Героинщики

Дженни чувствует себя совсем беззащитной под его немигающим взглядом. Она наклоняет голову, но потом осмеливается и заглядывает в расстроенные, усталые глаза своей дочери. Ее пронизывает ужасная мысль: это - глаза взрослой, опытной женщины.

– Я не сплю с малолетками, Дженни, - холодно смотрит на нее Кайфолом. – Думаю, тебе хорошо известно, что я обычно выбираю более опытных женщин.

Она чувствует, как тонет в этой ошеломляющей тишине. В этой неспокойной тишине она вдруг понимает: это из-за алкоголизма Кока на их семью рухнули все эти беды. Это алкоголь уничтожил его, заключил ее, выслал ее сына в Англию, к родственникам, которых он едва знает, и толкнул ее дочь в объятия этого подонка-соседа. Каждый бокал, на который смотрели его глупые, хмельные глаза и который его дрожащие руки подносили к большим резиновым губам, приближал их к их ужасной участи. Она вдруг забыла обо всех своих чувствах к умершему мужу, теперь Дженни испытывала к нему одну лишь ненависть.

Кайфолом снова тискает Марию, на этот раз он касается ее бедра, отчего Дженни сразу понимает, какие между ними интимные отношения.

– Как бы невероятно это ни звучало, я люблю эту девушку и собираюсь поддерживать ее, пока ты сидишь здесь, - объявляет он.

Дженни снова бешено смотрит на него, а потом окидывает взглядом свою дочь:

– Посмотри на себя! Во что ты превратилась?

Мария через блузку царапает ногтями себе руку от злости:

– Мы подхватили грипп ...

– Да, мы несколько ночей из-за этого не спали, - перебивает ее Кайфолом.
– Но сейчас все в порядке, не так, милая?

– Да. Честно, мам, - подтверждает Мария.

Хотя ее слова и были не слишком убедительными, Дженни не хочет оттолкнуть от себя дочь или уничтожать того, кто сейчас представляет собой единственный приют для

Марии. В конце концов, за ними наблюдает та стерва. Сейчас эта Немезида опустила книгу на колени и медленно расхаживала между рядами столиков, держа том, как высокотехнологичное оружие. В конце концов, она остановилась, составив мясистые руки на выдающейся груди, больше похожей на чемодан.

Финальный этап этой невыносимой встречи состоял исключительно из неудобных банальностей. Во время этой игры в приличия Дженни всем сердцем желала добраться до телефона, чтобы пообщаться со своим Ноттингемским братом; хотела так же сильно, как Кайфолом с Марией хотели героина. Обе стороны с облегчением вздохнули, когда время посещений подошло к концу.

– Нам надо ширнуться, делай ножками топ-топ, - торопит Кайфолом Марию, когда они выходят из ворот тюрьмы и направляются в сторону центра Стирлинга, где находится железнодорожный вокзал; там они должны были сесть на поезд до Вейверли. Автобус везет их к самой Истер-роуд, где они срезают путь по улице Линкз. Они дрожат от порывистого ветра, который бьет по ним упругой струями дождя. Несмотря на подобные неудобства, Мария удивленно, даже шокированно оглядывается по сторонам, будто эта промозглая, мерзкая прогулка вызвала в ней воспоминания о конце учебного года, о ее невинных детских годах: о том, как она лежала в траве, подставляя лицо солнцу, о пустой улице в полдень без всякого дуновения ветра, о шепоте радиопередач, которые доносятся из проезжающих машин, о насыщенном аромате дизельного топлива, о меланхолическом опьянении ее отца, о сухом голосе ее матери, который был слышен с балкона в нежных сумерках, которые опускались так медленно, что чувствуешь себя обманутым этой игрой угасающего света. Все это исчезло, вместо этих привлекательных картин пришли грудь и бедра, которые сопровождаются новыми, более опасными играми, напыщенными взглядами и осуждающим отношением. Эти бессильные попытки спастись от бесконечного внимания всевозможных грубиянов. Он сожалеет, что сыграл такую роль в недавней череде трагедий в ее жизни, но прогоняет это позорное мнение, аргументируя это тем, что если бы он не сделал этого, то сделал бы кто-то другой, например совсем небрежный сутенер, которому интересны только деньги.

`E la via del mondo.

Напуганный этой смесью эмоций от эйфории до паники, Кайфолом прячет руку в карман джинсов. Ему это не снится! Те десятидолларовые банкноты, которые он взял на днях у Марианны, все еще были на месте, шероховатые на ощупь. Она открыла двери с широко открытыми от удивления глазами, и он набросился на нее, покрывая ее губы поцелуями. Она ответила, и его взгляд скользнул к спальне, где на кровати стояла ее сумочка. Он отнес девушку в комнату, его рука сразу оказалась под ее юбкой, пальцами он нежно гладил ее по бедрам, осторожно подбираясь к трусикам. Он чуть не закричал от восторга, почувствовав влагу между ее ног, но сдержался и только застонал, когда пальцем нажал на ее набухши от возбуждения клитор. Когда он раздвинул ей губы, его вторая рука, которой он сначала поддерживал ее голову, потянулась к сумочке. Ему быстро удалось забраться в нее, его пальцы сразу нащупали медные губы ее кошелька и начали бороться с его замочком. Медленно расстегнув его, он запустил к кошельку пальцы: там было полно свежих, новеньких банкнот. Он вытащил парочку, крепко зажав их в кулак и не забывая при этом продолжать нежно массировать другие ее губы своей правой рукой, целовать ее в губы, приковывая к постели. Обе руки одновременно работают над двумя парами губ. Он немного ослабляет натиск, чтобы оттянуть ее кульминацию до тех пор, пока он не закроет кошелек и не вынет руку из сумки. Затем он снова обнимает ее за шею, усиливает давление на ее нижние губы, смотрит ей в глаза и резко заявляет:

– А теперь мы будем трахаться по-настоящему, - и ждет, пока она не закричит.

– О, Саймон, Господи ...

Он знает, что ему всегда удается соблюдать подобных обещаний, но думать может только о банкнотах, которые он незаметно спрятал в задний карман джинсов, и о том, на что он их потратит.

Теперь, касаясь этих банкнот, он больше не ломает голову над тем, что он на них купит. Мария видит две десятки, которые сексуально торчат из его кулака, перехватывает его взгляд, и он собирается уже объяснить, где их взял, и вдруг слышит чей-то голос:

– Мне эти денежки не помешают.

Он оборачивается и видит дородную фигуру малого Бакстера, который как раз выходит из-под крыши автобусной остановки и направляется к нему.

Что за хуйня!
– Грэхем ...

– Давай их сюда, - говорит малый Бакстер, протягивая к нему руку в кожаной перчатке.
– Остальные отдашь в конце месяца, иначе размажу тебя по асфальту, никто концов не найдет.

– Ладно ...
– с трудом сглатывает Кайфолом, заглядывая в холодные глаза малого Бакстера, и отдает ему банкноты, его губы дрожат.
– Что-то я давно твоего отца не видел, слышал, он приболел ... Поэтому и затянул немного с платой за квартиру. У нас с соседом произошло небольшое недоразумение ...

– Мне похуй твои ебаные проблемы, - рычит малый Бакстер.
– Ты можешь обмануть моего старика, но не меня.

– Я никогда ...

– Не платишь - не живешь, - качает тупой башкой малый Бакстер, - и я буду всегда ждать здесь тебя, отнимать у тебя каждую копейку, а если мне не будет хватать, я привлеку тебя к суду.

Кайфолом жалко замирает на месте, у него даже язык отнялся, а Бакстер садится в машину и едет по своим делам.

– Кто это был?
– спрашивает Мария.
– Почему ты отдал ему деньги?

– Это сын хозяина моей квартиры ... Он ограбил меня! Господи, бля!

– Но у нас осталось на героин, Саймон? Да?

Она напоминает ему сумасшедшую птицу в гнезде, которая неистово умоляет накормить ее.

– Да, осталось. Успокойся, - говорит он, хотя и сам несколько обеспокоен.

Когда они добираются до квартиры Андерсонов, Кайфолом выпивает холодной воды из-под крана, но у него начинает болеть голова, да так сильно, что кто-то ему черепушку пытается сокрушить. Он злится, когда вспоминает о малом Бакстере, потом достает свой маленький блокнотик, и ему сразу бросается в глаза одно имя: Марианна Карр. Виновато пропуская букву «К» в своей записной книжке, он слышит, как Мария идет в туалет, и думает, почему она совсем непохожа на Марианну, у которой есть деньги и работа. Ублажать обоих сразу - это так утомляет...

Он звонит Джонни Свону, но тот динамит его:

– Нет денег, нет и героина. Не могу, друг, у меня и так голяк.

Затем он возвращается к букве «К», но на этот раз - к Мэтти Коннеллу.

Мэтти, кажется, сейчас с Ширли, но рассказывает Кайфолома ту же сказку.

– Нет, парень. Нас и так бросили, - говорит Мэтти, - кто-то нас сдал, пожалуй, из знакомых Лебедя.

Его голос отражается болью в голове Кайфолома, он понимает, что дела плохи.

– Понятно, увидимся позже, - отвечает он и кладет трубку, даже не дождавшись ответа.

Видимо, произошла какая-то облава, поэтому героина действительно ни у кого не было.

Но Лебедь наверное имел какую-то особую, собственную заначку для тяжелых времен. Он и сам крепко сидел на игле, поэтому ему сейчас тоже нелегко. И Кайфолом звонит ему еще раз.

– Извини, друг, - отвечает Лебедь. Кайфолом почти видит его ехидную, напыщенную улыбку, будто тот сидит в кресле напротив.
– Когда я говорю, что ничем не могу помочь, то именно это и имею в виду. Ненавижу повторять. Ви-и-и. Ненавижу повторять. Ви-и-и...