Героинщики
Шрифт:
Если он утомил ее ...
– Ах ты бухая дрянь ...
– вырывается у меня. Но я сдерживаюсь.
– Ты - просто фантастичен!
– говорю я ему.
– Что ты сказал? А?
– закричал он.
Все пялятся на нас и подтягиваются ближе.
– Ничего такого, говорю, ты просто чудо, - равнодушно объясняю я.
– Марк ...
– умоляет Фиона, хватая меня за руку.
Шэрон спрашивает Билли:
– Что не так, Билли, почему ты кричишь на Марка? Это же похороны Дэйви, Билли!
– Я и сам не понимаю, почему он из себя выходит, - протестую я с широко открытыми глазами, сама
Подходит Бэгби; его стеклянные глаза свидетельствуют о том, что он уже изрядно выпил, но ведет он (временно) трезво и умеренно. Упрек в его мрачном взгляде заставляет Билли заткнуться. Чарли и Даг забирают куда-то моего старшего брата, последний осуждающе смотрит на меня, грустно качая головой. Мне хочется рассмеяться, когда я вижу его тупую рожу. Вместо этого я подмигиваю Франко (люблю я этого подонка? Конечно, да!), беру пиво, спрыгиваю со стула и ручкой звонко стучу по бокалу:
– Пожалуйста, все, послушайте меня!
На меня смотрят со всех сторон, повисает тишина все, сцена моя
– Мы с малым Дэйви ...
– говорю я и смотрю на изумленных родителей и старшего брата, - несмотря на его серьезную болезнь, имели особые отношения.
Я улыбнулся разъяренному Билли и продолжил:
– Мама с папой обеспечили ему нормальную жизнь, какую только могли; они всегда любили его, заботились о нем и, несмотря ни на что, желали лучшему для него. Он всегда приносил смех и радость в нашу жизнь. Такая страшная потеря!
– добавляю я и прерываюсь, чтобы лучше рассмотреть стыд на высокомерном покрасневшем лице Билли. Вдруг мне хочется спать. Прямо здесь. Поэтому я глубоко вздыхаю, поднимаю бокал и объявляю:
– Выпьем за малого Дэйви!
Все присутствующие едва сдерживают слезы и выпивают, хором повторяя:
– За малого Дэйви!
Я счастливо падаю со стула в руки Фионе, и, ебать меня во все дыры, у меня на глазах проступают слезы, когда я вижу гордость и любовь в печальном взгляде мамы и папы.
Заметки об эпидемии №2
В правление лейбористов во главе с Джеймсом Калагани (1976-1979 гг.) инфляция и безработица выросли до рекордного послевоенного уровня.
Консервативная партия выдала агитационный плакат в духе времени, на котором изображены едва живые граждане, которые ожидают в бесконечной очереди, и слоган: «РАБОЧИЙ КЛАСС НЕ РАБОТАЕТ!».
После избрания Маргарет Тэтчер на пост премьер-министра весной 1979 гадауровень безработицы колебался между 1,2 млн и 3,6 млн, и в течение трех лет оставался на отметке около трех миллионов до 1986 года.
В тот же период уровень застойной безработицы превысил отметку в один миллион.
По оценкам специалистов, конкурс на одну вакансию составлял тридцать пять человек.
Тогда же произошла замена полной занятости работой на неполный рабочий день и курсами в колледжах (часто вечерними) для якобы «переподготовки» кадров, чтобы они соответствовали требованиям нового экономического порядка.
В те времена правительственная статистика стала более политизированной, чем когда-либо; возникло двадцать девять различных способов подсчета количества безработных, и узнать реальную цифру стало невозможным. Сотни
тысяч людей не попадали в реестр безработных, потому что процедуру получения пособия по безработице в значительной мере усложнили, а статистики учитывали только тех, кто уже стоит на учете. Несмотря на все политические противоречия этого периода, один фактор имел значение всегда: сотни тысяч молодых представителей рабочего класса Великобритании имели мизерные деньги в карманах и множество свободного времени.Любовь и кошаки
Ебаная моя голова. Хожу все время длинными улицами и пою одну и ту же старую песню. Изучил уже каждую грязную трещину в асфальте Пилрига ...
Жизнь превратилась в полное дерьмо с тех пор, как меня уволили с работы, где я начал работать сразу после окончания школы. Думал, будет охуенно стать свободным человеком, а сейчас скучаю по работе, по ребятам, по путешествиям, во время которых мы развозили мебель и заглядывали тайком к жизням других людей ...
Теперь у меня этого нет.
Все было нечестно, неправильно. Поверить не мог, когда Эрик Броган сказал мне:
– Извини, Дэнни, но тебе придется уйти.
А я ему только:
– А-а-а ... э-э-э ...
– и пошел собирать вещи.
А должен был спросить: почему я? Донни и Кертис работают здесь не так долго, как я.
Я знал, это все Элеонора, это ее мужчина сдал меня. Поставил под номером «один» в очереди на сокращение штата. Я хотел просто помочь ей, быть милым, когда мы случайно встречались на работе. Она так скучала, рассказывая нам о своем сыне. Когда я приехал в ее большой дом в Рейвелстони со счетом, знаешь, что случилось?
– Садись и выпей со мной, Дэнни, - сказала Элеонора со слезами на глазах.
– Нет, миссис Симпсон, я не могу ...
– Пожалуйста, - она просто умоляла; эта роскошная, чистенькая, шикарная женщина действительно умоляла меня, понимаешь?
Что мне было делать?
– Можешь звать меня Элеонорой, - продолжает она.
– Пожалуйста, Дэнни, выпей со мной, один разочек. Можно угостить тебя сэндвичем?
Что мне было на это ответить? Я только здоровался при встрече с ней, раз мы поговорили ни о чем. Типа, вежливым был.
Она откупорили бутылку вина, и я заметил на полу еще одну, уже пустую, но женщина не выглядела пьяной, типа, мне так казалось, по крайней мере.
И тут началась серьезный разговор. То есть она говорила, а я просто слушал.
О ее сыне, который ушел из дома и не вернулся, а ему только семнадцать.
А потом пришел ее муж. Начал кричать на нее, потом - на меня, она плачет. И я просто говорю:
– Лучше я, типа, пойду ...
А он смотрит на меня и говорит:
– Да, лучше уходи.
Мне было так стыдно, что я даже на попробовал объясниться с Эриком.
Но я точно знал, что это Симпсон настучал на меня, потому что возненавидел меня после этого случая. И теперь я оказался на улице. Иду и диву даюсь. Вверх по Уок, вниз по Уок. В Лейтовскую библиотеку - и обратно в город. Много миль каждый день. Однажды сходил на биржу труда, но там было закрыто.
С тех пор наведываюсь туда каждый день. Гэв Темперли говорит, что у него есть что-то для меня, но мне нужно походить на курсы.