.
«И сколько еще погибнет...» — пронеслось в голове командующего.
17
Совершив небывалый в истории подвиг — переход зимой через Балканы, — русские фактически выиграли всю кампанию и приблизили болгарам день обретения ими национальной независимости. Передовой Западный отряд и его командующий внесли в дело победы над османами огромный вклад. Но как своенравна а капризна для русского полководца была фортуна, зависевшая от настроений двора! Над этим горько иронизировал еще учитель Гурко — великий Суворов, говаривавший, что у богини удачи висящие спереди волосы и голый затылок...
Гурко не знал того, что императором Александром II уже принято решение о передаче командования его отрядом наследнику-цесаревичу, а его самого хотят сделать лишь начальником кавалерии этого отряда. Не знал он и того, что решение это будет отменено лишь благодаря случайности: новый командующий Александр Александрович непременно желал видеть своим начальником штаба генерала Обручева, в то время как великий князь — главнокомандующий Николай Николаевич не мог простить Обручеву того, что гот отказался участвовать в подавлении польского восстания 1863 года. Когда кандидатура Обручева была решительно отклонена, наследник, обидевшись, сам отказался от назначения.
Но если бы даже Гурко знал все это, он все равно с той же последовательностью и настойчивостью выполнил до конца свой воинский долг, так как постоянно ощущал главную свою ответственность — перед своими солдатами, перед армией, наконец, перед самой Россией.
В судьбе самого Гурко русско-турецкая война 1877— 1878 годов была единственным ослепительным взлетом. Награжденный за свои подвиги «Георгием» II степени и званием генерала от кавалерии, он вел затем спокойную и размеренную жизнь, занимая крупные административные военные посты (с 1880 года петербургский генерал-губернатор, с 1882-го — одесский), выйдя в отставку в чине генерал-фельдмаршала.
Он скончался 15 января 1901 года......Войска Гурко готовились к выступлению. Из Софии им предстояло, находясь на правом фланге русской армии, совершить победное шествие через Татар-Пасард-жин, Филиппополь, Родопские горы вплоть до берегов Эгейского моря, тесня и преследуя деморализованных турок Сулеймана-паши.
25 декабря 1877 года Гурко продиктовал приказ отряду, поздравляя его с одержанной двойной победой — над врагом и природой:
«Занятием Софии окончился этот блестящий период настоящей кампании — переход через Балканы, в котором не знаешь, чему удивляться: храбрости ли и мужеству вашему в боях с неприятелем пли же стойкости и терпению в перенесении тяжелых трудов в борьбе с горами, морозами и глубокими снегамп. Пройдут года, и потомки наши, посетив эти дикие горы, с гордостью и торжеством скажут: «Здесь прошлп русские войска и воскресили славу суворовских и румянцевских чудо-бо-гатырей».
Дмитрий Жуков
«НА ШИПКЕ ВСЕ СПОКОЙНО!»
1. Предчувствие
.Верещагин вернулся из Парижа через двадцать дней, но не задержался в шумной и людной Главной квартире, взбудораженной прибытием в армию царя, а сразу же переехал из Плоешти в Журжево, где стоял старый Скобелев со своей дивизией. Уже наутро от начальника дивизии прибежал казак.
— Ваше благородие, турки из пушек стреляют. Их превосходительство генерал Скобелев просят — пожалуйте на берег.
Дмитрий Иванович Скобелев, красивый старик с большими голубыми глазами и рыжей окладистой бородой, сидел со своим штабом под плетнем и смотрел на реку. Солнце уже съело утреннюю дымку, и раскинувшийся на том берегу Дуная городок Рушук с его фортами, минаретами и большим военным лагерем был виден как на ладони. Форты плевались клубками дыма, потом доносился треск пушечных выстрелов и слышался вой снарядов, разрывавшихся то в воде, то далеко на берегу, там, где начинались городские дома.
— Василий Васильевич! — закричал Скобелев. — Полюбуйтесь! Турки пронюхали, верно, что мы готовим переправу.
Перед городом, между берегом и островком, стояли на приколе старинные купеческие суда, какие-то допотопные барки.
— Туда метят, — добавил генерал. — Думают, мы на этих ковчегах переправляться будем.
Художник Верещагин, приложив ладонь козырьком к высокому и гладкому лбу и прикрыв ею от солнца узковатые, глубоко сидящие глаза, смотрел, как сыплют из домов жители с прихваченным впопыхах скарбом. Статный, высокий, он не производил впечатления человека мирной профессии, случайно затесавшегося в толпу офицеров. Орлиный нос, усы, густая борода, плотно облегающий фигуру сюртук с Георгиевским крестом в петлице, шашка на тонком ремне, револьвер — вид был весьма воинственный.
...Снаряды рвались уже возле барок, но именно там, на палубе одной из них, оказался художник, наблюдавший как завороженный за кутерьмой в домах и за падением снарядов в воду. Турки пристрелялись, и гранаты уже ударяли в самый песок берега. На что похожи взрывы? То ли на букеты, то ли на кочаны цветной капусты... Взрываясь в воде, снаряды вздымали высокие фонтаны. Один снаряд угодил в нос барки, на палубе которой стрял Верещагин. Другой пробил борт и взорвался в трюме, встряхнув судно так, что художник еле устоял на ногах.