Гидеон. В плену у времени

Кэйт заставила себя отключиться от своих переживаний, как сказала бы ее мама.

– И что там пишут? – спросила она, искоса поглядывая на газету. – Печать такая, что трудно читать.

– Как раз о… Все новости о Франции! Как странно… Тут рассказ о том, что аристократов, которые бежали из Парижа, съели волки!

– Уух… Я не знала, что во Франции есть волки… Надеюсь, в Англии волки уже не водятся… – И, услышав прерывистое дыхание мистера Скокка, с тревогой спросила: – Что там такое?

Мистер Скокк не ответил, он стал лихорадочно листать страницы вперед и назад, проглядывая все статьи, а затем, вернувшись снова на первую страницу, наклонил голову и закрыл лицо руками.

– Газета полна рассказами о Французской революции, – проговорил он сквозь пальцы. – Сейчас не 1763 год!

Кэйт вскочила, схватила газету и прочитала на первой странице: понедельник, 3 сентября, 1792 года. Она застонала, как от боли.

– Это моя вина! Надо было проверить набор цифр прежде, чем выбивать изпод нее кирпич!

– Что ты имеешь в виду?

– Цифры – там должно было быть написано: «шесть точка семь семь». Я идиотка!

– Значит, набор цифр означает, насколько далеко во времени мы движемся?

– Так считают папа и доктор Пирретти – у них не было времени, чтобы это доказать… Ох, я все перепутала! Я так виновата!

Мистер Скокк положил руку на руку Кэйт. Они молчали, потрясенные ужасным открытием.

– Что же нам делать? – наконец спросила Кэйт.

– Ну и куда машина отправит нас, если мы ее включим? Домой?

– Думаю, да. Надеюсь, что так. Ведь уже дважды это получалось.

– Тогда давай так и сделаем. Ненавижу себя за эти слова, но нам не обойтись без помощи твоего папы… Не вижу другого выхода. Надо рискнуть и совершить еще одно путешествие сквозь время.

Через четверть часа Кэйт с рюкзаком за плечами была в сарае.

– Готова? – спросил мистер Скокк, прежде чем вытащить бревно, подложенное под машину.

– Может, попрощаться с Огастой?

– Нет, – усмехнулся мистер Скокк, – можешь послать ей открытку с благодарностью, когда окажешься дома!

Рука об руку они встали к машине и приложили к ней свободные руки. Мистер Скокк ногой выпихнул бревно. Ничего не произошло. Подумав об одном и том же, они начали поворачивать машину на соломе, чтобы та стояла ровно. Лица обоих помрачнели. С машиной ничего не происходило. Они еще раз попытались подвигать ее, но оба уже понимали… Мистер Скокк в ярости стукнул машину, о чем тут же пожалел.

Кэйт испуганно крикнула:

– Не надо!

– Что ж, такто вот! – горько воскликнул мистер Скокк. – Мы сели на мель и ничего не можем с этим поделать.

Кэйт просто онемела. Сначала этот полет по саду на бешеной скорости, потом открытие, что они попали в 1792 год, и теперь это! Они заблудились в другом веке и на этот раз – навсегда! Она не могла с этим смириться. И тут, как удар молнии, ее пронзила мысль:

– Но ведь Питер все еще может быть здесь, а? И все эти годы он ждет, что его спасут…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Обман во благо

У короля Георга и королевы Шарлоты на большом участке земли около реки, в Кью, вдали от пышности и церемонности дворцовой жизни, была их личная резиденция. Семья стала такой большой, что все пятнадцать принцев и принцесс и их слуги перебрались из УайтХауза в красивый дом с округлыми белыми фронтонами напротив, в ДатчХауз, который был построен из особого красного кирпича.

В получасе ходьбы от краснобелых домов, смотревших друг на друга, в другом конце сада, за деревьями и кустами, собранными со всех четырех сторон света, позади пагоды в китайском стиле в сто шестьдесят футов высотой, находился симпатичный коттедж с соломенной крышей. Он был подарен королеве Шарлоте, и она использовала его как летний дом. Коттедж стоял в тихом месте, среди деревьев, тишину нарушало лишь птичье пение. Именно здесь королева Шарлота часто устраивала пикники, наслаждаясь напитками, охлажденными привезенным с озера зимой льдом, который много месяцев хранился под соломой в вырытом в земле погребе.

Множество раз за прошедшие годы королева Шарлота приглашала Питера Скокка в коттедж, но сегодня он приехал сюда по своей собственной просьбе. Дверь открыла виконтесса Креморн, близкая подруга и фрейлина королевы. Стройная виконтесса была в черном платье, изпод белого кружевного чепчика чуть выбивались белые завитки. На лице доброжелательная улыбка. Питер низко поклонился.

– Добрый день, леди Креморн.

– Добрый день и вам, мистер Скокк! Чем мы обязаны такому безотлагательному визиту в Кью?

Питер заколебался.

– У меня новости для ее величества… личного свойства.

Виконтесса тактично не стала расспрашивать и продолжила:

– Ее величество сейчас принимает сэра Джозефа Бэнкса наверху, в Комнате Пикников. Я сейчас же доложу о вашем прибытии. Королева обрадуется вашему визиту, и хотя она чрезвычайно любит дорогого сэра Джозефа, надеюсь, ее интерес ко всему, что касается ботаники, теперь удовлетворен.

Виконтесса предложила Питеру подождать и исчезла, поднявшись по винтовой лестнице. Он сел на стул из бамбука и стал наслаждаться висящими на стенах гравюрами Уильяма Хогарта. Питер вспоминал, что когда он впервые увидел Джошуа Сеймура, тот был учеником мистера Хогарта в КовентГарден. Джошуа стал хорошим мастером гравюры и художником. Питер вспоминал торжественный ужин, который Гидеон устроил в вечер перед отъездом Джошуа в Америку, где тот так надеялся начать свое граверное дело. Питер почувствовал укол совести за то, что присвоил себе имя исчезнувшего брата Гидеона, но другого выхода не было – если повезет, то все закончится до того, как Гидеон об этом узнает. Джошуа был последним оставшимся в живых членом семьи, и Гидеон тяжело переживал известие о его исчезновении.

«Из всех моих братьев и сестер остался я один. Почему?» – твердил он. И както сказал Питеру со смехом, в своей обычной манере: «И все же мы с тобой братья во всем, кроме имени, разве не так, мой друг? И братья и сироты одновременно».

Похоже, призвание Гидеона – помогать жить тому, кого он любил. И исчезновение Джошуа в Америке было, увы, не последней утратой, выпавшей на долю Гидеона. Но сейчас Питеру не хотелось вспоминать о таких печальных событиях. Послышались голоса – ктото спускался по лестнице. Он встал и поспешил к входу в зал.

Первой появилась королева Шарлота, хорошо сохранившаяся, теперь уже пятидесятилетняя женщина в платье цвета серого голубя с кремовым кружевным корсажем. Волосы ее поседели. Шелка шуршали, когда она спускалась по лестнице, официальная, строгая. Увидев Питера, королева просветлела лицом и поспешила навстречу, протянув к нему руки.

– Питер! – воскликнула она. – Приятно снова увидеть вас.

Питер низко поклонился, взял ее руку и поцеловал. Сначала они говорили понемецки, это издавна вошло в привычку, еще с тех пор, как королева учила Питера своему родному языку.