Герои
Шрифт:
— Слыхал, мы потеряли одного нашего новобранца. — Форест достаточно часто произносил эти слова, чтобы давно выработать бесстрастность. Как ему и полагалось.
— Клиге, — Танни выдавил сквозь сжатые зубы. — Хотел стать ткачом. В блядском болоте мы утопили человека. Да за каким мы здесь, вообще? — Нижняя половина его куртки отяжелела от маслянистой грязи, и он сорвал её с себя и бросил на землю.
— Ты старался, не жалея сил.
— Знаю, — огрызнулся Танни.
— Что ещё можно…
— В своём вещмешке он нёс часть моих сучьих пожитков! Восемь бутылок отличного бренди! Знаешь, почём они мне достались?
Настала пауза.
— Восемь бутылок. — Форест медленно кивнул. — Да, ты
Танни ещё немного побесился, вот только беситься — что толку.
— Желток, Лаптелапер, Уорт, сюда живо!
Желток встал, тараща глаза.
— Уорт… Уорт…
— Всё дрищет, — произнёс Ледерлинген, занятый копанием в вещмешке и развешиванием на ветках различных влажных предметов, чтоб сохли.
— Само собой. Чем ему ещё заниматься? Тогда жди его. Желток, следуй за мной, и постарайся, блин, не сдохнуть. — Он двинулся вверх по склону, распинывая с дороги ошмётки гнилых сучьев, влажные штанины натирали как сволочи.
— А нам не полагается соблюдать тишину? — прошептал Желток. — Что если мы наткнёмся на врага?
— На врага! — прыснул Танни. — Скорее мы наткнёмся на второй, блин, батальон, только что промаршировавший по Старому мосту и дальше по тракту, и оказавшийся на месте раньше нас. Вдобавок весь из себя сухой и чистенький. То-то будет картина, охереть не встать, да?
— Не сказал бы, сэр, — пробормотал Желток, тащась по мокрому склону едва ли не на четвереньках.
— Капрал Танни! И я не просил делиться мнением. Будут и чёртовы ухмылки до ушей, когда они увидят, в каком мы состоянии. Непременно будет и ржач! — Они приближались к краю леса. За ветвями виднелись неясные очертания далёкого холма, с торчащими на макушке глыбами. — Ну, мы хотя бы попали куда, итить его, надо, — и продолжил себе под нос: — если нам надо промокнуть, простыть, оголодать и обнищать. Генерал-разъебай Челенгорм, клянусь, пускай солдат готов хлебать говно лопатой, но это…
За деревьями местность понижалась, ощетинившись старыми пнями и молодыми побегами, там, где некогда трудились дровосеки. Их просевшие хатки позаброшены и уже сгнили до основания. За ними бормотала речка, на самом деле вряд ли больше ручья, текущая к югу, чтобы исчезнуть в кошмаре пройденных ими болот. На дальнем берегу был землистый обрыв, за ним травянистое возвышение, на котором какому-то озабоченному границами земледельцу вздумалось выстроить неровную стену из известняка. Над стеной Танни заметил движение. Копья. Их наконечники блестели в свете заходящего солнца. Значит, он был прав. Второй батальон уже опередил их. Вот только в голове не укладывается, как они умудрились оказаться с северной стороны стены…
— Чего там, капрал?
— Я тебе, блин, не велел сидеть тихо? — Танни стащил Желтка вниз, в кусты и вынул подзорную трубу, трёхсоставную, из доброй меди. Он выиграл её в квадраты у одного офицера из Шестого. Он прополз вперёд, отыскал в подлеске просвет. Отчётливо прорезался и тут же нырнул за пределы видимости кусок земли на той стороне речушки, но что он сумел разглядеть, так это то, что копья торчали позади стены по всей её длине. Мельком он приметил и шлемы. Кое-где дым, наверно от костра с готовкой. Затем он увидел вошедшего в ручей мужчину, размахнувшегося рыбачьей острогой, сделанной из копья
и какой-то рогатины. Со спутанными волосами и по пояс голый, он явно не был солдатом Союза. Всего лишь, где-то в двух сотнях шагов от их укрытия в кустах.— Охо-хо, — выдохнул он.
— Это северяне? — зашептал Желток.
— Херова туча северян. И мы у них прямо на фланге. — Танни передал подзорную трубу, отчасти ожидая, что боец примется смотреть не с того конца.
— Откуда они явились?
— Наверно с севера, сам как думаешь? — Он выдернул трубу обратно. — Кому-то пора собираться назад. Чтобы дать знать кому-то, стоящему на навозной куче повыше нас, в какую переделку мы влипли.
— Но ведь они уже и так должны знать. Неужели они сами ещё не наткнулись на северян? — Голос Желтка, всегда отличительно дёрганый, теперь взвился до истерических ноток. — Я, в смысле, они наверняка должны знать! Обязаны!
— Кто знает, кто что знает, Желток? Это битва. — И едва произнеся эти слова, Танни с растущей тревогой прочувствовал всю свою правоту. Если за стеной северяне, значит должна была состояться битва. Вот именно, битва уже была. Может преддверие к большему сражению. Северянин в реке что-то вытащил на берег, ослепительное серебро рыбьей чешуи трепетало на краю его силуэта. Иные его соратники залезли на стену, кричали и махали ему. Все, блин, лыбятся. Если и правда была битва, видно, мать их, чертовски ясно, что они победили.
— Танни! — Форест, согнувшись в три погибели, крался сзади сквозь заросли. — На той стороне ручья — северяне!
— И, представь себе — рыбу ловят. Там, на стене, от них не продохнуть.
— Один малый залез на дерево. Сказал, что разглядел на Старом Мосту конных.
— Они взяли мост? — Танни стал думать, что если покинет эту долину, потеряв не более восьми бутылок бренди, то может считать себя счастливчиком. — Если они пересекут его, то отрежут нас!
— Я в курсе, Танни. Уж я-то, твою дивизию, в курсе. Нам нужно доставить донесение, обратно, генералу Челенгорму. Выбери кого-нибудь. И уберись, нахрен, с видимости! — И он полез назад через подлесок.
— Кому-то придётся возвращаться по болоту? — прошептал Желток.
— Если только ты его не перелетишь.
— Я? — Лицо парня посерело. — Я не сумею, капрал Танни, после того, как Клиге… я просто не могу!
Танни пожал плечами.
— Кто-то же должен пойти. Ты пересёк его сюда, переберёшься и обратно. Просто ступай по травяным кочкам!
— Капрал! — Желток сжал грязный рукав Танни и пододвинулся вплотную, рябое лицо замаячило неприятно близко. Его голос опустился тише некуда. До того интимного, влекущего полушёпота, который всегда так обожал Танни. До интонации, с которой делаются дела. — Вы сказали, если мне что-то понадобится… — Его влажные глаза рыскнули влево-вправо, проверяя, что на них никто не смотрит. Он полез в китель и выудил оловянную фляжку. И вложил её в ладонь Танни.
Танни вскинул бровь, отвинтил колпачок, нюхнул, завернул колпачок, и сунул уже в свой китель. Затем кивнул. Пусть ей и не залатать трещину, оставленную сгинувшим в болоте, но уже хоть что-то.
— Лобколизер! — зашипел он, продираясь обратно через кусты. — Мне нужен доброволец!
Дневная отработка
— Клянусь мёртвыми, — буркнул Утроба, и тех было предостаточно.
Они усеивали северный склон холма на его пути. Небольшая горстка раненых, как и положено раненым, выла и причитала — звуки от которых у Утробы с каждым прожитым годом всё сильнее сводило челюсть. Они вызвали желание заорать бедолагам заткнуться и сразу же вызвали вину за это желание — известно, каким вытьём, иной раз, заканчивал бой он сам, и, скорее всего, не в последний раз.