Герой по найму
Шрифт:
Три дня и три ночи просидел Джафар в засаде, и, наконец, дождался.
Десять всадников неслись в сторону гор, то были Стенька и его девять оставшихся близких. И ровно столько же слуг было у Джафара.
Вылетели навстречу, и без лишних слов приступили к делу. Но немного просчитались, люди Стеньки выхватили луки и посшибали сразу троих, еще не успев вступить в рукопашную.
Пришлось младшему принцу показать все, на что он способен. Его сабля летала вверх и вниз без устали*, но когда бой закончился, оказалось, что погибли все до единого, кроме самого Джафара и Стеньки, но тот уже успел скрыться в лесу пред
*Этот-то момент и видел Игги на тарелочке.
Но принц не отчаялся. Он пошел по следам, и ему повезло. След был кровав.
Стенька успел добраться до своей тайной пещеры, но совсем чуть-чуть не успел укрыться в ней.
Джафар настиг его в последний момент, убедился, что вход открыт, а внутри россыпью лежат мешки, стоят сундуки, валяются торбы, в которых виднеется золото и драгоценные камни. Тут же грудой свалены шкуры, меха, отрезы тканей.
Принц поднял саблю.
— Стой, человек! — вытянул вперед руки Стенька. — Это не единственная моя пещера!
Клинок рассек воздух, а потом и плоть.
Голова разбойника покатилась по камням вниз по склону.
Джафару не нужны были иные пещеры, ему вообще не нужны были сокровища лесного татя.
Хотя… он зашел в пещеру, взял в пригоршню монеты из первого же сундука, потом открыл другой — там лежали самоцветы.
— А так ли интересна мне вся эта игра? — вслух произнес младший принц. — Свои силы я уже проверил, и я силен! Воля моя не знает границ, мои желания обретают плоть! А денег здесь столько, что на них можно построить целый город! Решено, мои пустыни ждут меня!..
Уже на следующий день несколько аляписто украшенных подвод явно иноземного происхождения*, с ведущими их слугами в тюрбанах, прибыли к горам.
*Ввоз карет и повозок из-за границы был запрещен строжайшим указом, а в Тридевятозмелье подобных не производили.
Слуги споро загрузили все содержимое тайной пещеры на повозки, и, не теряя времени, отправились в Ара-ара-Авию.
Принц умчался далеко вперед на своем великолепном жеребце. Его ждала родина!
А царь Громослав получил официальное письмо, где цветистым слогом были принесены все возможные извинения в связи с тем, что претендент выбывает из соревнований.
К письму прилагалась голова Стеньки.
Громослав все понял и сжал кулаки до хруста костей.
— Вот же ублюдок, сын песка, увел мои денежки…
* * *
У Елисея, певца и народного любимца, кандидата на руку Веселины, была страшная тайна.
Ее не знал никто: ни многочисленные сторонники, ни царь и его приближенные, ни близкие, ни далекие. Знал ее лишь он сам, да еще один человек, имени которого не знал даже сам Елисей.
Тайна заключалась в следующем: с народного сбора Елисей не набрал и десятка серебряных монет, куда уж там говорить о целой тысячи золотом.
Он ходил по селам и весям, пел песни, предлагал сбрасываться на его участие в испытаниях, но результат был удручающим. Люди не любили отдавать деньги на заведомо несбыточный результат. Нет, многие
кидали по мелкому грошику в шапку, иногда и по два, но в сумме средств катастрофически не хватало.И когда Елисей уже подбирался к Велиграду, то прекрасно понимал, что ничего не получится.
В ночь перед седьмым днем недели, когда царь должен был принять взносы от кандидатов и выдать первое задание, Елисей едва нашел место на сеновале в одной из харчевен, носившей название «Жрi и п?й». Тамошний хозяин Осьма оказался человеком понятливым и хорошим, денег не взял, накормил и напоил.
А ночью, когда Елисей видел уже третий сон, его безжалостно разбудили. Рот закрыла крепкая ладонь в тугой перчатке, на грудь надавили коленом, к шее прижалась холодная, смертельная сталь, и низкий, хриплый голос негромко спросил:
— Ты что ли Елисеем называешься? Певцом народным?
— Я! — прохрипел он в ответ.
— Ты что ли желал завтрашним днем стать одним из женихов названых? И выплатить за это тысячу полновесных монет?
— Я… хотел… но…
— Вот деньги! — неизвестный бухнул оземь тяжелый мешок. — Специально набрано медью, чуть серебром. Иначе подозрительно выйдет…
— Но… — Елисей не находил слов в ответ, — что я буду должен сделать за эти деньги? Я не хочу…
— Бери! — теперь голос незнакомца подавлял его, принуждал принять дар. — Ты будешь должен, и однажды вернешь свой долг!..
С этими словами Черный человек, закутанный в длинный плащ, в маске, скрывающей его лицо, покинул сарай, и более Елисей его не видел.
Первое испытание он прошел без чьей либо помощи, но все время держал в голове тот факт, что однажды Черный человек появится вновь и потребует вернуть должок. Но тот все не появлялся.
Когда царский курьер принес ему свиток с условиями второго испытания, Елисей загрустил. Это было сложным делом.
Мыши и крысы, заполонившие Велиград, были неотъемлемым злом любого большого города, и как отвадить их, певец не знал. Ни малейшей идеи, ни одного просвета в сознании.
Он умел понимать зверей, говорить с ними, но в данном случае его умение было совершенно бесполезным. Злые твари ни за что не покинули бы город по своей воле.
Это было провальное задание. Громослав много лет боролся с крысами и мышами, но тоже не добился успеха, потратив на эти работы целое состояние. И теперь царь хотел, чтобы безродный певец справился с главной городской проблемой за столь короткое время.
Без шансов! Можно паковать свои немногочисленные вещи, и с позором бежать из столицы, понимая, что с этого дня каждый человек в Тридевятоземелье может плюнуть тебе в спину и обозвать трусом или лжецом.
Они-то все думают, что он, Елисей, тут за народные деньги! Как бы не так! Все этот Черный человек, неизвестный и таинственный. Какова его цель? Зачем он дал певцу столь крупную сумму? На что рассчитывал?
И теперь, когда Елисей уже продумывал план побега, пакуя котомку, квартирую все в той же харчевне «Жрi и п?й», дверь его скромной комнатушки неожиданно распахнулась.
Сквозняк, словно сам по себе, задул единственную свечку, дающую хоть толику освещения.
Весь дверной проем занимал высокий черный силуэт, и Елисей сразу понял, кто именно пожаловал в гости. Собственно, он ждал своего благотворителя ежедневно, ежечасно, и это было то еще мучение…