Гиблые земли
Шрифт:
– Осмелели. Силу почувствовали, окаянные.
– Теперь ваша очередь, – проговорила Лизавета. – Вы обещали!
Баба Лена сделала глоток из чашки. Напиток остыл, но она не обратила внимания. А когда начала рассказ, уже и Лизавете стало не до чая.
– Моя бабушка звала земли, куда вы по глупости забрели, гиблыми. Место, говорила она, отравлено, и случилось это давно, столетия, а может, тысячелетия назад. Прежде оно, наверное, было самым обычным, хорошим, но потом почва и воздух – все прогоркло, и земли те сделались непригодными для человека. Гиблыми, – повторила баба Лена. – Понимаешь? Нельзя там никому жить, как нельзя есть протухшее мясо. Никто не селился, все стороной обходили.
– Почему это случилось? – спросила Лизавета, думая, какому умнику пришло
И как их с Яном угораздило попасть сюда…
– Точно ответить никто не сумеет. Предки верили, что есть три мира: Верхний, Нижний и наш, между ними. Верхний, вроде Рая, недосягаем, а Нижний может причинить людям немало зла. Не он сам, а те, кто в нем обитают. Существа, живущие там, силятся пробраться к нам. Кого только нет! Моя бабушка больше всего боялась рэкунов. При жизни они были людьми жадными и завистливыми, норовили оттяпать чужое, подставить подножку, причинить боль ближнему. Если такому человеку доводилось умирать насильственной смертью или же он сводил счеты с жизнью, покончив с собой, то после смерти превращался в карлика с черной головой, горящими глазами и еще одним ртом на животе. Рэкун ненасытен, он продолжает пожирать и мучить, только ему нужны уже не материальные блага, а людские души. Бабушка учила меня держаться подальше от злобных и алчных людей. – Баба Лена помолчала. – Мы отвлеклись немного. Так вот, Нижний мир не должен соприкасаться с нашим, но иногда это происходит. Граница между мирами истончается. Места, где это происходит, люди считают дурными, держатся от них подальше. Ты, я уверена, слышала о таком.
Это был не вопрос, а утверждение, но Лизавета покивала в знак согласия.
– Очень редко эта истончившаяся ткань прорывается, тогда открывается проход. Старики говорили, в нашем лесу в давние времена произошло именно это. Жили тут вогулы – манси, есть предание, что один из шаманов услышал на поляне голоса такасу. Такасу вреда людям не причиняют, это всего лишь тени, которые не имеют в нашем мире голосов, а если вдруг их становится слышно, значит, завеса порвана, проход открыт. Старик сразу понял это и побежал в деревню, рассказал обо всем, призвал на помощь других шаманов: один бы не справился. Нужны шестеро. Так и появились шаманские дома. Никто не знает, как называются эти строения, на самом деле никакие это не дома, никто в них не жил никогда. Скорее, ловушки. Внутри – запечатанные проходы в наш мир из Нижнего, чтобы существа, желающие проникнуть сюда, истребить нас, не могли этого сделать. Ты говорила про темные углы, так?
– И там была старуха, – добавила Лизавета.
– Про старуху не скажу, а углы – это тоннели, коридоры, откуда приходит Тьма.
– Если шаманские дома запечатаны, как я смогла попасть внутрь?
– Прежде, многие десятилетия назад, никто этого не смог бы. На дверях нет замков и засовов, чтобы туда попасть, ключи не нужны. Но дома-ловушки были неприступны и изнутри, и снаружи, они не выпускали Тьму и не впускали никого внутрь. К тому же шаманы запрещали селиться на гиблых землях, и манси ушли оттуда. Обезлюдели те места. Но время шло, все менялось, люди переставали верить в зло Нижнего мира и благодать Верхнего. Желали существовать здесь и сейчас, в телесном мире, полагая, что он – единственный. Могучие шаманы давно покинули этот свет, их заветы и предостережения расплескались, пролились, как вода сквозь решето. Наложенные заклинания утрачивали силу; защита, поставленная шаманами, постепенно ослабевала. Священное Знание превратилось в сказку, легенду. И все это вкупе помогло злобным сущностям.
Голос бабы Лены погрустнел.
– Наверное, особенно сильно повлияло строительство поселка В-26?
– Ты права, – подтвердила баба Лена, – комбинат открыли, рабочим нужно было где-то жить, в результате в лесу, куда не следовало ходить, около домов-ловушек выросло поселение. Моя бабушка сказала перед смертью, что защита стала слабой как никогда, потому что люди начали часто появляться возле шаманских домов, нарушали границы, которые нельзя пересекать. Твари, запертые внутри, чуяли их, как зверь чует запах крови и мяса, призывали. Дома-ловушки мало-помалу становились все более опасными, похожими на воронки: как ни кружи по округе, притянет к ним.
– Значит, теперь шаманские дома уже не могут удержать Тьму?
– Это не разовое действие, вроде выстрела. Это процесс, и процесс долгий. Как ни слабеет защита,
наложенная древними шаманами, но она все же есть, сломать ее непросто. Тьма расползается исподволь, просачивается, как влага, и начинают происходить плохие вещи, на которые поначалу и внимания не обращаешь, не видишь, что они связаны между собой.– Например? – спросила Лизавета. – Какие вещи?
– Разные. Люди в поселке стали плохо спать, им снились кошмары. Участились ссоры, драки, поножовщина. Жители убивали себя безо всяких причин. Многие словно грезили наяву: один призрака увидит, другому жуть за окном мерещится. Кто все свяжет в единую картину? Кто в современном мире поверит, что виною тому не пьянка, измена или маленькая зарплата?
С этим не поспоришь, подумалось Лизавете. Она и сама, хотя навидалась за последние дни всякого, с трудом переваривала сказанное.
– Потом в В-26 случилась трагедия: пропала девочка. Спустя некоторое время ее нашли в лесу, мертвой, со свернутой шеей. Следствие велось, но зашло в тупик. Мать повесилась, поседевший от горя отец решил, что дочь убил заместитель директора комбината, и застрелил того вместе с женой и дочкой, а после застрелился сам.
Лизавета поежилась.
– А этот заместитель вправду был виноват?
Баба Лена расправила несуществующую складку на скатерти.
– Кто ж знает. Но моя бабушка, а после еще одна женщина, я тебе позже расскажу про нее, считала, что он ни при чем. Абасами всему виной.
– Аба… кто?
– Абасами, – терпеливо повторила баба Лена. – Темнейшее создание. На вид абасами ужасен: однорукий, одноногий, одноглазый монстр. Кто умертвил ребенка, неизвестно, девочка могла заблудиться, упасть, сломать шею. Но отцу ее мысли об убийстве точно абасами внушил! Он тем и известен, что подбивает людей на страшные злодеяния. В голову сломленному бедой отцу проник, нашептал. После того случая поселок долго гудел, кто-то уехал, приговаривая, что неспокойно стало. Но жизнь вошла в привычное русло. Пока не случилась новая трагедия. Это было уже в конце восьмидесятых, когда комбинат дышал на ладан. Случившееся вбило последний гвоздь в крышку его гроба, вскоре комбинат закрылся, поселок опустел, все жители его покинули.
– А что случилось-то?
– У нас в Липнице до сих пор нет-нет да вспоминают об этом. Бойня была, двенадцать человек погибло.
– Кто их убил? Почему? Тоже из мести? Ян говорил об этом, ему на работе рассказывали, без подробностей.
– Убийца трудился на комбинате. Молчаливый, спокойный, вежливый…
– Как все маньяки!
Баба Лена чуть заметно усмехнулась.
– Не был он маньяком. Этот несчастный, как ты и твой муж, начал видеть их.
– Откуда вы узнали?
– Погоди, дойдем и до этого. Он видел тварей днем и ночью, везде и всюду, рассудок его все больше затуманивался от напряжения и страха, и однажды мужчина окончательно перестал понимать, где люди, а где, как он говорил, оборотни. Думал, что уничтожает не родных и соседей, а жутких существ, которые одолевали его. Звонил или стучал, его впускали и…
У Лизаветы не было слов. Их с Яном что же, ожидает подобная участь?!
– Теперь о том, откуда мне известна правда. Я сказала тебе, что манси ушли из этих мест, но кто-то из них оставался. В поселке В-26 жила женщина по имени Дарья. В жилах ее текла кровь манси. Но важнее всего то, что она была шаманкой. Не афишировала этого, работала медсестрой, муж ее помер, жила с сыном, снохой и внуком. Но многие знали, обращались к ней, она могла излечивать хвори, читала заговоры, собирала в лесу целебные травы, варила отвары от бесплодия и мужской слабости. Тот несчастный убийца, не помню его имени, открылся Дарье, признался, что все началось после того, как он заблудился в лесу, хотя давно жил в этих местах. Не мог найти дороги, остался переночевать на поляне, где стоят дома. Он пришел за помощью к шаманке слишком поздно: хотела она ему помочь, только не успела.
– Дарья сама вам рассказала?
– Мы с ней родственницы. Очень дальние, седьмая вода на киселе, но и во мне есть капля крови шамана-манси. Не смотри на меня так, я не шаманка, нету у меня такой силы. Но кое-что могу, на свою беду…
– Видеть этих тварей! – перебила Лизавета.
– Да. Хотя обычно, как мне объяснила Дарья, видеть обитателей Нижнего мира человек начинает, если побывал на гиблой земле, возле домов-ловушек, и его заманили внутрь.
– Как меня, – пробормотала Лизавета.