Гильотина для госпитальера

Наиболее почитаемыми были труды творцов грубо материалистической картины мира, гласящей, что вся Вселенная — отлаженный механизм, вроде часов. Всё в ней определено движениями атомов, всё просчитано, всё можно разложить по формулам механики. Определяющий философский метод был метафизика, рассматривающая явления в их неизменности и независимости друг от друга, отрицающая внутренние противоречия как источник развития. Все эти заблуждения были абсолютизированы и заморозили науку на уровне девятнадцатого — начала двадцатого века.

Книги Ньютона, Коперника, Адама Смита, Вольтера считались святыми. Апокрифы, преданные презрению, как исторические заблуждения, но не изъятые из оборота — Маркс, Энгельс, Ленин. Были ссылки и на кощунственные идеи, идеалистические гипотезы, к которым относили теорию Эйнштейна и квантовую механику. То, что наука наработала в более поздние времена и что открыло человечеству дорогу к звёздам, не упоминалось вообще.

После вечерней трапезы друзья прогуливались по обширному монастырскому парку. Здесь было достаточно пустынно. Братья не особенно любили здесь появляться по вечерам. Гасконцы вообще не жаловали темноту.

По вечерам монастырская паства, утомившаяся от исполнения своих обязанностей, предавалась разным занятиям. Некоторые исполняли епитимьи. Другие предавались чревоугодию. Третьи предпочитали общество монашек — духовные особы обоего пола жили в монастыре бок о бок, и отношения между ними не считались греховными, поскольку тоже являлись, как значится в уставе монастыря, естественными отправлениями человеческого организма, а значит, идти наперекор им — это оказывать неуважение к ВСЕЛЕНСКОЙ МАТЕРИИ.

— Кажется, мы нащупываем, наконец, некоторые истоки этого безобразия, — сказал госпитальер.

— Очень смутно, — возразил Филатов.

— Мне кажется, идёт какое-то внешнее воздействие на социум, — Сомов сорвал травинку и начал поглаживать ею подбородок. — Есть ещё фактор. Что-то, не укладывающееся в социальные и государственные структуры.

— Кто-то формирует социум?

— Подталкивает.

— И хорошо ещё, если это окажутся люди, — задумчиво произнёс разведчик.

— А если Демоны, Сергей. Это планета Демонов… Нужна ещё хотя бы неделя. Эх, проникнуть бы в закрытые хранилища. Интересно, какие книги хранятся там.

— Неделя… Не знаю, будет ли она у нас.

— А почему нет?

— Узнаем сегодня ночью, — загадочно произнёс Филатов.

Когда стемнело, он вручил Сомову единственное их оружие — пороховой револьвер, который они позаимствовали в одном из домов на их пути. Оружие было не ахти какое, но дырки делало вполне исправно.

— Стреляй только в крайнем случае, — сказал Филатов, располагаясь за дверью. — Если твоей жизни будет угрожать опасность. А так я справлюсь сам.

После этого разведчик сложил бельё на кровати таким хитрым образом, что в темноте возникала полная иллюзия, будто там кто-то лежит. Трюк московитянами отработан был ещё на «Лысой горе», когда дети, начитавшись Гоголя, сбегали в ночной лес смотреть цветение папоротников, которые якобы распускаются по ночам. Дежурного педагога тогда они в заблуждение так и не ввели, поскольку тот обладал экстрасенсорным восприятием и всегда мог отличить кучу тряпья от человека. Но те, кого ждал Филатов, такими способностями вряд ли обладали.

Двери в кельях не закрывались — это было одно из правил. Никто в пастве не должен иметь никаких тайн от духовных отцов, даже тайн интимных. Сомов расположился за вешалкой, а Филатов устроился за письменным столом.

Госпитальер клевал носом и всё норовил в полудрёме выронить из рук пистолет, что у него однажды получилось.

— Извести нас хочешь? — прошептал зло разведчик.

— Извини, — пожал Сомов плечами, борясь с новым, не менее напористым приступом сонливости.

В половине третьего за дверью послышалось тихое шуршание. Потом дверь резко распахнулась, и вперёд быстро скользнула тень…

* * *

— Тюрьма, опять тюрьма, — раскачивался из стороны в сторону Чёрный шаман, восседавший на ковре в центре комнаты. — Белые люди безжалостны. Они злы, злы. Они не хотят оставить меня в покое. Уже который год. Почему, почему они ненавидят меня?!

— Это несправедливо, — слегка улыбнулся Магистр Домен. — Разве такую награду ты заслужил за свои добродетели?

— Тёмные Демоны? Где вы? — Чёрный шаман вскочил на ноги и завертелся на месте, вздымая руки кверху. — Я слышу ваш зов! Я ощущаю биение ваших сердец! Вы совсем рядом! Почему вы не придёте и не освободите вашего верного пса? Я принесу вам столько поганых душ, сколько нужно! Я наполню ваши кубки их кровью! Вы вкусите снова сладость власти над человеком! Я помогу вам. Но помогите и вы мне!

— Они не слышат тебя, колдун, — устало произнёс Магистр.

— Ты не прав. Ты лжёшь. Ты не понял. Чёрные Погонщики слышат всё. И они думают. И они согласятся со мной! Рано или поздно.

Улыбка снова тронула губы Магистра, но на этот раз другая — задумчивая, невесёлая. Он вдруг подумал, что, возможно, Чёрный шаман прав, и ему единственному удастся договориться с теми невероятными силами, которые он подразумевает под Чёрными Погонщиками и Тёмными Демонами. И Магистру очень не хотелось, чтобы такое случилось. И ему очень не хотелось прозевать момент, когда Чёрный шаман окажется ненужным и когда ещё будет возможность разделаться с ним. Здесь может стать поздно за одну лишь секунду.

Магистра всё чаще посещали тёмные мысли. Он переставал верить в праведность своего дела. И начинал думать о тщетности всех усилий, ибо та цель, которую ставили его братья, вряд ли заслуживала таких средств. Замахнувшийся на многое рискует потерять тоже многое. Замахнувшийся на всё может и потерять всё!

До логова похитителей, устроенного в нагромождении диких первозданных скал, винтокрыл добирался три часа, сделав одну посадку в горах на дозаправку. Здесь расположился целый город. В скалах были вырублены хорошо скрытые убежища. Видимо, осваивали это место не один десяток лет, здесь было всё — водонапорная система, отопление, которое пока не работало, просторные ангары для четырёх винтокрылов и многое другое, что было скрыто от посторонних глаз.

Сам путь пленники не видели — их глаза были завязаны чёрными лентами, притом настолько умело, что рассмотреть что-то было невозможно.

Когда их вели в предназначенную им комнату, Магистр спросил:

— Это убежище тех, кто не согласен?

— Замкни уста, — приказал охранник.

— Но…

— Я не хочу делать тебе больно.

Домен понял, что действительно лучше помолчать.

Их поместили в просторную комнату, где было всё для жизни. Двери были наглухо закрыты, но для надёжности там стояло двое охранников, а коридор просматривался так, что в случае тревоги через минуту здесь было бы ещё с дюжину вооружённых людей.

Но если бы пленные и захотели, бежать им отсюда некуда. Даже если бы они могли скрыться, Магистр не видел такой необходимости, пока не прояснится всё. Из лап одних врагов они выбрались. Окажутся ли когти новых хищников более милосердными — покажет время.

Он пришёл через сутки. Это был невысокий плотный человек, похожий на огрубевшего за годы тяжкого сельского труда крестьянина. Но глаза его светились таким умом и пониманием, что сразу становилось понятно — это личность незаурядная и достойная уважения. Он был одет в просторные брюки и рубаху синего цвета, на голове его приютилась маленькая сиреневая шапочка.