Гиблые земли
Шрифт:
Зинаида не знала, что сказать. Она видела, что вдовец предавался горю недолго, понимала, что у него была связь при живой жене, но не подозревала, что это длилось долго.
– Мама узнала, что Света беременна, ей было плохо, сердце слабое. Потом приступ случился… Это он виноват, что мама умерла! – Роман кричал. – Он и его проститутка! Никогда не прощу, никогда в жизни! – Роман яростно посмотрел на Зинаиду. – Будешь пытаться меня к нему отправить? Я сбегу! Уже решил, туда не поеду! – Его взгляд стал беззащитно-детским, как у пятилетнего малыша. Так он на тетку никогда не смотрел. – Можно, я переведусь в Катину школу, окончу
– Мам! – Катя умоляюще сложила руки. – Разреши Роме жить с нами!
Зинаида спросила себя, знала ли дочь о планах брата. Не похоже.
– Скажите-ка, про чудовищ вы выдумали, чтобы на меня надавить?
Сама она в это не верила. Хотелось, чтобы то были подростковые фантазии, но надежды мало. Ребята возмутились:
– Да ты что!
– Нет! Конечно, нет!
– Ладно, вопрос остается открытым. Решим после. Пока есть дела поважнее.
Ребята смотрели на Зинаиду, ожидая, что еще она скажет.
– Хочу завтра со старушкой одной поговорить. Ее зовут бабой Леной.
– Я тебе говорила, она со мной сидела иногда, в детстве, когда бабуля уже умерла, – вставила Катя.
– Баба Лена знала… про Васю. Она дружила с моей матерью, и когда с Васей случилось… Когда он умер, мы с ней поговорили, я рассказала про его видения, страхи.
– И что? – поторопила Катя, поскольку мать умолкла.
– Баба Лена заругалась на нас с мамой. Что вы, дескать, молчали, курицы, не сказали ничего. Я спросила, что изменилось бы, а баба Лена ответила, что можно было попробовать все исправить, по-другому сделать. Я, помнится, не поняла: чего, говорю, сделать-то? Она рукой махнула: теперь поздно, что об этом говорить. Больше мы к той теме не возвращались. Но, думаю, теперь пришла пора. Завтра я с утра на дежурство, как закончу, пойдем все вместе к бабе Лене.
На том и порешили.
– И еще. – Зинаида встала из-за стола. – Дома я вас не оставлю. Со мной на работу пойдете, подождете меня там. Чтобы у меня на глазах были! Ясно вам?
Никто из ребят и не подумал возражать.
Лизавета практически не спала той ночью.
Вернувшись из Константиновки, они с Яном после ежевечерних ритуалов (принять душ, разложить постель, приготовить одежду Яну на работу) улеглись спать. Но заснуть не удавалось ни ему, ни ей.
Оба делали вид, что спят, поворачивались с боку на бок осторожно, чтобы не потревожить друг друга. Быть может, следовало поговорить, обсудить, но что толку? Молчишь – и как будто запираешь дурное внутри, не даешь ему вырваться (хотя сейчас уже и поздно о таком беспокоиться).
Лизавете было страшно снова начать разговор, она боялась услышать страх в голосе Яна, ведь это многократно увеличило бы ее собственный ужас.
«Но надо же что-то делать! Как-то бороться!»
И как, интересно, бороться с тем, чего вроде бы и не существует?
Лизавета задремала около трех часов ночи, а уже в половине шестого разомкнула веки и поняла, что больше не станет себя мучить: утро пришло, можно покинуть кровать, начать чем-то заниматься. Мама говорила, когда
руки заняты, в голову меньше дури лезет. Хорошо бы, кабы так.Ян тоже встал, стоило ей приподняться на подушке. Глаза ясные, не заспанные, бледное лицо напоминает мятый лист бумаги.
– Удалось подремать? – спросила она вместо привычного утреннего приветствия.
– Сам не понял. Вроде да.
Они разбрелись кто куда и снова встретились уже за столом. Лизавета сварила кофе, приготовила омлет с зеленью и помидорами.
– Я постараюсь поговорить с людьми, – сказал Ян, впервые за последние часы возвращаясь к трудной теме. – Надеюсь, получится узнать что-либо.
– Ты хоть среди людей будешь, не так страшно, – вылетело у Лизаветы, и она пожалела о своих словах. Ян и без того переживает, ему боязно за нее.
– Послушай, может…
– Нет, не может, – отрезала она, предполагая, что он хочет предложить ей уехать домой, в Быстрорецк. – Мы уже говорили об этом. Дело не в Липнице. Эта гадость потянется за нами, не убежишь. Проблему надо решать тут. Так что постарайся разузнать, и я… – Она задумалась. – Может, с соседями поговорить? Не только с хозяйкой? Вдруг знают?
– Интересно, как ты начнешь разговор. «Добрый день, у нас с мужем появились коллективные галлюцинации, вы не знаете, не связано ли это с заброшенным поселком В-26?»
– Не паясничай.
– Прости. Ты права, если получится поговорить, поговори.
Ян уехал. Лизавета вытерла пыль, заправила кровать, помыла посуду, чувствуя, как сильно напряжена. В любую минуту она готова была увидеть очередное явление из другого мира, страшилась этого и не могла уговорить себя не трястись. Оглядывалась, прислушивалась.
«Я так с ума сойду», – подумала Лизавета и решила сходить в магазин.
Еще рано, девяти нет, но он уже открылся. А там – люди, она сама сказала Яну, что рядом с ними спокойнее. Возможно, удастся поговорить с кем-то, обещала же Яну попробовать.
Лизавета выбрала футболку и джинсовые шорты, подкрасила губы розовым блеском. Выглядела не очень: бледная, под глазами темные круги, морщинка между бровей стала глубже. Она, как видно, уже в том возрасте, когда недосып и тревоги пропечатываются на лице. Лизавета вздохнула и вышла из дому.
День разгорался, яркий и звонкий. С высоких небес, как писал поэт, щедро лилась лазурь; золотистый солнечный круг искрился и сиял. Пахло травой, теплой землей, душистыми цветами.
В иное время Лизавета радовалась бы, говоря себе, как хорошо проводить лето в столь мирном, спокойном месте, близ чистого озера, но сейчас в воздухе чудилась скрытая угроза, из-за любого дерева или куста могла материализоваться жуткая тварь, об озере и говорить нечего. Вряд ли Лизавета еще хоть раз ступит на его берег.
Народу в магазине было мало, поговорить ни с кем не удалось. Мать с дочкой, старуха с громадной сумкой, неказистого вида мужичок в кепке… Неловко взять и обратиться к тем, кого впервые видишь, с вопросами не из разряда «как пройти в библиотеку». Можно было расспросить продавщицу, но той скучать не приходилось: покупатели топтались рядом, она что-то пересчитывала на калькуляторе и записывала в толстую тетрадь.
Лизавета купила всякой всячины, не задумываясь, нужно ей все это или нет, и пошла к выходу. Обратная дорога должна была занять минут десять, и Лизавета шла нога за ногу: домой не очень-то и хотелось.