Гимгилимыада-1

Из темноты, откуда-то дальше по улице, донеся протяжный сиплый вопль. Улит охнул и покрепче сжал трость. Верум удивлённо посмотрел на Михудора, тот рассмеялся.

– Ага, вот и Гумбалдун собственной персоной возвращается домой из любимого им бара "Грибная слизь" или же наоборот, из дома возвращается в "Грибную слизь". Думаю, трудностей в общении с Чикфанилом у вас не возникнет. Правда, по причине глубокой старости он иногда заговаривается и путается в реальности. Но это простительно. Как-никак, Чикфанилу в прошлом году стукнуло 117 лет.

– Экий долгожитель, - сказал Верум.

Попрощавшись, Михудор влез в "красотку", и машина, скрипнув покрышками по гравию и кашлянув дымом на Верума с Улитом, скрылась в ночи, а прибывшие подхватили сумки, кейс и трость, поднялись на крыльцо, вошли в холл и очутились в кромешной тьме. Если снаружи горели газовые фонари, слабые огоньки свечей из окон, фары михудоровой "красотки", то внутри гостиницы ничего такого не было.

Как только дверь, слабо скрипнув, затворилась за ними, из глубин раздался тихий короткий перезвон.

– Эй, есть кто?!
– крикнул Улит и спросил Верума: - Почему так темно?

– Михудор же говорил, что они на ночь электричество вырубают. Я так понял, что это дань уважения прошлому.

– Дурацкая какая-то дань уважения, - буркнул Улит и крикнул: - Эй, мы пришли, есть кто? Чукагекафил!

– Чикфанил, - поправил Верум.
– И чего ты на земном разорался?

Улит поджал губы, но стал кричать по-муслински:

– Чикфанил, ты где?! У тебя важные гости!

– Тише, вроде идёт кто-то, - сказал Верум.

Улит умолк. Кто-то, старательно шаркая и кряхтя, направлялся к ним. Впереди справа скрипнула дверь, и мрак частично разогнал свет фонаря, возникшего в образовавшемся тёмном проёме. Фонарь держал зеленокожий лысый и согбенный старец в грязно-белом свалявшемся халате. Старец чем-то походил на дряхлую черепаху, которую в молодости извлекли из панциря и как следует обработали палками, уделяя особое внимание голове. С годами сплющенный череп оброс дополнительной защитой в виде складок кожи. У кожистого старца оказался на редкость скрипуче-скрежещущий голос, которым вполне могли бы говорить гостиничные двери.

– Иэх, - скрипел он, словно передвигался с помощью древних деревянных ходунков.
– Иэх, иэх.

На девятый иэх он добрался до конторки, осветил припозднившихся гостей и поставил фонарь на верхнюю полку.

– Да вы земляне?!
– изумлённо проскрипел старец.
– Иэх!.. Как там учил господин горовождь... кхе-кхе... Добро пожаловать, уважаемые господа земляне, добро пожаловать! Я хозяин гостиницы Чикфанил Кич.

– Мы очень важные гости, - сказал Улит по-муслински, - особенно я. Я сын известного п и с а т е л я Земли, а это мой спутник и друг моего отца, Верум Олди. Любопытно, любопытно, а ведь весь зелёный. Можно потрогать?

И, не дожидаясь разрешения, ткнул старика пальцем в лоб. Лысая, складчатая голова Чикфанила отклонилась назад.

– Хе-хе, - захихикал Чикфанил, выпрямляясь и потирая лоб.
– Вы, господа земляне, так здороваетесь?

И в ответ ткнул острым ногтем Улита в нос.

– Ай!
– взвизгнул Улит и отпрыгнул назад, угрожающе выставив вперёд трость.
– Ты что себе позволяешь, дегенерат?!

Верум фыркнул.

– А ты что себе позволяешь?
– спросил он Улита.

– Ладно, все иногда позволяют себе лишнее, - философски изрёк Улит.

– Чикаге... как там тебя?

– Чикфанил, - подсказал Верум.

– Чикфанил, нам бы два... Верум, как по-муслински "номер"? Не могу подыскать нужного слова.

– Хм... я тоже... Господин Чикфанил, нам бы две отдельные комнаты.

– Иэх!
– проскрипел древний хозяин, доставая с нижней полки бумажный лист, исписанный мелкими, синими и нестройными строчками, и сверился с записями.
– Есть свободная гостекомната на две персоны на втором этаже под номером 22.

– Нет, вы не поняли, - сказал Верум.
– Нам нужны две отдельные комнаты. Каждая должна быть на одну персону.

– Иэх?
– спросил Чикфанил исписанную бумагу.
– Но в наличии только одна гостекомната на две персоны. Там имеется всё необходимое для двух жильцов: две отдельные спальни, два отдельных шкафа, два стола, два стула, два набора постелей. Душевые и умывальни на первом этаже. Всегда имеется горячая вода, чистые полотенца и три сорта мыла.

– Выбирать не приходится, пусть будет гостекомната на две персоны.

Чикфанил порылся в ящике конторки и извлёк оттуда ключ от гостекомнаты. И тут глаза старца остекленели. Казалось, старец перестал дышать. Он так и застыл перед постояльцами с ключом в руке.

– Иэх!
– опомнился он через несколько секунд, воззрился на землян, задумчиво пожевал губами и изумлённо проскрипел: - Да вы земляне! Как там учил горовождь... С приездом, уважаемые господа земляне! Меня зовут... иэх... как же меня зовут-то?.. А, Чикфанил Кич. Я хозяин этого сонодома... А действительно ли я хозяин этого сонодома?

Старец растерянно оглянулся.

– А действительно ли это сонодом?
– задал он вопрос скорее самому себе.
– И сколько мне лет? И лет ли? И мне ли?

– Вам 117 лет, - Верум попытался вернуть вменяемость Чикфанилу.
– Ещё землянин Михудор просил передать, что Гумбалдун расплатится за разбитое стекло завтра днём. У него завтра пенсия.

– Или уже сегодня, - зевнул Улит.
– Вроде и спал, а ещё бы не прочь вздремнуть.

– Иэх!
– кожистое лицо Чикфанила просветлело.
– Вспомнил, вы же новые жильцы! А я думаю, что у меня за ключ в руке? А Гумбалдун, скандалист и пьяница, пусть приходит, пусть платит за разбитое стекло. Дам вам совет, если вы когда-нибудь захотите содержать свой сонодом, никогда не допускайте, чтобы вам били стёкла и не платили за них, иначе быстро разоритесь. Я вот всё хочу изловчиться и придумать, как бы мне бить конкурентам стёкла и чтобы они платили мне за это, а? Хе-хе.

При свете фонаря взгляд Чикфанила казался вполне безумным.

– Похоже, Михудор прав, - прошептал на земном Улит.
– У старика шарики за ролики частенько закатываются.

Старец сделал нужные записи, а Улит заплатил на месяц вперёд, или за три десятины, если считать муслинскими неделями, а месяцев у муслинов нет. Их десятины сразу переходят в четверти, трети круга и полукружья, то есть полугодия. Вышло 1500 ерджи.

– Не хило тебя ободрал тот усатый, - заметил Верум.
– Целую тысячу ерджи загнул. Не зря он с самого начала не понравился мне.