Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого

Мы помним, что подавляющее большинство присутствующих видит Пьера впервые, но придираться не станем. Конфликт останавливает добрая улыбка. Или то обстоятельство, что конфликт никому не нужен. Князь Андрей примирительно говорит, что имеет смысл различать Наполеона-человека и Наполеона-деятеля, что у него есть поступки как хорошие, так и дурные. Знакомое нам по предыдущим, менее ярким конфликтам утихомиривающее светское равновесие в конце эпизода. Андрей свет ненавидит, но искусством соответствующим владеет.

В фильмах князь Андрей не участвует ни в дискуссии, ни в финальном уравновешивании. Кинематографисты словно заранее принимают решение, кто тут главный герой – Пьер или Андрей Болконский. Выбирают Пьера. У Толстого же они в этой сцене выступают пусть и в разных ролях, но вместе.

Под занавес припасена страничка для Ипполита, который рассказывает историю о московской барыне, что по бедности нарядила каретным лакеем здоровенную девушку, которая потом потеряла шляпу, «и весь свет узнал». Сама история – пародия на конфликт, девушка внутри рассказа – пародия на лакея, факт рассказа дурацкой истории – пародия на светские навыки Ипполита (огонь-то уже погашен) и даже на его соперничество с князем Андреем, который своими репликами поставил точку в беседе.

б)

Структура разговора князя Василия с княгиней Друбецкой напоминает его же стычку с Анной Павловной. Там тоже начиналось с просьбы-требования: Анна Павловна интересовалась инсайдерской информацией. Там князь первенствовал в первой части разговора, то же и здесь: в его руках мощное оружие – отказ. На это у Друбецкой, как и у Анны Павловны в 1-1-I, находится аргумент эмоционального свойства с отсылкой к статусному лицу. Шерер ссылалась на августейшую особу, Друбецкая – на своего умершего отца, ставки ниже, но князь опять уступает, как уступал и в первой главе. Еще мигом позже, отказывая во второй просьбе, он выравнивает конструкцию, как она выравнивалась и в первом диалоге книги. Эти параллели подчеркиваются инверсией: в 1-1-I князь собирался просить за сына, в 1-1-IV за сына просят у него.

Совпадение, даже и по столь многим пунктам, может быть случайным. Однако начиная с этого момента мы будем постоянно натыкаться и на такие структурные рифмы, и на более откровенные отсылки к прозвучавшему выше, а часто и на прямые повторы. Естественно, что количество «рифм» будет расти с увеличением массива текста.

«Записки Цезаря» на середине. 1-1-V

а)

Герои покидают «салон». Пьер, выходя из гостиной, вместо своей схватил треугольную шляпу с генеральским плюмажем и долго теребит ее. Генерал отбирает шляпу. Анна Павловна зовет юношу заходить еще, выражая надежду, что «милый мсье Пьер» переменит свои мнения (в английском сериале она говорит на прощание князю Василию, чтобы тот больше не приводил чудовищного Пьера; радикальное решение кинематографистов поперек и духа света, и духа книги).

В передней собираются князь Андрей и Лиза, сначала кажется, что параллельно сборам Пьера, ан нет: Анна Павловна здесь, планирует с Лизой брачную комбинацию между Марьей и Анатолем. Или Анна Павловна раздвоилась, так бывает с хозяйками «салонов». Тут же два лакея, тут же Ипполит пытается угодить Лизе, отнимая у лакея шаль, набрасывая ее на Лизу и долго не отпуская. Андрей ждет, устало прикрыв глаза: автор не устает противопоставлять своего героя свету, в этой сцене просто выключает его зрение.

Далее Ипполит, путаясь в длинном рединготе, бежит подсаживать Лизу в карету. Впервые по ходу книжки мы на улице! В конце 1-1-IV звучал анекдот о карете и служанке, но там действовали заочные персонажи, а в реальном времени мы попадаем на улицу в первый раз. Не видим, правда, пока ничего, не знаем даже, какая погода.

Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.

– Па-звольте, сударь, – сухо-неприятно обратился князь Андрей по-русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.

– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.

В «Русском вестнике» между этими двумя репликами князя Андрея уместилось холодное презрение в тоне и реакция Ипполита: как он отскочил и «стал извиняться и нервически перекачиваться с ноги на ногу».

Но в окончательном варианте две реплики князя стоят подряд, усугубляя контраст его отношения к глупому свету и любимому другу Пьеру, холодное презрение исчезло. Вообще, это очень любопытное сокращение, так как, наблюдая увивания Ипполита вокруг Лизы, многие читатели думают, отчего бы Андрею Ипполита как следует не щелкануть. Он и щелкал в черновиках, произносил, например, слово «дурак», а Ипполит пытался сделать вид, что эта дефиниция к нему не относится. Но и дурак вымаран.

Отчего Толстой и Болконский проявили сдержанность… Ну вот, наверное, именно от того, что сдержанность – та черта характера, которую князь Андрей в себе особо ценит, а Толстой норовит подчеркнуть. «Как ты можешь сердиться на Скотинина!» – пенял Правдин Милону в фонвизинском «Недоросле».

Пьер и Андрей добираются до дома Андрея отдельно друг от друга, в свою карету Болконские вряд ли могли взять Пьера, наверняка она была двухместная. Пьер приехал первым, прошел в кабинет Андрея и уже лежит на диване (первая сцена, в которой кто-то лежит) с «Записками Цезаря», открытыми на середине. Появляется Андрей, и друзья, быстро стряхнув с языка салонные темы, начинают обсуждать, что же будет дальше – в их жизни, а стало быть, и в романе. Быть ли Пьеру кавалергардом или дипломатом (указано, что Пьер с десятилетнего возраста десять лет воспитывался за границей, вот вернулся и отправлен отцом с деньгами в Петербург для выбора карьеры), и почему Андрей едет на войну. Пьер не понимает, как можно бить Наполеона, величайшего человека. Последние слова главы:

– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.

– Для чего? Я не знаю. Так надо. Кроме того, я иду… – Он остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!

В «Русском вестнике» диалог был много длиннее, в центре снова торчало международное положение, князь Андрей говорил о необходимости восстановления Польши, о независимости Италии, нового государства двух Бельгий и даже Цизальпинского королевства… довольно скучные темы. Автор решил так же.

б)

Друзья обретают покой в тихом кабинете. Собственно, все главы завершаются расслабляющим равновесием после конфликтов разного градуса. В 1-1-I после стычки князя Василия с Анной Павловной спорщики держат друг друга за руки «на качелях», в финале 1-1-II успокоительно жужжат веретена после легкого напряжения с Пьером, в 1-1-IV после конфликтов следовала концовка с расслабляющим анекдотом. В 1-1-III этот эффект выражен в меньшей степени, но он есть: заключительный мирный разговор между хозяйкой и князем Василием и уверенность последнего, что Анна Павловна способна воспитать Пьера-медведя.

Однако ритм повествования изменился. Пятая глава – короткая, но в ней меняется несколько локаций, сцены наполнены совершенно разными типами движения. Действие покинуло гостиную, мы ждем новой динамики.

Пятая глава – система шлюзов. Сценка на выходе из гостиной – сцена в передней – сцена на крыльце, «пустая» сцена, в которой герои за кадром едут каждый в своей карете к «одному из себя», как выразился бы иной автор той же эпохи, – все это подчеркнуто переходные ситуации.

Кабинет аристократа, где разворачивается последняя сцена главы, – финиш, но промежуточный. Переход продолжает присутствовать символически («Записки Цезаря», открытые на середине), тематически (беседы о будущем), и, собственно, в кабинете друзья задержались в ожидании перехода в столовую.