Глаз
Шрифт:
Клён заключил меня в порывистые объятия, отчего моя правая рука закачалась безвольной плетью. Да и всё тело охватило онемение, с которым мне ещё предстояло побороться, чтобы отвоевать подвижность и возможность нормально говорить, видеть, чувствовать.
— Она была мертва? Её сердце не билось! — обеспокоенно твердил чей-то чужой голос совсем рядом. — Несите её в экипаж.
Я расслышала, как тихо фыркнул Клён, поднимая меня на руки и унося прочь с пожарища. На причитания неизвестного он никак не реагировал.
— Скоро мы будем дома, — прошептал он. — Не переживай.
— А я не переживаю, —
— Верю, — любимый коснулся губами моего виска, прижимая крепче. — Только держись.
Мне хотелось рассмеяться, да вот только не могла сейчас. Горло жутко саднило, а ещё не смеются, когда так грустно. Он же понимает гораздо больше, нежели я, и знает о том, что мне, глупой пока в голову не пришло. За серебристой амальгамой кроется так много.
Напрасно я надеялась на то, что мы быстро попадём домой. Наш экипаж перехватили и заставили вернуться в замок.
— Госпожу Шальтису желает видеть Его Величество, — непререкаемым тоном оповестили нас, едва мы успели устроиться. Судя по всему, кто-то из людей из службы безопасности. Вымуштрованные агенты Хеласа — единственные, кто не испытывал перед нами никакого трепета или страха. Невзирая на то, что многие из них уже знали, кем на самом деле является мой муж.
— Она ещё слаба, — сухо отозвался Клён, и я различила в его голосе скрытую угрозу.
— Это не займёт много времени, — проговорил мужчина, явственно ощутивший то, по какому тонкому льду ходит.
— Мне уже лучше, — заверила я любимого, нежно погладив его по руке. И в самом деле, в его объятьях ко мне постепенно возвращалась чувствительность и силы. Заподозрив его в том, что он делит поровну собственную энергию, я хотела попросить этого не делать, но встретилась с серьёзным серебряным взглядом и спорить не стала.
Чувствуя неотвратимость грядущего, я только крепче прижалась к мужу, комкая в пальцах край его куртки и постепенно согреваясь его теплом. Но осознание того, что мы останемся здесь вместе до самого конца, отдавало горечью. Она разрасталась внутри, там, где с каждым ударом всё медленнее билось сердце, становясь странным болезненным теплом, не позволяющим принять этот дар с радостным спокойствием.
Его Величество Ставрий принял нас в скромном, по королевским меркам, кабинете, напрочь избавленном от нагромождения абсолютно бесполезных вещей. Зато кресел и диванов тут было предостаточно и стоять перед монархом нам не пришлось — к тому же, обстановка складывалась самая неформальная и кроме нас здесь присутствовал только Хелас. Люди из охраны остались стоять за дверями.
— Шальтиса, я рад, что ты не пострадала, — произнёс король, окинув нас внимательным взглядом. Переодеться после бала монарх не успел, и его маска лежала на столе, выделяясь ярким белым пятном на тёмной поверхности.
Я действительно хорошо держалась и даже дошла до кабинета сама, поэтому лишь сдержано улыбнулась и негромко произнесла:
— Не стоило беспокоиться, Ваше Величество.
— Я слышу иронию в твоих словах, — подметил Ставрий, однако в его тоне не было подлинного осуждения. — Шальтиса, мне доложили о том, что произошло в том доме. И искренне сожалею, что тебе пришлось пережить это в одиночку.
По лицу монарха
пробежала тень, и он перевёл взгляд на застывшего в молчании начальника службы безопасности.— Главное, что мы рассчитали всё правильно, полагаясь на ваши навыки, — произнёс он, обращаясь к нам обоим. — Помимо лже-лекаря, нам удалось выявить целую группу злоумышленников, которые должны были устроить смуту после… смерти короля. Без вас и ваших соотечественников — пиратов Ледяного Истока, сегодня нас могла бы постигнуть та же участь, что и Ирнор.
Вот значит как. Как я и предполагала, Эан не остался в стороне, несмотря на всю ту опасность, что грозила в его нынешнем положении. Впрочем, Актир никогда не смог бы стать настоящим пиратом — не его это.
Я рассеянно взглянула на собственные бледные пальцы, до побелевших костяшек сжимающие подол платья, край которого был вышит мелкими рунами, и ладонь Клёна поверх моих рук. Он не хотел, чтобы я переживала или злилась, но после сказанного тяжело было по обыкновению смолчать и вежливо улыбнуться.
— Значит, вы обо всём заранее знали, — медленно проговорила я, не поднимая взгляда и продолжая изучать с тщанием и любовью созданную вышивку. Ива как чувствовала, вплела в вязь защиту от огня, благодаря чему ни я ни само платье совершенно ни капли не пострадало. Эта мысль грела меня и одновременно вызывала беспокойство. Как она справится теперь, кем станет?
— Мы не знали, насколько он близко подобрался к нам и откуда ожидать удара. Но пришлось подстраховаться и обеспечить безопасность сразу по нескольким фронтам, — медленно проговорил Хелас, словно подбирая слова. Затем он устало потёр переносицу и отложил в сторону трубку. — Пришлось пойти на сделку с пиратами и расширить агентурную сеть.
— Хорошо подстраховались, — зло усмехнулась я в то время, когда на самом деле меня душила бессильная обида, и требовали выхода негативные эмоции. — Он подобрался просто ближе некуда, стал вашим новым лекарем. И можете не говорить мне о том, что никто не пострадал. Некоторым просто повезло немного больше.
— Тиса, — позвал меня Клён и несильно сжал мои руки, заставляя опомниться. — На самом деле этим руководила Магдаль.
Моё удивление было мимолётным. Я знала о том, что ведьма ведёт какую-то свою игру. Из-за чего не всегда с уверенностью могла сказать о том, что она полностью на нашей стороне, и бесконечно сомневалась. Теперь же, я понимала, что предавать она не собиралась, но правда которую она недоговаривала была горькой лишь для моего прежнего восприятия.
— Прошу прощения, — я натянуто улыбнулась. — Всё сложилось наилучшим образом и, на самом деле, я чрезвычайно рада этому.
— И ты приняла в этом важное участие, — добавил король. — Я собираюсь официально вынести тебе благодарность за подвиги.
О, нет… отправляться сейчас ещё на какую-то там церемонию вынесения благодарностей я не хотела. Всё, что мне нужно сейчас это отдых и близость Клёна. Хочется просто быть рядом и слушать, как бьётся его сердце, ведь моё собственное уже едва-едва выдерживало даже самый спокойный ритм. Сколько делает оно ударов — один, два, за целую вечность молчания? Ощущать это в такой степени неприятно, что хочется заглушить, отвлекаться на что-нибудь другое до последнего.